Александр Золототрубов - Опальный адмирал Страница 112

Николай Герасимович прошелся по кабинету, потрогал рукой затылок. У него с утра болела голова, наверное, от нервотрепки повысилось давление. Надо бы сходить к врачу, но это потом, после беседы со своими заместителями. Он поднял трубку прямой связи с начальником Главморштаба.

— Владимир Антонович, жду вас. По пути пригласите Галлера, он сейчас в минно-торпедном управлении.

В кабинет вошел начальник Главпура ВМФ генерал Рогов. Кузнецов сообщил ему о конференции глав государств антигитлеровской коалиции. В Ялту приедут Черчилль, Рузвельт, министры иностранных дел.

— Нашу делегацию возглавит Иосиф Виссарионович. Я тоже включен в ее состав. Мне приказано уже сейчас отправиться в Севастополь. Повидаюсь с Октябрьским и поеду в Ялту. Верховный поручил мне ответственное дело, и нужно его выполнить как можно лучше. Сам понимаешь, союзники приедут, один Черчилль чего стоит. Ну что, все собрались? — Кузнецов встал из-за стола. — Товарищи, я передам вам важную информацию…

Кузнецов в конце января прибыл в Севастополь. Едва вышел из самолета, как встретивший его генерал Жаворонков доложил, что аэродром готов для приема гостей из-за океана.

— Вы были у Октябрьского, как он себя чувствует? — спросил Николай Герасимович.

— Поправляется, — ответил Жаворонков. — Очень сожалеет, что не сможет принять участие в работе Ялтинской конференции. Хотелось ему увидеть и Черчилля, и Рузвельта.

На машине подъехал адмирал Басистый.

— Я сейчас поеду в Ялту, там меня ждет генерал армии Антонов, — сказал Николай Герасимович адмиралу. — Вы тоже поедете со мной вместе с Жаворонковым.

Байдарские ворота остались позади, и машина пошла вниз по узкой дороге, петлявшей вдоль моря. Оно было серо-базальтовым, волны глухо накатывались на скалистый берег. Небо высокое и синее-синее, как у художников на картинах.

— Знаешь, Семен Федорович, мне даже не верится, что совсем недавно здесь был враг и наши партизаны ходили тут скалистыми тропами, — промолвил Кузнецов, вспомнив недавние бои, разгоревшиеся во время освобождения Крыма. — И людей мы немало здесь потеряли…

Приехали в Ялту перед обедом. В Ливадийском дворце, где шла подготовка к приему гостей, Антонов отдавал последние распоряжения.

Глава пятая

Февраль выдался в Севастополе солнечным, хотя изредка в небе появлялись тучи и шел дождь. Море — холмистое от стылого ветра, но без пенистых барашков, которые обычно возникают во время шторма. Горластые белогрудые мартыны и пискливые чайки, предчувствуя наступление весны, с гомоном носились над притихшей бухтой. Адмирал флота Кузнецов стоял на Приморском бульваре и задумчиво смотрел в сторону Константиновского равелина, где корабли тралили вход в Севастопольскую гавань. Он вдруг вспомнил, как в тридцать шестом уезжал с крейсера «Червона Украина» в Москву, там его принял нарком обороны Клим Ворошилов, а на другой день он уехал в мятежную Испанию… Да, как быстро бежит время! Там, в Испании, он сражался против франкистов, здесь идет сражение с гитлеровцами. Но скоро, уже скоро грянет долгожданная победа…

Мысли Николая Герасимовича перескочили на генерала армии Антонова.

— Я жду вас в Ялте к часу дня, — сказал он накануне наркому ВМФ и добавил: — Сегодня в Крым приезжает Верховный, и мы наверняка будем ему нужны.

«Уже одиннадцать, пора ехать», — грустно подумал Кузнецов. Он полагал, что Верховный прилетит в Севастополь на самолете, однако Сталин и Молотов прибыли специальным поездом. На машинах оба направились в Кореиз, в Юсуповский дворец. Вечером туда были приглашены генерал армии Антонов и адмирал флота Кузнецов. В основном докладывал Антонов как старший среди военных; он заявил, что к приему гостей союзных держав все готово. Сталин вопросов ему не задавал, а вот Кузнецова еще раз предупредил, чтобы моряки обеспечили полную безопасность союзных кораблей.

— Завтра прилетают союзники, и времени у нас в обрез, — сказал Молотов, глядя на генерала армии Антонова. — Если что не сделали — торопитесь!..

Первым приземлился четырехмоторный самолет «Си-54», и едва открылась кабина, как на трапе появился Черчилль. На нем было черное драповое пальто, на голове — такая же фуражка с черным блестящим козырьком. Спускался он по трапу медленно, словно боялся, что упадет, следом за ним шла молодая женщина в военной форме. (Позже Кузнецов узнал, что это дочь Черчилля Сара, ей тридцать один год, она замужем. Сара упросила отца взять ее с собой: «Хочу увидеть русских моряков, которые так храбро защищали Севастополь!»)

