Булат Жандарбеков - Томирис Страница 12

И снова брел по бескрайней степи одинокий путник.

Спаргапис при всем своем самообладании был просто поражен неожиданным появлением Фарзана. Как всегда прекрасно осведомленный о том, что делается в массагетских кочевьях, он, конечно, знал о бродячей жизни своего невольного тестя, но никогда и, не предполагал, что пути-дороги заведут этого сумасшедшего сюда, к хаомоваргам. О Скилуре, находившемся у Спаргаписа, и говорить нечего, он буквально обомлел при виде своего отца. Самые разнообразные чувства причудливо сплелись в его душе: удивление, страхи, радость. Фарзан, словно не замечая, а может быть, и на самом деле не видя сына, молча смотрел на Спаргаписа. Спаргапис был, как известно, далеко не робкого десятка, но от пристального взгляда безумных глаз у него мороз пошел по коже. Даже самый мужественный человек при встрече с сумасшедшим чувствует себя не в себе.

Фарзан хрипло спросил:

— Где дочь?

Спаргапис машинально кивнул на подвешенную к потолку люльку, в которой спала Томирис. Когда Фарзан подошел к люльке, встревоженный Спаргапис невольно привстал с места, но тесть долго и внимательно всматривался в дитя, а затем сказал:

— Это не моя дочь. Где ты спрятал мою дочь?

Скилур самоотверженно ухаживал за отцом, который третировал его, плевал ему в лицо. Сын мужественно переносил все обиды. Так Спаргапис, Скилур и Фарзан жили втроем в тревожной гнетущей обстановке.

Спаргапис все же сурово спросил у верного Сохбора, почему без предупреждения пропустили старика к нему и взыскал ли он с разгильдяев из личной охраны. Сохбор лишь виновато развел руками: не осмелились, да и не хотели ни хаомоварги, а тем более массагеты применить насилие к вождю абиев, да еще и тронутому умом, поэтому Фарзан беспрепятственно прошел к Спаргапису.

Однажды Спаргапис проснулся в тревоге (он эти дни вообще спал вполглаза), и не напрасно — он увидел склонившегося над люлькой со спящей Томирис старика-тестя. Фарзан смотрел на ребенка страшными глазами. Спаргапис схватился за акинак. Старик вдруг вскинул руки со сжатыми кулаками и завопил:

— Будь ты проклята, погубительница моей дочери! Да не будет тебе счастья в жизни!

После жуткой ночи Спаргапис уже не мог терпеть в своем оме Фарзана, от которого исходила такая опасность его боговоримой дочери. Одна только мысль, что с дочерью может -нибудь случиться, приводила его в трепет. Спаргапис, попавший без всяких колебаний на смерть тысячи людей, терялся и бледнел, стоило Томирис хотя бы кашлянуть. — Я убью его, если он еще раз подойдет к моей дочери! — сказал он прямо Скилуру. — И пусть в степи говорят обо мне, что я отцеубийца — мне все равно. Жизнь без Томирис будет для меня конченой. Лучше увези его — видеть его не могу! Скилур стал собираться в дорогу. Фарзан безропотно подчинился. Он вообще переменился после той ужасной ночи, словно со страшными проклятиями ребенку, выплеснул из себя все человеческие чувства. Это было существо в человеческом обличье с опустошенным нутром. Он больше не плевал Скилуру в лицо, когда тот кормил его с рук, потому что даже желание есть и прежняя ненасытность исчезли в нем. Он часами сидел на одном месте, уставившись потухшими глазами в одну точку, и не отвечал никому.

Когда Скилур с Фарзаном уехали, Спаргапис наконец-то вздохнул свободно.

Родовые старейшины племени абиев с показным почетом встретили Фарзана и с вежливым равнодушием — Скилура. Этим они старались подчеркнуть, что прежние условия остаются в силе и Скияур не является законным наследником своего отца, и его присутствие терпимо, поскольку он приехал с вождем племени. Но Скилура такое отношение мало занимало, все его внимание было уделено отцу. Он нянчился с ним, как с малым ребенком, продолжая кормить его с рук, убирая за ним и ухаживая. Такая самоотверженность понравилась рядовым членам племени абиев. Их отношение к Скилуру стало более сердечным.

А Фарзая все более и более превращался в живой труп.

Едва Томирис встала на ножки, Спаргапис вновь появился в кочевой степи. Как и следовало ожидать, великаны-аланы одолели-таки храбрых и многочисленных тохаров, а Спаргапис, верный своему принципу — бить по слабейшему — обрушился на тохаров, завершая их полный разгром.

В самый разгар веселья, когда могучий Батразд громоподобным хохотом встречал хвастливые рассказы своих воинов, без зазрения совести преувеличивающих свои подвиги, появился Спаргапис с малой свитой. Батразд был сильно изумлен: "Вотон, неуловимый хитрец, сам, как глупыйбаран, попался в руки!!!"

