Элизабет Мэсси - Версаль. Мечта короля Страница 13

Генриетта сидела в своем будуаре, упираясь локтем в овальный столик. Распущенные волосы ниспадали на плечи. Ее лицо было мокрым и распухшим от слез.

– Мертвое дитя, – в который уже раз повторяла она, прикладывая к щекам кружевной платок. – Вдруг такая же участь ждет и дофина, а затем и его величество?

Мадам де Монтеспан, сообразительная и самая красивая из фрейлин Генриетты, перегнулась через столик и взяла свою госпожу за руку. Маркиза де Монтеспан была красивой, рослой и худощавой женщиной с золотисто-каштановыми волосами и лучистыми глазами. Остальные фрейлины находились в соседней комнате, занятые делом. Одна из них плела кружево для рукавов, другая читала, а третья штопала чулок.

– А ведь вы уже знаете ответ на этот вопрос, – мягко ответила госпожа де Монтеспан. – В таком случае ваш муж стал бы королем, а вы…

– Нет! – возразила Генриетта, отбросив платок. – Я бы не желала жить в мире, где нет моего дражайшего… нашего дражайшего короля! И где есть Шевалье, да убережет нас Господь. Он и сейчас раскалывает двор. Я выходила замуж за одного мужчину, а вынуждена мириться с присутствием его милого дружка Шевалье. Как вам такой «брак втроем»? Стань мой муж королем, правил бы не он, а Шевалье, который бы всех держал в узде. Мой муж был бы у него ковриком под ногами!

– Вам так кажется, – улыбнулась мадам де Монтеспан. – Ваш муж – прекрасный человек. Из него получился бы прекрасный король. А у вас появилась бы власть королевы.

– Я видела, чтó власть способна сделать с человеком и как ее у человека могут отобрать.

Мадам де Монтеспан сочувственно кивнула:

– Конечно, в том повинны английские заговорщики и известные события, благодаря которым ваш брат сменил на троне вашего отца.

– Сменил, пока… пока ему не отрубили голову.

– Дорогая Генриетта, успокойтесь. Идемте, полюбуемся на красивые ткани в модном павильоне. Сюда приехали все лучшие парижские портные. Я еще не видела такого изобилия тканей.

– Вы мне лучше погадайте.

Атенаис де Монтеспан не возражала. Она взяла колоду карт Таро и протянула Генриетте. Та дрожащими руками перетасовала карты и положила их лицевой стороной вниз. Госпожа де Монтеспан стала медленно переворачивать карты.

– Карты повествуют нам о прошлом, настоящем и будущем. Ваше прошлое исполнено печали. Однако в настоящем у вас есть друг, желающий вам помочь.

– Если бы я смогла найти такого человека, я попросила бы его только об одном: защитить моего короля, – сказала Генриетта.

Рука Атенаис замерла над последней картой. Фрейлина словно изучала лицо своей молодой хозяйки.

– Вы очень о нем печетесь.

– Я готова сделать для него что угодно.

Мадам де Монтеспан улыбнулась, затем перевернула последнюю карту. Это была Смерть.

«Я ничего не забыл. Я помню все…»

Его отец Людовик XIII умирал…

Король лежал на своем великолепном ложе, окруженный грустными, сочувственными лицами придворной знати обоего пола. Глаза короля потускнели и слезились, однако в них еще сохранялась прежняя решимость. И прежний гнев тоже.

Возле самого ложа стояла Анна Австрийская, держа за руку маленького Людовика. Зловоние смерти отвращало мальчика и в то же время странным образом завораживало.

– Кто это рядом с вами? – спросил умирающий король.

– Ваш сын, Людовик Четырнадцатый, – ответила Анна.

Глаза умирающего остановились на маленьком Людовике. Взгляд их был холодным, даже ледяным.

– Нет. Пока еще нет…

– Ваше величество!

Людовик повернулся к тем, кто его окликнул. Образы прошлого быстро меркли. Фабьен Маршаль и Бонтан стояли возле стола, на котором был развернут тонкий пергамент. Лист покрывали непонятные символы.

– Подобный шифр я вижу впервые, – признался Фабьен. – Даже наш даровитый криптограф Россиньоль не в силах разгадать его принцип.

– Вы нашли это в покоях Монкура? – спросил Людовик, глядя на Бонтана. – И он все еще на свободе?

Бонтан кивнул:

– На свободе, но под пристальным наблюдением.

– Ваше величество, я не склонен предпринимать какие-либо действия, пока не получу ответ от Россиньоля, – добавил Фабьен.

Король склонился над пергаментом и некоторое время вглядывался в него.

– Стало быть, мы не знаем, о чем говорится в шифрованном послании.

