Даниил Мордовцев - Гроза двенадцатого года (сборник) Страница 122

При таком положении дел все взоры, Государь, обращаются на Россию, как единственную державу, которая еща может не только не подчиняться тому рабству, в котором находится остальная Европа, но даже положить предел этому разрушитель-пому потоку, для которого нет ничего святого и который не сдерживается никакими соображениями. Но она не может достигнуть этой великой цели, ни победоносно противодействовать современным происшествиям, если не освободит себя от всякой другой войны и не сосредоточит в одном место всех своих сил и способов. Поэтому единственное внимание всякого ревностного подданного Вашего Величества и всякого русского должно состоять в том, чтоб как можно скорее прекратить войну с турками{88}, и если потребуют обстоятельства, то заключить мир на каких бы то ни было условиях. Это пожертвование будет с избытком вознаграждено теми выгодами, которые необходимо последуют, и тем положением, которое может принять Россия — грозным и внушительным, способным заставить уважать ее волю во время мира, а в случае разрыва с Францией даст ей неизмеримое преимущество — предупредить своего врага. Скажу даже более: оно даст нам возможность нанести сильнейший удар выгодам Наполеона, войдя в соглашение с Австрией и Швецией, обещав первой часть Валахии и Сербию и второй Норвегию, составляющую предмет ее желаний, и тогда беспрепятственно занять варшавское герцогство, объявить себя королем польским и обратить против самого императора Наполеона то средства, которые он приготовил в этом герцогстве для войны с нами.

…Чтоб воспользоваться тем коротким временем лира, которое нам остается, и увеличить наши средства защиты, я предлагаю в этом труде способ, посредством которого мы можем устроить у нас корпус немецких войск{89}, избегая в то же время подать явный повод французскому правительству к жалобам против нас. Эта первоначальная основа, приготовленная заранее, может послужить впоследствии обширным политическим и военным видам. Предложения многих замечательнейших офицеров из немцев представляют удобства для приведения этого предположения в исполнение, а назначение в начальники этого корпуса лиц известных и уважаемых в Германии, способных внушить доверие и возбудить энтузиазм, ручается за его успех. Нам тем более необходимо воспользоваться в настоящее время теми способами для приведения его в исполнение, что гроза, которая собирается на нас, что император Наполеон считает еще неудобным, чтоб она разразилась. Но опасность все-таки остается и, вероятно, близка. Она уменьшится, если мы воспользуемся спокойным временем, которое даст нам оборот дол в Испании для того, чтоб увеличить наши силы и сродства и окончить наши приготовления, предпринятый благоразумным предвидением Его Высочества и которые составляют единственный способ для ограждения нашего существования. По уверениям одного лица, которого из предосторожности я не могу назвать, ни иначе обозначить, не имея знаков тайнописи, единственное желание Наполеона состоит в том, чтоб выиграть время, печальные известия, получаемые из Испании, побуждают его отсрочивать свое предприятие против России, но он вовсе не имеет искреннего намерения войти в соглашение с Россией. Доказательством тому может служить молчание его по вопросу о вознаграждениях герцога Ольденбургского{90}, точно так же, как и другим вопросам, решение которых рассеяло бы тучи, собирающиеся между Россией и Францией, упорно затягивая дело и настаивая на том, чтоб первые предложепия были сделаны с нашей стороны. Он прибавил, что военные приготовления против нас хотя продолжаются не с прежней поспеш-востью и несмотря на то, что незначительная часть их обращена на Испанию, тем не менее продолжаются. Поэтому нам и следует воспользоваться обстоятельствами, которые вынудили императора Наполеона отложить свои предположения, чтоб принять меры для ограждения благоденствия нашего отечества. Речь, которую вчера произнес император Наполеон в законодательном собрании, служит подтверждением мнений этого лица, с которым мне предстоит возможность часто видеться и которого в моих донесениях я буду обозначать: г-жа Д. На них нельзя не обратить внимания, хотя война начнется не так скоро, как можно было предполагать несколько времени тому назад. Она думает, что эта отсрочка продолжится не более как до конца этого года, потому что, по ее наблюдениям, сущность отношений Наполеона к — нам нисколько не изменилась. Действительно, содержание его речи, которую Бри сем прилагаю, вовсе не успокоительно для нас. Совершенное умолчание со стороны императора Наполеона об отношениях к России, равно как некоторые намеки, которые подлежат различным толкованиям, побуждают предполагать задние мысли, враждебные нам. После возвращения герцога Вичепцского и всего того, что, вероятно, он передал со стороны нашего Государя, мы могли надеяться на лучшую речь. Наполеону стоило только сказать одно слово, чтоб вас успокоить, и — он его пе сказал.