Аланы настороженно глядели на нахального пришельца и все оглядывались на своего вождя, ожидая приказ: "Схватить! Изрубить на мелкие кусочки" Теперь вся степь знала, что после победы над тохарами Батразду осталось сделать только полшага, чтобы взойти на сакский престол. А этим маленьким препятствием, этим "полушагом" являлся... Спаргапис! Что бы там ни говорили о нем, ни ведь в его жилах теяет благородная кровь царского рода, его деда — Ишпакая, избранного всеми сакскими племенами на царский трон; в права этого ничтожного "царька"— Спаргаписа и были главным препятствием для Батразда.

Страсти клокотали в груди вождя аланов, ум за разум заходил от роя сумбурных мыслей:" Вот он — вожделенный миг! Сам пришел! Вонзить в грудь этому ничтожному и проклятому сопернику акинак, и... Я ЦАРЬ!!!"

— Я пришел к вам в гости, аланы!— негромко сказал Спаргапис, но эти слова прогремели как гром.

Разом отдернулись руки аланов от рукояток ножей и акинаков, как от раскаленных. До сознания Батразда не сразу дошли сквозь туман мыслей слова Спаргаписа, а когда дошли. Он понял, что не может сейчас убить этого выродка. Если он сделает это, то никогда ему не бывать царем кочевников, а может быть, и вождем аланов. Он откинулся назад и, с трудом сдерживая свои истинные чувства, глухим от ярости голосом сказал:

— Ты наш гость, славный Спаргапис. Проходи на почетное место,— и, не удержавшись, не без яда добавил: — Это ничего, что ты пришел на пир без подарка, сам твой приход дар для нас.

— Смешно было бы мне состязатьсяс тобой в богатстве, высокородный Батразд. Ты несметно богат, а я беден. Но я пришел не с пустыми руками, — прими мой дар, вождь аланов!

С этими словами Спаргапис развернул большой платок и, взяв за волосы, бросил к. ногам Батразда отрубленную голову. Аланы не смогли сдержать радости — ведь к ногам их вождя упала голова Сармака — знаменитого богатыря тохаров, которого не смог одолеть в поединке сам Батразд, и, когда стихия боя разметала противников в разные стороны, вождь аланов явно не искал больше встречи со своим поединщиком.

— Ты видишь, царственный Батразд, что я не снял даже скальпа с головы Сармака, чтобы доставить тебе удовольствие самому это сделать и повесить это славное украшение на уздечку твоего коня. Соблаговоли принять этот дар от преданного тебе Спаргаписа.

- Это бы неотразимый удар. Батразд никак не мог прийти в Себя — впервые его прямо называли "царственным", и кто?!! "Царственный Батразд"... Ах, сладкоречивая змея!.. "Собла-говоли принять этот дар от преданного тебе Спаргаписа"…Ох, искуситель!»

Это был обдуманный шаг. Прошли годы с тех пор, как он начал борьбу за царскую корону, а чего добился? Как был бродячим разбойником, так им и остался. У него не было даже своего пристанища, и он был вынужден каждый раз после неудач уходить в соседние земли. У него не было, самое главное, постоянной боевой дружины, если не считать нескольких сотен преданных ему людей, деливших с ним и радости, и горести, остальные — сброд, собиравшийся под его бунчуки в дни удач и покидавший его после поражений. Сейчас хозяин степи Батразд. Разве по силам с ним тягаться сейчас Спаргапису? Нет! Батразд, чья родословная восходит до самого прародителя аланов, опирается на грозную мощь племени великанов, а что может противопоставить этому он, Спаргапис, давно утерявший связи с племенем, из которого вышли его предки? Только зыбкие права на трон, над которыми потешается вся степь. Этого мало, очень мало, если хочешь действительно стать настоящим царем. Необходима сила, а ее у него нет. Сила есть у Батразда. Хорошо! Зато у Спаргаписа острый ум, и он должен заставить силу Батразда служить ему, Спаргапису, а не Батразду. И только так!

Спаргапис остался у Батразда. Сумел-таки обворожить сурового воина хитрец. Батразд полюбил его и привязался к нему всей душой. Об их дружбе ходили легенды по степи. Говорили, что кровные побратимы (да, и до этого дошло) ни жить, ни дышать друг без друга не могут. Долго они старались не касаться одной щекотливой темы, но однажды Спаргапис решил, что час настал! Он прямо предложил Батразду стать царем. У Батразда перехватило дыхание, но он нашел в себе силы отказаться и, в свою очередь, из вежливости предложил корону Спаргапису. Спаргапис все отлично понял. Он грустно улыбнулся и перевел разговор на другую тему, а Батразд дрожал от нетерпения и плохо понимал, о чем ведет с ним речь его закадычный друг. Это было все равно, что показать голодной собаке сочный кусок мяса, а затем спрятать его. Но Спаргапис понимал, что повтори он свое предложение, и Батразд немедленно согласится. Надо было дать остыть нетерпеливому "другу".