Виктор Ахинько - Нестор Махно Страница 13

— Какого еще господина?

— Я ж повторяю — их.

— Кто просит?

— Со всех концов. Троян уже в мыле!

Махно поднялся.

— Будьте тут. Я скоро.

Прискакав на телефонную станцию, он вошел и увидел Тину. Возле нее, согнувшись, стоял Гавриил и что-то говорил в трубку. Девушка тоже смотрела на Нестора, не отводя темных, испуганно-кроличьих глаз. Он стал привыкать, что и другие точно так же замирают, когда увидят его, а потом тушуются. «Боятся, что ли? — недоумевал Махно. — Раньше такого не замечал. А ведь я нисколько не изменился. Не меня боятся — силы нашей».

— О-о, идет, идет! — обрадовался Троян, протягивая трубку. Он впервые в жизни говорил по телефону и как будто даже похудел. На крупном носу, на лбу блестели капли пота.

— Они меня, Иванович, ну, замучили, суки. Вы послухайте, послухайте!

Нестор взял трубку и, прежде чем говорить, невольно взглянул на Тину. Не мог не взглянуть. На какое-то мгновение глаза их встретились близко, задиристо. Девушка тут же опустила веки, а он сказал в трубку:

— Махно слушает вас, — и забыл о Тине.

— Не ведаю, как тебя там величать, — донеслось из аппарата, — но стерва, видать, добрая. Зачем толкаешь людей на бойню? Отдаешь себе отчет?

— Кто это? — несколько даже растерялся Нестор. Таких вопросов и так открыто, нагло ему никто еще, никогда не ставил.

— Я переводчик начальника штаба регулярных австрийских войск господина Клауса Гейнце, расположенного в Пологах.

— Говори, что он хочет, а то мне некогда.

— Значит, так, — переводчик замешкался. — Фамилию мою послухай сначала. Васильченко. Годится?

— Да на хрена мне твоя поганая фамилия? — рассердился Махно, отдал трубку Трояну и хотел выйти, как телефонистка, смущаясь, попросила: — Возьмите еще, пожалуйста, Покровку. Целый час добиваются.

Нестор услышал ее голосок, по-детски тонкий и чистый, и снова подивился: как изобретательна природа! Пока они с Сашей Семенютой и другими анархистами потрошили толстосумов, скрывались, судились, пока он, Нестор, маялся в Бутырках, будь они трижды прокляты, тут проклюнулась и лозой вымахала у какого-то спекулянта, лавочника такая прелесть. Устоять же невозможно! Вот и воюй после этого!

Нестор больше не стал слушать. Скакал по центру Гуляй-Поля на куцехвостой кобьше и радовался пусть временной, ненадежной, однако не случайной — внезапной победе. Выгнали карателей и установили свой порядок здесь и на железнодорожной станции, что в семи верстах от городка. Ишь как они взвыли, шакалы! Лают и дрожат. Но надолго ли воля? Стоголовые змеи вокруг, перевертыши. Из Киева их окрик доносится, из Москвы, с Дона. Э-эх, что они могут против народа? Встанет стеной — все зубы поломают!

Окрыленный этими мыслями, а также встречей с Тиной, о которой старался не вспоминать, Махно вошел в штаб.

— Ну давайте, давайте вешать подряд! — в сердцах говорил как раз командир сотни Фома Рябко.

— Кого это вы? — не садясь, спросил Нестор.

— Хай Лютый объяснит. Он больно умный у нас.

— Причем тут голова, если сердце разрывается от гнева, — заговорил Петр. Он был теперь помощником у Махно: передавал приказы, проверял дозоры. — Про агронома Дмитренко речь, Нестор Иванович. Пакостит председатель «Просвгги» или нет? Резал телефонные провода, когда немцы наступали? Пушки оказались без панорам, а связи нет. Забыли? Из-за таких патриотов мы сдали оккупантам Гуляй-Поле, потеряли лучших хлопцев. И пощадить его? А Леймонский? Это же гад из гадов! — горячился Лютый. — Нужно разыскать и других героев их поганой роты. Не простая — центральной называлась!

— Дурью маетесь от безделья? — Махно присел к столу.

— Они вас, меня, Каретникова искали по всем закоулкам, словно чумных! — не унимался Петр. — Вон Алексей Марченко не даст сбрехать: три бомбы кидал, чтоб скрыться. Поймали бы — на месте прикончили. Без жалости. А сейчас адвокаты нашлись.

— Ты видал ту роту? — Рябко подскочил к Лютому. — Чешут языками! Ну собрались пацаны поиграть в войну, погромов боялись. Что ж их, на грушу тянуть?

— Они не дети, Фома. То выкормыши капитала. Леймонский и Лев Шнейдер ведали, что творили.

— Громилами желаете стать? — заговорил Нестор с дрожью в голосе. — Кто тебя спас, Петя, когда Богу душу отдавал?

— Доктор Лось.

— А как его зовут?