– Эти значки очень похожи на шифр, который мы обнаружили у пленных.

– У испанцев. Выражайтесь точнее.

– Должен признаться, ваше величество, мы не знаем наверняка, кто они такие. Те, кто замышлял против вас, отнюдь не желали, чтобы их замысел увенчался успехом. Это был, так сказать, пробный шар, пущенный с целью проверить, насколько крепка наша оборона. А чтобы отвлечь внимание от истинных устроителей, злоумышленники вполне могли свалить все на испанцев. Важно другое. Кто-то из придворных им помогал. Кто-то был их пособником.

– Следует немедленно вызвать Монкура и потребовать объяснений, – сказал Бонтан.

Маршаль покачал головой:

– Пока лучше не предпринимать никаких действий и просто собирать сведения. Кстати, этот пергамент лежал у Монкура прямо на бюро. Он даже не потрудился спрятать столь компрометирующий документ.

Бонтан задумался.

– Возможно, он не знал истинного предназначения этого послания.

– Вы никак друг Монкура? – не выдержал Фабьен.

– Я – друг истины, – невозмутимо ответил Бонтан.

– Одно мы знаем наверняка, – сказал Фабьен, поворачиваясь к королю, – существует заговор против вашего величества.

Слуга доложил о приходе Кольбера. Вскоре появился и сам главный контролер.

– Фабьен, а вам не кажется, что заговоров больше, чем один? – спросил Людовик. – С одной стороны – чиновники-казнокрады. С другой – кровожадные испанцы. Теперь еще и какая-то повесившаяся горничная. Никак и она тоже замышляла против меня? Или не смогла заплатить налоги и с горя повесилась?

Услышав про горничную, Бонтан впился глазами в Фабьена.

– Налог со слуг незначителен.

– Однако значит гораздо больше, чем для любого аристократа, – заметил король.

– Разумеется, ваше величество, – подхватил Кольбер. – Как известно, знать вообще не платит налогов.

Людовик ходил вокруг стола. Собравшиеся молчали, не мешая королю думать.

– Сколько дворянских семей должны посетить наш модный павильон? – спросил Людовик.

– Приглашения были разосланы всем, кто живет в пределах одного дня пути от Версаля, – ответил Кольбер.

Людовик остановился.

– Позаботьтесь о том, чтобы все они приехали. Объявите, что каждый придворный непременно должен посетить павильон. Монкур – не исключение. Качество мышеловки определяет не пружина и не захлопывающаяся дверца…

– А запах сыра, который заставляет забыть обо всем остальном, – подхватил Маршаль.

Бонтан сердито поглядел на главу королевской полиции.

– Тушé! – ответил король.

В королевской конюшне имелось помещение, где хранились седла, уздечки и прочая конская упряжь. Дверь туда была плотно закрыта. Там собрались военный министр Лувуа и несколько швейцарских гвардейцев, которые по его приказу не довезли архивы до Версаля. Говорили вполголоса. Неожиданно в дверь дважды постучали, потом еще дважды и, наконец, один раз. Это был условный сигнал.

Гвардеец открыл дверь, впустив Монкура. Из-под нависших бровей сверкнули глаза, полные страха.

– Встречаться здесь крайне рискованно, – выдохнул Монкур.

Лувуа скрестил руки на груди.

– Пока королева больна, мы не можем покинуть Версаль. Король этого не допустит.

– Возможно, дело не в королеве, а в намерении самого короля.

– Этот модный павильон как магнит притягивает к себе окрестную знать, – сказал Лувуа. – Едут семьями, поглазеть на наряды так называемой Карусели тканей. А потом… они вернутся к себе домой. Нам представился редкий шанс заявить о нашей позиции, да так, чтобы весть о ней разнеслась по всем уголкам Франции. Она достигнет нужных ушей, и многие захотят примкнуть к оппозиции. Строительство Версальского дворца надобно прекратить в самом начале. Даже король не сможет противостоять волне недовольства.

Шевалье усмехнулся и сделал выпад. Филипп с легкой улыбкой парировал удар. Он приказал подать им мяса и фруктов, но ни он сам, ни Шевалье так и не притронулись к угощению.

– Тушé! – крикнул Шевалье.

Он взмахнул шпагой, выбив оружие из рук Филиппа. Затем подошел поближе. Острие шпаги застыло против горла Филиппа, затем медленно начало опускаться.

– Некая горничная разражается слезами и рассказывает тебе о королевском ребенке, – насмешливым тоном говорил Шевалье. Теперь острие его шпаги покачивалось возле чресл Филиппа. – А теперь она мертва. Нам объявляют, что мы не можем покинуть Версаль, поскольку королева все еще нездорова. Я никак не могу понять, чтó скрывает твой брат?