Вера Морозова - Женщины революции Страница 12

Немалый путь прошла она в эту звёздную лунную ночь. Обычно её к «лесным братьям» сопровождал Володя Урасов. Но теперь пришлось идти одной. Шла и вздрагивала от неясных звуков и вскриков ночных птиц. Временами останавливалась: в синей мгле ей слышались осторожные шаги.

Наконец лес начал редеть. Вот и пустырь артиллерийского полигона. Оврагом пробралась на закованную льдом Гайву. И опять стеною встал лес. Теперь главное — не пропустить малинник. Только заметить его под снегом не так-то просто. Девушка поднялась на холм и принялась разыскивать тропку, запорошенную снегом, тропку, что ведёт к землянке «лесных братьев». «Эх, если бы рядом был Володя!» — Клавдия вздохнула. А на Александра Ивановича больно смотреть — так изменился за эти дни. Клавдия встретила его на Вознесенской — шёл с передачей к сыну в тюрьму.

Сразу же после ареста Володи в городском театре на Большую Ямскую, где жили Урасовы, нагрянула полиция. Нашли оружие. Составили протокол, а на ночь оставили засаду — троих полицейских. Один из них взял с этажерки коробку с папиросами. Папиросы? Откуда? Вот эти-то папиросы и озадачили Александра Ивановича. Он вопросительно посмотрел на Клавдию.

— Не волнуйтесь, Александр Иванович! Не курит Володя… Здесь хитрость одна.

Александр Иванович словно успокоился, приподнял ушанку и пошёл к тюрьме. А Клавдия долго смотрела ему вслед. Папироски эти она приносила Володе, и были они особенными. В табак подмешивалось снотворное; она тайком доставала его в Александровской больнице.

Возьмёт Володя пачку папирос и пойдёт с боевиками ночью по глухим переулкам угощать постовых. Заведёт вначале разговор, а потом уж и папироску предложит. Выкурит полицейский такую папироску и через полчаса заснёт. А Володя, притаившись в стороне, ждёт этой минуты. Тихонько, на цыпочках подойдёт и острым ножом обрежет «смит-вессон». Оружия у боевиков мало…

Тяжело взмахнув крыльями, взлетела с ели сова. Хрустнула сухая ветка, и Клавдия заметила дрожащую тень, похожую на медведя.

— Кто здесь? — не выдержала она, выхватив пистолет из кармана.

На залитую лунным светом поляну вышел человек в овчинном полушубке и больших валяных сапогах.

— Лбов! — воскликнула Клавдия и бросилась навстречу.

— Клавдичка! — радостно отозвался мужчина и крепко расцеловал девушку. — Почему одна по ночам разгуливаешь? Где Володька-то?

Клавдия опустила голову.

— Молчишь… Взяли Володьку? Да? — проговорил Лбов. — Может, что похуже? Говори же, ради бога!

— Арестовали. В театре. Листовки разбрасывали…

— Н-да… Хороший парень. Вот сволочи! — И спохватился: — Замёрзла небось, да и страху, поди, натерпелась. Идём, идём!

Землянка едва виднелась среди сугробов. Лбов обломил ветку, замёл следы. Неторопливо открыл маленькую дверцу, пропустил девушку.

Внутри землянка оказалась просторной: грубо сколоченный стол, длинная скамья. Горела оплывшая свеча в железной кружке. Вдоль бревенчатых стен тянулись нары.

Когда они вошли, из-под овчинных полушубков показались лохматые головы.

— А, Клавдичка! Клавдичка пришла!

Клавдия узнала голос Вани Питерского. Он присоединился к отряду недавно, после разгрома патронной мастерской на Охте, в Петербурге. Вот его и прозвали Питерским.

Огромные тени заходили по стенам, к столу стали подсаживаться «лесные братья». Все они были дружинниками и в декабрьские дни 1905 года геройски сражались на баррикадах в Мотовилихе. А Лбов командовал боевиками на Висиме, когда солдаты и казаки шли на штурм баррикады. Баррикада на Висиме оказалась последней, которую заставили замолчать.

До восстания Лбов работал на мотовилихинском заводе, куда поступил сразу же, как только вернулся с военной службы.

— Отслужил царю, — приговаривал на баррикаде Лбов, целясь из маузера в карателей, — теперь и рабочему классу послужить надобно.

В декабрьские дни 1905 года пермские власти объявили Лбова вне закона, за поимку обещали крупную награду. Но народ оберегал его.

После поражения революции Лбов не захотел сложить оружия, как не захотел и признать поражения. Укрылся в лесу. Вместе с ним укрылись боевики, за которыми числились убийства царских чиновников и жандармов. Так возникли в лесах близ Перми «лесные братья», объявленные государственными преступниками; все они подлежали смертной казни в случае поимки.

Но «лесные братья» не прекратили борьбы. Баррикада передвинулась в лес. Совсем недавно к «лесным братьям» присоединились питерские боевики. Отряд разросся, окреп.