— Абрам Исакович. Это все знают.

— Утром, на улице он упал передо мной на колени, — Махно сделал паузу. — Уважаемый человек. Год назад организовал для нас лазареты, санитарные отряды, а сын оказался у Леймонского. Я поднимаю доктора с пыли, а он просит: «Пощадите. Миши не будет — мне конец!»

Стало слышно, как во дворе с руганью гоняют безухого кота.

— Вот так, — подвел итог Нестор. — Требую, чтоб до нашей твердой победы, когда можно будет разобраться, кто действительно гад, о мести не заикались. Ясно? А то завтра возьму… и женюсь на еврейке!

Все в штабе заулыбались.

— Даешь, Нестор, — удивился Фома Рябко.

— Ага, ты их защищал? Будешь сватом у меня!

— А я тамадой, — загудел Вакула.

Тут уж и всегда сдержанный Семен Каретник захохотал:

— Поп не обвенчает. Чужая вера!

— Без креста обойдемся, — ответил Махно.

На следующий день опять прибежал посланец Трояна:

— Вас клычуть до трубкы.

— Слушай, ты уж крой прямо: труба! — пошутил Нестор.

— Вы як скажэтэ, то хоть стий хоть падай, — смутился гонец, конопатый, с грустными голубыми глазами. Краем уха он улавливал телефонные перебранки, догадывался, что Гуляй-Поле окружают, и прямота Махно понравилась ему.

Разговор с Пологами, городком, расположенным южнее, на этот раз велся неторопливо и корректно. Начальник австрийского штаба Клаус Гейнце спросил через переводчика:

— Почему господин Махно называет экспедиционные войска бандой? Это оскорбительно для нас. Такое слово проскользнуло в прошлый раз. Оно же фигурирует и в листовках, которые принесли нам простые люди, представители любимого вами украинского трудового народа.

— Как же прикажете вас величать? — удивился Нестор. — Дорогими гостями? Но они не грабят хозяев, не бьют их шомполами и не вешают на столбах. А вы что творите?

— Позвольте вам возразить. Мы прибыли на Украину не самовольно и не как захватчики, — отвечал Гейнце. — Нас пригласило законное, я подчеркиваю, законное правительство, Центральная Рада. Она может вам не нравиться, но в цивилизованном мире принято считаться с этим.

— Рады нет. Вы же сами ее незаконно разогнали. А Скоропадский — проститутка. Вы и его попрете, если заупрямится.

На том конце провода некоторое время молчали, видимо, соображали, что ответить на новую грубость, не лишенную яда. Они говорили на разных языках. Махно забеспокоился. Что случилось? К чему эта философия?

— Неделю тому я остановился у крестьянина Клешни, — сказал Нестор. — Прискакал ваш отряд, чтобы схватить меня. Защищаясь, мы побили солдат. А вы в бессильной ярости расстреляли мирного Клешню. За что? Какие тут в черта законы?

Телефон молчал, и Махно учуял опасность. Тянут время! Ах вы, жмурики косоротые! Хотите застать нас врасплох?

Он отдал трубку и увидел Тину. Еще входя сюда, приметил, что она сегодня в белом платье. Невеста! Так показалось. Но потом увлекся спором с этим поганцем. А она и правда невеста! Покраснела, когда он пристально посмотрел. Опустила глаза, словно ждет предложения. А нужно же скакать в штаб, предупредить об опасности. Ну, жизнь-индейка!

— Здравствуй, — сказал как мог ласковее, и Тина выдала себя с головой: вскочила, горя, подошла и поглядела ему в очи так откровенно-преданно, что Нестор не сдержался, обнял ее и поцеловал. Сквозь прядь рыжих волос заметил вытаращенные зенки Гаврюшки Трояна, отстранился и почти бегом покинул телефонную станцию. У штаба, прямо на улице, его встретил Алексей Марченко.

— Уже наступают!

— Сколько?

— Два воинских эшелона.

Махно не поверил, отвернулся. Командиры сотен седлали лошадей. «А чутье не обмануло», — подумал он, вздрагивая.

— Откуда вести? Верные?

— Начальник станции сообщил наблюдателям. Эшелоны идут из Полог.

— Ишь ты! А этот гад-законник мне зубы заговаривал, — Нестор направился в штаб. — Вот их кровавая правда.

Семен Каретник шагал из угла в угол.

— Перестань маячить! — рявкнул на него Махно. — Что предлагаешь?

Алексей Марченко хитровато прижмурился.

— Как поступали в таких случаях запорожские казаки? Намазывали медом пятки!

— Не ехидничай, — осерчал Нестор. — А ты, Семен?

— Надо врезать им. Хоть пощечину. Иначе на душе деготь залипнет.

— Считаешь? Эй, Роздайбида!

— Я здесь, Нестор Иванович.

— Готовь тачанку. Кто там у нас под рукой? — он выскочил на крыльцо. — Фома, иди сюда!

Рябко подъехал на кауром жеребце, соскочил.