Герцог Виченцский, которого отношения к нам и особенно ко мне весьма любезны, кажется, проникнут чувствами признательности к милостям, которыми почтил его паш Государь, равно как и отношениями к нему всех, его окружающих. Оп часто мне говорил об искренней его преданности вашему сиятельству, которая, по его словам, никогда не изменится. В день приезда герцог пробыл у императора с часу до девяти часов вечера. Мне известно, что в продолжение первых четырех дней он представил императору различные записки, привезенные им из России, которые переписывал г. Рюмин, работая день и ночь. Спустя несколько времени по возвращении Коленкура, его мать была сделана штатс-дамой королевы Гортензии; но, несмотря на то, многие полагают, что его до сих пор еще холодно принимают при дворе. Положение герцога тем более трудно, что у него несколько важных здесь врагов, которые постараются всеми способами удалить его от дел, чтоб он не приобрел на них влияния. Так как была речь о его назначении министром иностранных дел, то герцог Бассано{91} относится к нему весьма подозрительно. <…>

…Еще недавно герцог Бассано, разговаривая с генералом Круземарком{92} о расположении императора Наполеона, своего повелителя, к его правительству, сказал, что одно из самых искренних желаний его величества заключается в том, чтобы ему представился случай доказать Пруссии свою дружбу и доброе к ней расположение. В мыслях Наполеона окончательно решено, что в случае войны с Россией Пруссия будет первой жертвой и подобные речи могут клониться лишь к тому, чтобы ввести в заблуждение прусский кабинет, возбудить в нем ложные надежды и помешать ему обратиться к единственной державе, которая может спасти его. Несмотря на печальный и жестокий опыт всех европейских держав, что нельзя полагаться не только на слова, но даже на самые торжественные договоры Наполеона, следует весьма опасаться, чтобы прусское правительство, которое всегда отличалось слабостью и нерешительностью, не заблуждалось в отношении к тем опасностям, которые его окружают и не изменило бы доброму делу, добровольно пожертвовав собой. По мере приближения великой борьбы, для нас весьма важно объяснить берлинскому кабинету его собственные выгоды и доказать ему, что за все его знаки покорности французскому правительству оно заплатит ему полнейшим порабощением весьма легко и скоро, и что единственная для него возможность спасения заключается в том, чтобы всеми своими силами поддерживать действия императорских русских войск. Наконец, чтобы доказать ему возможности соединить свои силы с нашими{93} и принять теперь же необходимые для того меры, необходимо ему объяснить, что войска его величества императора готовы, лишь только разрыв сделается неизбежным, предупредить неприятеля, подвинувшись по крайней мере на Вислу, как на операционную линию. Действие, какое произвели хорошие известия из Испании и степень зрелости тех огромных приготовлений, которые предназначены против нас, доказываются уже ответом императора Наполеона на первые заявления нами о переговорах. Если бы он действительно желал дружелюбно войти с нами в соглашение, он должен бы схватиться за нагло предложение возвратить наши дивизии в Турцию, если он уменьшит свой гарнизон в Данциге. В то время, когда все жалобы заявляются Францией и когда мы с равною справедливостью могли бы предъявить многие другие требования, как отвечал он на самое умеренное наше желание? Наполеон отвечал, что объяснения наши пришли поздно, и, выражая удовольствие, что мы решаемся войти в переговоры, объявляет в то же время о своем намерении усилить германскую армию! После этого возможно ли заблуждаться в том, какой будет исход переговоров, в которые вступит с ним наше правительство, как не видать в них способа, который будет дан ему в руки ускорить или замедлить, смотря по своим выгодам, разрыв между Россией и Францией.