Пермский комитет собирал деньги среди рабочих, помогал «лесным братьям». Клавдия держала связь между «лесными братьями» и комитетом.

— Как живы-здоровы, товарищи? — радуясь встрече спросила девушка.

Лбов грузно опустился на скамью. Рослый и широкоплечий, он невольно сутулился за низким столом. Иссиня-чёрные волосы лежали крупными волнами на плечах, жгучая чёрная борода делала его похожим на Пугачёва. «Могутный человек, право же, — подумала Клавдия, глядя на него. — Могутный!»

— Жалко Володьку… Помню, как-то мы пригласили его на явку в Старую Слободку, начали требовать динамит и винтовки. Знали, что у него в тайнике хранятся. — Лбов погладил пышную бороду. — Посмотрел я на него — паренёк безусый. А паренёк-то динамит не отдал… «Без решения комитета не могу!» Всего лишь и сказал. Как отрезал. И баста! Я его ещё тогда похвалил: " Молодец, парень, дисциплинку чувствуешь…» Эх, Володька… — Лбов грохнул по столу кулаком. — Как я ненавижу этих сатрапов!

Клавдия достала пакет, заколотый английской булавкой.

— Вот деньги от комитета. Держи, Александр Михайлович. Это вам Богомаз передал вместе с приветом. А это гостинцы. — Клавдия отвела глаза: гостинцы-то были от неё. — Здесь сушки, домашнее печенье… А теперь получайте письма.

Лбов зажёг ещё одну свечу, поставил в железную кружку. Землянка сразу раздвинулась, стала больше и просторнее. Письма расхватали мгновенно.

— Ну, Клавдичка, выкладывай новости. Да смотри, чтобы хорошие, — сказал Лбов, заметно повеселевший после весточки из дому.

Клавдия улыбнулась. Знала, как жадно ждут «лесные братья» рассказов о городе, о делах в комитете, как стосковались они о близких, как дорого им каждое слово.

— Хороших мало… Виделась в тюрьме с Михалычем воскресным днём. Похудел… В Николаевские роты его переводят…

Все хорошо знали Свердлова: не раз приходили из чащобы в Мотовилиху послушать Михалыча. В землянке стало тихо. Лбов гневно тряхнул чёрной гривой.

— Почему не отбили? — в упор глядя на Клавдию, сурово спросил он, и лицо его передёрнулось.

— Не отбили. Суда ещё не было, серьёзных улик пока нет. А неудачным побегом можно дело испортить…

— Бежать ему надо. Бежать! А мы поможем, — настойчиво продолжал Лбов. — Михалыч смелый, а для побега главное — смелость… Все эти фараоны дрожат, когда видят настоящего человека… Помню, как-то зашли мы с товарищем в Мотовилиху. Вечерело. Идём по улице, а товарищу моему страсть как курить захотелось. Пошарил в кармане — спичек нет. Огляделся — на посту полицейский. Подошёл и спросил: «Дай прикурить!..» А у того аж руки задрожали. Узнал, сволочь! — довольно басил Лбов, морща высокий лоб. — Ну, закурил дружок, и мы пошли вразвалочку. Знаю, стрелять не станет. Рука от страха не поднимется…

— Обожди, Александр Михайлович, — перебила его Клавдия. — Дело есть серьёзное… Троим нашим товарищам смертная казнь грозит… Михалыч поручил организовать побег. Но почти все дружинники в городе арестованы. Вот и наш Володя… Плохо, что при обыске оружие нашли. Я тут вам листовку принесла — её-то и распространяли в театре. — И Клавдия положила на стол папиросный листок.

— За что же товарищей пеньковая верёвка ждёт? — прервал её Стольников, натягивая на плечо полушубок.

Стольникова Клавдия уважала. Был он правой рукой Лбова, другом и советчиком. Лбов любил его, как брата, за отвагу и щедрое сердце. Она посмотрела в широко раскрытые голубые глаза Стольникова и начала самую трудную часть разговора:

— Трофимов с товарищами шёл на экспроприацию: в лесах под Пермью напали на конвой, который сопровождал карету — в карете перевозили в банк деньги. Для партии потребовались деньги. Только неудачно: кто-то предупредил охранку, и вся группа напоролась на засаду. Завязалась перестрелка. Товарищей арестовали. Теперь их ждёт военный суд, наверняка присудят к виселице. — Клавдия придвинулась к Стольникову: — Времени у нас в обрез. Смертники сидят в башне. Окно камеры выходит в Анастасьевский сад. Для побега всё готово. Установили связь с солдатом караульной службы. Но без вашей помощи не обойтись. — И, прижав руки к груди, горячо добавила: — Дело трудное. Знаем, показываться вам в городе опасно. Мы поначалу думали обойтись дружинниками, но их так мало. Товарищей при побеге нужно прикрыть.