Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга и дары Золотого царства Страница 12

Мужчин в ее роду и сейчас немало, но вот сын всего один. Нынешний русский князь не мог себе позволить неудачи. В память Олега Вещего, Эймунда, Ингвара, ради Святослава она, Эльга, была полна решимости найти иной путь к будущим победам.

– Вот потому мы и здесь сегодня, – Мистина накрыл ладонью ее руку, лежащую на борту лодьи.

Княгиня приготовилась к долгому ожиданию, но Аудун вернулся с Иерона довольно скоро и привел с собой служителей заставы. Грекам выдали шесть лодий, где уже приготовили в уплату десятую часть всех товаров, а потом повели осматривать обоз: что все без обману. Нет, это не товар, это дары, которые княгиня везет для василевсов. И это тоже. Нет, в грамоте от князя Святослава указаны шестьдесят две лодьи, а эти двенадцать – личное имущество княгини. Что? Это у кого княгиня русская должна брать грамоту о своем личном имуществе? Хорошо, тогда пишите грамоту, что десятую часть василевсовых даров забрали на Иероне – наверное, Константин и Роман поймут. В самом деле, какая разница, если коммеркий поступает в царскую казну?

Наконец от них отвязались, и обоз получил разрешение двигаться дальше.

– Это мы сегодня еще быстро управились – ради уважения к княгине, должно быть, греки скоро унялись! – говорил повеселевший Аудун. – Теперь как к стенам подойдем, встанем в Боспории, отправим к логофету дрома гонца. Он пришлет подручных, те выяснят, что мы за люди, грамоты проверят, тогда нам дадут разрешение к Маманту идти, а вам скажут, куда пристать.

– Вот только не говори мне, что эти, – Мистина через плечо показал на заставу, – еще не отправили своего гонца.

– Как водится! А всяк свой порядок соблюдай.

Под водительством греческого кормчего, через Босфор на юг шли почти весь остаток дня. Зеленые гористые берега его были густо заселены, везде мелькали селения, строения, монастыри. Впервые, еще в Болгарском царстве увидев монастырь, Эльга пришла в недоумение: это что? Вроде бы гора, но с очень ровными склонами, округлыми вершинами, а в них оконца. Как это могут быть дома? Для людей ростом с бортевую сосну? Везде буйно цвели розовыми метелками какие-то незнакомые кусты, карабкаясь по беловатым каменистым скатам.

Незадолго до прибытия Эльге показали пристань «Маманты» – подворья, где всегда останавливались купцы-русы. На берегу Босфора по правую руку, оно находилось севернее самого Константинополя, и путь к городу лежал мимо него.

– А разве нельзя сразу там пристать? – удивилась она.

– Нет, сначала нужно от царевых мужей разрешение получить, – объяснил Аудун. – А там уж и к Мамушке нашей!

Но когда показался сам Новый Рим, все впервые его видевшие даже притихли. Дух занимался от этого зрелища: прямо из синей воды вырастали высоченные кирпичные стены, за ними на склоне горы пышно зеленели сады. Виднелись кровли строений, а выше всего, на вершине – круглый сияющий купол, похожий на солнце. Они сперва подумали, что там и живет василевс, но ошиблись: там жил Бог. Это оказался главный столичный храм – Святая София. Выше его, как отсюда, с пролива, казалось, оставалось только небо, но все пространство между водой и солнечной кровлей Софии было густо занято камнем и зеленью. Бросались в глаза какие-то отдельно стоящие деревья без ветвей и с обрубленной вершиной. Аудун сказал, это каменные столпы, поставленные ради славы, но Эльга все равно не поняла, что за столпы. Если их видно из такой дали, какие же они на самом деле? Таких столпов не бывает, не может быть!

И русам хватило времени, чтобы всем этим полюбоваться. Еще у границы Болгарского царства, в первом греческом городе Месемврии, посольство княгини встретили царевы мужи-василики: поднесли подарки, передали приветствия и сопроводили в дальнейшем пути. Поэтому Эльга знала: василевс осведомлен о ее прибытии и ждет гостью. Теперь василики сошли на причал гавани Боспорий, ближайшей к оконечности мыса, и отправились к логофету дрома за разрешением для гостей на высадку. А что разрешение требовалось, красноречиво подтверждал вид стражи в пластинчатых доспехах и шлемах, выстроившейся на причале напротив русских лодий. Высадиться же где-то помимо причала было невозможно: каменные стены уходили вокруг мыса во все стороны, сколько хватал глаз. Здесь вовсе не имелось земли для тех, кто приехал без позволения хозяев.

