Наталья Павлищева - Юрий Долгорукий. Мифический князь Страница 13

А тогда они выбрали по совету оказавшейся рядом знакомой Шимоновичу боярыни аксамитовых тканей для нарядов своим красавицам, потом выбрали серебряные наручи с самоцветами, тут уже Гюрги выбирал сам, прикупили колты с красивыми узорчатыми подвесами. Князь взял бы еще много чего, да не знал, понравится ли Олене, а потому сдержался. Да и Шимонович сказал, что серебро у своих суздальцев красивое купить можно.

Сказал тихо, чтобы кто из ростовцев не услышал да губы не надул. Каждый из городов считал князя своим, а потому ревниво относился к его словам «мои» и «наши». Это боярам Гюрги Владимирович со своим наставником только мешал, а простой люд был рад увидеть князя, молодого, красивого, взрослеющего прямо на глазах. Не у одной ростовской красавицы щеки румянцем залились при виде княжьего румянца, а сердечко забилось при виде его внимательного взгляда. Как жалели ростовчанки, что женат князь, да еще и на половчанке.

На торжище невольно оказались свидетелем воровства, вернее, того, как охала обворованная торговка. И уворовали-то немного, но уж больно обидно показалось торговке, что увели у нее куны, пока на князя заглядывалась.

К кому обращаться за защитой, как не к нему, ежели он рядом? Окружающие притихли, ожидая, как рассудит князь. Юрий чуть призадумался, потом поинтересовался, сколько украли. Торговка назвала явно больше, чем было в действительности, ее лживость выдавали забегавшие глазки, но князь кивнул, доставая куны:

– Возвращаю тебе украденное сполна, хотя ты сама виновата, что ротозейством занималась. И столько же дам тем, кто мне воришку приведет.

Народ ахнул, а Юрий чуть с хитрецой добавил:

– Украденное сам с воришки возьму. А тебе велю сходить к попу, покаяться во лжи.

Последнее было сказано уже совсем тихо, только для торговки. Баба заволновалась:

– Княже, вот, нашла часть денег-то. Прости уж, вполовину меньше украл, получается.

– Угу, – кивнул князь, спокойно принимая куны обратно.

Воришку привели мальцы в тот же день, но Юрию было некогда, уезжал по округе, отмахнулся от такой мелочи. Куны у вора были не все, потому мальцы получили куда меньше, чем должны бы, им итак хватило на сласти, но осадок остался нехороший, ведь ждали обещанного… Юрий об этом и не вспомнил бы, да Шимонович напомнил:

– Неверно думаешь, Гюрги. Запомни: твои люди должны безоговорочно верить твоим угрозам и обещаниям. Не знаешь как поступить, лучше смолчи, а сказал слово – выполняй. Обещал наказать – наказывай, обещал помочь – помоги, чего бы это тебе ни стоило или как бы ни было жаль. Если станешь говорить одно, а делать другое, все слова втуне проходить будут.

– Да это я понимаю…

– Нет, не понимаешь! – вдруг загремел Георгий Шимонович. Гюрги даже глаза на наставника вскинул удивленно, чего это он? – Кто обещал наградить за поимку вора?

– Ну, я…

– Ты князь! Обещал и забыл! Как тебе дружина верить после того должна?

– Я дружину не обижаю и всегда выполняю, что говорю. А тут мелочь какая-то, да и привели воришку мальцы…

– Вот то-то и оно. Ты мальцов обманул, а у них сородичи есть, в малом обманул, а до большого дойдет, вспомнят и не поверят. Или скажут, что ты только дружину и бережешь. Но одной дружиной, Гюрги, жив не будешь, прошли те времена, когда можно было жить одними походами и новой данью, ныне вокруг уже либо сородичи, либо те, кто просто так данником не станет.

– Ну и где тогда дань брать? – Гюрги очень хотелось посоветоваться, что теперь делать с мальчишками, но он не знал как и потому перевел разговор на данников.

Шимонович не глуп, все понял, но разговор поддержал, такой тоже полезен.

– Настали времена, Гюрги, что дань уже только со своих брать можно. А для того нужно, чтобы были эти свои и чтобы у них было что брать.

– Ха! Видел я, как эти свои живут. Когда сюда ехали, зашли с отцом в одну халупу, насмотрелся. У них, кроме вшей, и взять нечего. Грязь, скотина прямо в избе вместе с хозяевами, нищета. Отец дал гривну в помощь, да только всех гривнами не озолотишь, самому где взять?

Тысяцкий слышал об этом случае от самого Мономаха, согласно кивнул:

– Вот это ты верно сказал, нечего у них брать. А надо, чтобы было!

– Как их заставишь работать?

– Заставишь? Никак! Станешь давить да обирать, сбегут подальше – и весь разговор. От половцев ушли, и от своих бояр да князей уйдут, а не получится, так вон в ушкуйники подадутся или станут купцов на пеших дорогах грабить. И золото всем давать не стоит, это отец твой разок так поступил, всем и правда не дашь…

У Гюрги метнулась в глазах тоска:

– Что же, выхода нет?

