Константин Коничев - Петр Первый на Севере Страница 13

– Какой он царь! Подкидыш. Немцы его нам в цари подкинули…

– Говорят, он родился с зубами. Слыхано ли? Сущий антихрист…

Иноземцы преклонялись перед Петром. Охотно поступали к нему на службу. Некоторые из почтительности к русскому царю принимали крещение, меняли свои имена, становились православными. Так, лекарь государя Адольф перешел из лютеранства в православие, был крещен в те дни в Архангельске и стал из Адольфа Антоном.

Крестили его при народе в Двине, а крестным восприемником был у него князь Борис Голицын. По этому поводу состоялась веселая пирушка в честь принявшего веру православную. На пиру был Петр и его приближенные. Инаковерующие иноземцы отнеслись к этому весьма неодобрительно.

В те дни наблюдательный дьяк в «Летописи Двинской» записал: «…о крещении новопросвещенного Антония у иноземцев был великий зазор от зависти проклятия их ереси, потому что он, Антоний, у иноземцев человек был честной и знатной…»

Один за другим уходили из Архангельска иностранные корабли. Петр в роли купца сделал заказы на доставку нужных товаров к будущему году, заключил кондиции.

В начале августа, нагруженные русскими товарами, одновременно отчалили от Соломбалы четыре английских и четыре немецких корабля. Ради потешного похода целой эскадрой, Петр пустился их сопровождать всеми тремя своими кораблями. Перед ним в строю шел «Святой Павел», последней – яхта «Святой Петр», а посредине, между английскими и немецкими кораблями, находился на «Святом пророчестве» сам Петр.

Флотилию возглавлял наипервейший в звании русского адмирала князь и царский спальник Федор Юрьевич Ромодановский.

К досаде царя, то безветрие, то противный ветер мешали кораблям выйти на просторы моря. Одиннадцать кораблей несколько суток были вынуждены стоять около острова Мудьюг. Чужеземные матросы разгуливали по острову, собирали грибы и морошку. Петр от вынужденного досуга не сходил с корабля, сидел в каюте с Гордоном и составлял план войсковых Кожуховских маневров, провести которые предполагалось сразу же по возвращении из Архангельска.

На склеенном листе гусиным пером, темно-коричневыми чернилами Петр вычерчивал без линейки, где и в каком порядке должны перед «боем» находиться преображенцы и Стремянный стрелковый полк.

– Пора от шуток и потех переходить к делам существенным, – рассуждал Петр, – от турок и крымских татар мы только обороняемся, так будем учиться воевать на воде и на суше, дабы их проучить…

Местом маневров Петр обозначил на схеме ближнее Подмосковье, за Симоновым монастырем в окрестностях деревни Кожухово, и с нетерпением стал ждать того момента, когда он возвратится в Москву и начнет учиться, как надо брать военной силой городки и крепости…

Прошло несколько томительных дней стоянки судов на взморье.

Наконец начался попутный ветер, и корабли, английские и немецкие, в сопровождении Петровых кораблей, взяли курс к горлу Белого моря. Но тут вскоре пал густой туман, затормозивший движение судов. Петр сигналами приказал русским кораблям сосредоточиться, не терять друг друга из виду и во избежание крушения возвращаться в Архангельск.

Туман усилился. На русских кораблях матросы и солдаты стреляли из пушек, били в барабаны, трубили в трубы, и тем не менее яхта «Святой Петр», несмотря на такой шумный концерт, затерялась и чуть не погибла.

Проводив пальбой иноземные корабли, Петр через семнадцать дней, проведенных в этих проводах-маневрах, вернулся в Архангельск.

Воеводе Апраксину приказал отправить «Святого Павла» с товарами за границу и продолжать усиленно начатое дело кораблестроения не покладая рук. И каждое лето все больше и больше закупать пеньки, мехов, смолы, хлеба, заготовлять леса и отправлять за границу.

26 августа, миновав Холмогоры и Вавчугу, Петр с небольшим числом свиты (многие уже были отпущены в Москву прежде) прибыл в знакомую ему деревеньку Копачево и отсюда ехал на перекладных в Москву.

Путь от древних Холмогор, давным-давно установленный, проходил через лесные глубины к Сийскому монастырю, где когда-то пребывал в заточении и ссылке прадед Петра, отец первого из царей дома Романовых. Естественно, что на обратном пути из Архангельска в Москву Петр останавливался здесь.

Дальше дорога вела на Вагу и южнее – в пределы Вологодского наместничества, где был тогда правителем князь Львов. Узнав заблаговременно от нарочного трубника о проезде Петра через Вологодчину, князь и воевода Львов предписал кружечному и таможенному голове Ивану Комарову без промедления во всех станах на пути царском, в волостях Маныловской, Сямженской, Засодимской, приготовить питие и ядение и всякие запасы, «купя сполна, сколько пристойно будет, отпустить тотчас, чтоб и малого замедления не было…».