Сердце обрывалось при виде этих стен – выложенных из камня, высотой до неба, с зубчатым краем, с мощными башнями. Башни напоминали горы, обтесанные исполинским топором до квадратного бруса с ровными стенками. Ворота в стенах, особенно издалека, казались мышиными норками. Смотреть было страшно: чем ближе к стенам подходили лодьи, чем выше те становились, пока не нависли над головами. Теперь и не разглядеть: что там, за ними? Лишь виднелись позади какие-то еще более высокие стены, выложенные из полос красного кирпича и белого раствора вперемежку. Причем с дверями не только снизу, а на всю высоту – проемами в полный человеческий рост, под полукруглыми пестрыми сводами, выложенными из чередующихся красных и белых плит. Аудун сказал, что это окна, но Эльга взглянула на него недоверчиво. Окна по всей стене и в человеческий рост? От потрясения тянуло закрыть рот рукой – взор, привыкший к просторам полей и моря, не растягивался настолько, чтобы охватить столь великое творение человеческих рук.

Человеческих ли? Тогда ей впервые пришло в голову сомнение: да люди ли сделали это все? Или им подарил это Бог – тот самый, которого христиане называют Творцом неба, земли и всего сущего на ней? Русские лодьи, зажатые между морем и этим недружелюбным каменным царством, казались маленькими и хрупкими. От такого множества камня становилось не по себе.

– Что это за обычай – гостей стражей встречать? – возмущалась Эльга, стараясь скрыть свое смятение. – Уж сколько к ним гонцов послали! Спят там эти цесари, что ли?

– Давайте покричим! – усмехнулся Мистина.

– Или споем, – предложил Стейнкиль. – Я такие песни знаю – мертвого подымут!

– Боятся нас! – смеялись послы. – После Вещего до сих пор, видать, от слова «русы» коленки у них дрожат!

– Да каждый год сюда ходим, оно всегда так! – успокаивали купцы. – С грамотой, с печатью, все как уговорено. Но пока не придет ихний царев муж и грамоты не проверит – никому на берег ходу нет. Бывает, по три-четыре дня на лодьях живем. Потом пересчитают нас, по именам с грамотой сличат, товар осмотрят – тогда дадут путь на подворье.

– Как – на лодьях живете по три дня?

– Как обыкновенно, – развел руками дородный Аудун. – Одни сторожат, другие спят на мешках.

– А поесть?

– Греки на лодочках подходят, продают кое-чего. Да припас еще имеется.

Хлеб, сыр и вяленое мясо из дорожных припасов, возобновляемых по пути, еще не кончились, но требовалась пресная вода. Женщины жаловались: все проголодались, а также ощущали иные потребности, справить кои на лодье или на каменном причале, на глазах у всего света белого, было никак невозможно. Мужчинам в этом отношении куда проще.

Аудун же подал мысль отойти на другой берег Босфора и отыскать приют для княгини в городке Халкедоне, но Эльга не соглашалась. Ей, наследнице Вещего, убираться прочь или ночевать под воротами, будто побирушка, которую богатые хозяева не пускают в дом! Но она понимала, что Аудун прав: если их не пустят в город до ночи, то лучше найти пристанище сейчас, пока не стемнело. Не спать же в самом деле на лодье! Ей не раз случалось ночевать в шатре, но здесь, между морем и каменными стенами, за которыми расстилался огромный и совершенно непонятный ей мир, она чувствовала себя уж очень тревожно и неуютно. Выслав стражу на причал, этот мир больше никак не давал понять, что вообще заметил ее появление. Ее, княгиню русскую! Да что эти греки о себе возомнили! Будто к ним каждый день такие являются!

Около сотни русских лодий протянулись чуть ли не через всю гавань, но и без них там хватало кораблей всякого размера и вида. Смуглые люди таращились на русов с лодок и с берега, показывали пальцами, перекрикивались на непонятных языках. Дивились на киевскую княгиню, которую василевс не пускает не то что в дом – даже в свою страну. Тихо кипя от негодования, Эльга оглядывала длиннющие стены, выискивая взглядом те ворота, на которых Вещий повесил свой щит. Видно, забыли греки тот урок, если смеют так обращаться с племянницей Олега!

И теперь она в душе еще сильнее восхитилась отвагой и удачливостью своего прославленного родича. Ведь он с дружиной пришел на таких же лодьях, не больше. И она, Эльга, ума не приложила бы, что можно со скутаров поделать против этих стен. Поневоле на колеса их поставишь, лишь бы сделать что-нибудь! Она даже спросила Аудуна, где те ворота, и он показал налево: они с другой, южной стороны мыса, отсюда не видно.

– Греки что, думают, будто я приехала с ними воевать? – возмущалась она. – Приняли нас за нашествие? Испугались женщины?