– Есть, только он нескорый да нелегкий. У каждого русского княжества своя беда да боль. На юге – половцы, на западе – поляки, а у нас нехватка людей и нищета. Но сладить с этим можно, людишек привлечь вон из Рязанского княжества, землицу определить каждому да на первое время помощь оказать, чтоб могли вспахать да отсеяться. А вот когда поднимутся, тогда и про дань с них думать.

– А золото на это с булгар взять! Сходить набегом и взять! – загорелся, как сухой хворост, молодой князь.

Шимонович задумчиво покачал головой:

– Тут палка о двух концах, Гюрги. Защиту от всех крепкую надо иметь, а вот в набеги самим ходить… как сказать… Надо границы с соседями определить, что с мордвой да булгарами, что со своими же рязанцами или новгородцами али смолянами. И чтоб они за нашу границу ни ногой. А если мы пойдем, так они ответят. Вот и помысли, что выгодней, сходить раз, взять дань и самим после того жить опасаясь или жить так, чтоб сунуться не рисковали, зато спокойно.

– Спокойно! Рассуждаешь, точно старик какой, который и на коня взобраться боится. Отец вон с князьями на половцев аж до Дона ходил, сколько добычи взяли.

– И в чем добыча? Князья не для того ходили, чтобы злато да серебро привозить. И не за полоном. Своих освободили – хорошо, но пуще всего показали половцам свою силу, отогнали половцев подальше. А мордву или булгар ты не отгонишь, уйдут в леса и на тебя же нападут после.

– Так что же делать?

Шимонович отхлебнул кваса, протянул второй ковш Гюрги, тот мотнул головой, мол, не хочу.

– Свою Землю сначала крепи, населяй да помогай людям обжиться по-настоящему, не сразу с них три шкуры дери. А еще как князь спокойствие их храни, защищай от набегов. Если поверят в тебя, так и сами сядут, и других позовут, пойдет слух, что у тебя лучше, чем у других… А если еще и безопасней…

Со двора раздался клич, приехали купцы, которых ждали с утра. Тысяцкий поднялся:

– Пойдем, князь, надо посмотреть, что привезли. – И вдруг добавил: – А мальчишкам тем я сказал, что князь сам наградит, как из поездки вернется. Ты уж не забудь, меня не подводи, старого…

Гюрги только кивнул. Георгий Шимонович все чаще обращался к нему как к настоящему князю, если и советовал, так только наедине, когда никто не слышит, а на людях, когда Гюрги не знал, что сказать, вступал в разговор впереди него, вроде бы напоминая, мол, мы же с тобой, князь, вот как об том думали. Кто постарше да опытней, понимали Шимонову хитрость, но все равно уважительное отношение тысяцкого к молодому князю передавалось и остальным. Всем, кроме строптивых ростовских бояр. Но это был отдельный разговор, который не поведешь наспех, да пока и сам Шимонович не знал, как поступить.

Еще одна любовь у Гюрги была – охота. Как только подсохло и спешные дела не требовали его присутствия в Суздале, выезжал не столько за добычей, сколько ради самого удовольствия пострелять дичь, мчаться на коне во весь опор, слыша, как свистит ветер в ушах…

Иногда с ним выбирался и Шимонович.

Вот и в тот раз они с удовольствием поохотились, распорядились везти добычу на двор, а сами не спеша ехали в сторону города. Отменная погода, ласковое солнце, легкий ветерок, птичий пересвист, людские крики вдали… Но в криках не было тревоги, значит, можно наслаждаться спокойной жизнью. Хорошо…

Вдруг вдали показались всадники, двое из которых держались чуть впереди. По тому, как они ехали, было ясно, что это не гости, но и не гонцы, просто кто-то развлекался так же, как князь с наставником. Странно, фигурки точно юношеские, некрупные, тонкие…

Всадники погоняли лошадей, явно соревнуясь меж собой, но шли голова в голову. Гюрги чуть прищурил глаза, пытаясь разглядеть, кто это. Рассмотреть не успел, его окликнул сам Георгий Шимонович:

– Вот тебе и бабы, в седле сидят лучше многих отроков.

– Кто?

– Да наши с тобой бабы, – кивнул в сторону всадников боярин.

– Бабы?

Всадники, вернее, всадницы, повернув коней, уже приближались. Только теперь Гюрги разглядел, что это действительно переодетые в мужскую одежду женщины. Шапочки плотно прикрывали волосы, чтоб ни одна прядь не выбилась, а в остальном одежда мужская, легко принять за юношей. Обе тонкие, стройные.

Подъехав, Марья первой склонилась, приветствуя князя. Олена заметно смутилась, покраснела, все же ездила без ведома супруга. Она не видела в том ничего дурного, но помнила, что князь Владимир, отец Гюрги, запрещал ей садиться в седло. Вдруг и сам Гюрги так? От мысли о том, что сильно провинилась перед мужем, на глазах даже слезы выступили.