А нарочный трубник именем Шатов уже мчался верхом от Вологды к Ярославлю и на Москву.

– Шире дорогу! Царь едет домой, в Москву!.. У царя везде свой дом, встречайте его как отца родного, что есть в печи – все на стол мечи!..

В Москве Петр, вскоре после возвращения из Архангельска, занялся военными приступами и атаками и взятием нарочито построенного крепостного городка на берегу Москвы-реки.

В январе 1695 года в Москве был объявлен поход против крымского хана. На самом деле у Петра были другие намерения – отвлечь внимание турок, обмануть их и внезапно захватить Азов.

В цель нашего повествования не входит описание боевых и многих других дел Петра, не связанных с Севером. Скажем лишь, что и находясь на юге, Петр не забывал об Архангельске. И из-под Азова он писал архангельскому воеводе Апраксину:

«Осенью в продолжении пяти недель мы трудились под Кожуховым в марсовой потехе, ничего более, кроме игры, на уме не было. Однако ж эта игра стала предвестником настоящего дела».

Происшествия и события

(По документам тех лет)

Между вторым и третьим приездами Петра Первого в Архангельск немало Двины утекло, немало произошло событий, достойных занесения в русские летописи.

С того времени, как Петр в конце августа 1694 года уехал из Архангельска, в этом северном городе жизнь не стояла на месте.

Обратимся к отдельным записям «Летописи Двинской», а также к историческим фактам, имевшим прямую и косвенную связь с деяниями Петра на Севере России.

«1695 г. сентября 29-го числа по указу великого государя с Холмогор отпущены в Олонецкий уезд, в Кижский погост стрельцы триста человек на пятнадцати извозных карбасах по Двине и по Емце реке, мимо Емецкого сельца, через Онегу реку…

Октября 14-го и 15-го Двина льдом остановилась, и теми морозами у города Архангельского, за островом, 28 кораблей в заморозе остановились и стояли в Маймаксе реке…

1696 год. Нынешние весны под Холмогорами лед пошел мая 30-го числа, того же числа и вологодские суды пришли. Вешняя вода была велика, а лед был крепок, и льдом местами здания затерло и ломало, обрубы драло и ломало. Корабли, которые в заморозе были, числом 28, от вешней воды и льда бог спас в целости…

Августа 10-го числа с Вологды от иноземца Володимера Иевлева к двинскому воеводе Федору Матвеевичу Апраксину прислан нарочный посыльщик с ведомостью, что великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец помощию божьей град Азов взял…

В сентябре месяце великий государь пришествовал к Москве из Азова с великою победою с многою радостью и хвалением всероссийского войска. Вор и изменник Якушко новокрещеный под Азовом великому государю изменил. Тогда ж привезен к Москве и по указу великого государя в Преображенском казнен смертию: голова и руки и ноги по колью растыканы…»

«Летопись Двинская», видимо, велась под наблюдением холмогорского архиепископа и под его диктовку, поелику персона духовного владыки то и дело фигурирует на ее страницах:

«…Преосвященный архиепископ был в селе князя Бориса Алексеевича Голицына в Дубровицах от Москвы по Серпуховской дороге в расстоянии 30 верст, над двумя реками стоит, над Десною и Пахрою. А церковь такова удивительная и резная вся в вольную сторону [снаружи] и таким образцом и переводом, что такой и в Москве удивительной по нынешнее время не было».

Не ускользало от летописца и такое:

«…1698 г. архиепископ призвал живописца персонника Степана Дементьева сына Нарыкова и заставил свою архиерейскую персонь написать, которую и писал он на картине, смотрючи на него, архиерея, обрисовал все подобие сущее лица его и провохрил фабрами…»

Еще ранее в «Летописи» было сказано о желании Афанасия увековечить память по себе строением и украшением собора в Холмогорах.

За годы 1693 и 1694 летописцем отмечено, что Афанасий – архиепископ Холмогорский и Важеский, занятый украшением построенного в Холмогорах соборного храма, нанял местных художников писать иконы для иконостаса. «И любительно беседовавше с ними, обще объявил свое желаемое намерение, чтобы во весь иконостас, окроме местных икон, написали бы на досках таким переводам, якоже зрятся старогреческого письма. А писать в доме его архиерейском, на что уготованы покои и светлицы, также и пища им всем, у того дела трудившимся, общая его дому архиерейская и во время и от его трапезы поданная; к тому ж для увеселения и потешения с погреба от вина и от других питей поданная, якоже так и бысть… За труды всего того иконного письма протопопу с товарищи на всех сто рублев. Из рубля деньги делить: протопопу Федору Струнину 9 алтын, сыну болярскому Алексею Струнину 9 алтын, Филиппу Коротаеву 6 алтын, крестьянину Егору Струнину 4 алтына, крестьянину Степану Струнину 3 алтына, Ивану Погорельскому 2 алтына и две деньги…»