Черчилль, вскинув голову, обошел строй почетного караула. Видимо, советские бойцы произвели на него благоприятное впечатление — он улыбнулся, а начальнику караула пожал руку. Однако в Ялту в отведенную ему резиденцию в Воронцовском дворце он не поехал, а расположился в палатке и, как говорил Кузнецов, «с явным удовольствием угощался русской водкой и икрой».

— Я желаю встретить моего коллегу Рузвельта, — произнес Черчилль, — а затем вместе с ним уедем в Ялту. — Он подозвал к себе дочь. — Сара, водка тебе вредна, а вот икру поешь, очень вкусная!

Сара смутилась, глядя на русских моряков, накрывавших на стол.

— Ты ешь, отец, я потом… — И она стала что-то писать в своем блокноте.

Над аэродромом раздался мощный рев двигателей. Кузнецов вышел из палатки — на посадку шел американский лайнер с президентом США на борту. Черчилль стоял рядом с Молотовым. Сняв фуражку, он сказал:

— Франклин очень болен… Видите, с помощью специального лифта-кабины Рузвельта спускают на землю.

Когда переводчик перевел эти слова Черчилля, Молотов ответил:

— Я весьма сожалею, что наш друг Рузвельт так страдает.

Тем временем два негра перенесли Рузвельта в его «Виллис».

И вот машина медленно двинулась вдоль строя почетного караула. У президента было бледное лицо, казалось, в нем не было ни кровинки.

Сталин находился в Ялте, но гостей не встречал, перепоручив это Молотову. Перед приездом союзников он сказал Кузнецову, чтобы тот установил контакт с английским адмиралом флота Каннингхэмом.

— Поговорите с ним о конвоях в Мурманск и Архангельск. А с главнокомандующим американским флотом адмиралом флота Кингом вам придется решать вопрос о кораблях для Тихоокеанского флота. Будьте с ними позубастей…

О Кинге Эрнесте Джозефе Кузнецов знал уже немало. С 1941 года он командовал Атлантическим флотом, а с 1942 года стал главнокомандующим ВМС и одновременно начальником морских операций Главного морского штаба. В ходе войны по настоянию Кинга было отдано предпочтение ускоренному строительству авианосцев вместо линкоров. Английскому адмиралу флота Каннингхэму, прилетевшему вместе с Черчиллем, Кузнецов представил своих коллег из Главморштаба, пригласил в палатку, где накрыли на стол. Каннингхэм — среднего роста, худощавый, с серыми округлыми глазами и овальным подбородком — производил впечатление человека сдержанного, малоулыбчивого. Он сказал Кузнецову, что рад был с ним познакомиться, так как много слышал от своих коллег, побывавших в Москве, о «мужественном адмирале флота, чьи корабли проявляют невиданную стойкость в схватке с нацистами». И вообще, добавил английский адмирал флота, «советским морякам можно довериться в дружбе».

— Благодарю вас, господин Каннингхэм, за добрые слова в адрес советского Военно-морского флота. — Кузнецов тепло пожал ему руку. — Заочно я давно знаком с вами, еще когда к нам пошел из Англии первый конвой с техникой и оружием. Правда, однажды вы меня огорчили…

— Каким образом? — вскинул брови Каннингхэм. Он даже слегка покраснел.

— Я имею в виду действия английского флота по охране семнадцатого конвоя. Тогда ваш коллега адмирал Паунд бросил транспорты конвоя на произвол судьбы.

— Смею вас уверить, сэр Кузнецов, что морское адмиралтейство не хотело трагедии с семнадцатым конвоем, но законы войны неумолимы: сегодня у нас победа, а завтра мы можем проиграть сражение!

«Не признал своей вины», — отметил про себя Николай Герасимович.

— У всех нас, господа, одна святая задача — разбить фашистскую Германию, — весело произнес Кузнецов, когда налил гостям рюмки. — Выпьем за нашу победу!

Выпить за дружбу предложил Кинг, и он не мог ему отказать.

— За это грешно не выпить, — улыбнулся Антонов, когда Кузнецов рассказал ему о своей беседе с адмиралами.

Открытие конференции состоялось 4 февраля. На первом заседании делегаций в Ливадийском дворце обстановку на советско-германском фронте доложил генерал армии Антонов, то и дело обращаясь к оперативной карте. Черчилль и Рузвельт внимательно слушали.

— Полоса наступления Красной Армии протянулась более чем на семьсот километров, — подчеркнул Антонов. — От Немана до Карпат. Одновременно наступают войска трех фронтов — Первого и Второго Белорусского и Первого Украинского. Сила ударов наших армий, господа, весьма ощутима…