Николай Кондратьев - Старший брат царя. Книга-1 Страница 13

Небо посерело, звезды заблестели ярче, потом начало наливаться синевой, звезды потускнели. Потянули туманы.

Неждан ухитрялся на своей лошаденке не раз объехать отряд. Когда стало светлее, он задержался возле Афанасия.

— Не признал я в потемках, что батюшка-боярин с нами - дураками. Смотри: сафьяновые сапожки забрызгал, кафтанчик запылил. Видать, из опальных ты?

Афанасий, разозлившись, замахнулся плетью. Неждан увернулся и, надо полагать, ответил бы грубостью, но рыкнул Темный, и Неждан затих.

Болото кончилось, пошел кустарник, бесконечный, хлестающий всадников росистыми ветками. Когда все изрядно намокли, кусты разбежались и открылся берег парящей реки — Дон-батюшка. Сразу пошли вброд. На том берегу оказались окруженными людьми, одетыми главным образом в лохмотья, вооруженными кто чем — от дедовской рогатины до сабли, изукрашенной разноцветными каменьями. Их было много и настроены воинственно. Поэтому Юрша и его товарищи невольно сомкнулись и выхватили сабли из ножен. Но стычку предотвратил вышедший вперед мужик, менее других лохматый и почище одетый. Подняв руку, обратился он к Афанасию:

— Здоров будь, боярин. Ты голова? — Афанасий кивнул на Юршу. Мужик обернулся к нему:

— И ты здоров будь. Значит, так: ты и еще двое твоих идут со мной. Остальные с Темным на выгон. Коней оставить тут, в гору приведут но сигналу. Пошли.

Юрша вызвал:

— Со мной Аким и...

Афанасий не дал договорить:

— И я.

Юрша промолчал. Спешились, полезли на крутизну. Песок осыпался под ногами, хватались за ветви кустов. Вожак и два ватажника оказались людьми проворными, но все же первым выбрался наверх Неждан. Пошли заросшим овражком, который окончился небольшим прудом; по берегу пруда стояли избушки, то и дело исчезающие в клубящемся тумане.

Остановились возле плотины, под ветлами. С дерева вьюном соскользнул парнишка, пошептался о чем-то с вожаком и скрылся. Тот тихим голосом уверенно распорядился:

— Сейчас войдем в избу. Три крымчакских бирюча спят на полатях, русские они. Мы с ребятами будем брать их, вы не зевайте, у них ножи. На печи хозяин с хозяйкой, они будут молчать. За мной.

Приблизились к богатой избе с крыльцом. Вожак подошел к двери и постучал. На хриплый вопрос ответил по-татарски, упомянув имя Аллаха. Загремела задвижка, дверь открылась. Неждан с двумя другими ватажниками ворвался в сенцы. Кто-то высек огонь и засветил приготовленный берестяной факел. Открывшего дверь мужика держали за руки, он испуганно вращал глазами, в рот ему успели сунуть тряпичный кляп. Неждан протянул веревку, которую выдернул из-за пояса. Бирюча связали и бросили на соломенную постель.

Вожак помахал рукой, призывая к вниманию, и рванул дверь на себя. Все остальное произошло за один выдох. Ватажники сдернули с полатей двоих, Юрша помогал им. Третий соскочил сам, в руках у него сверкнул нож. Воспользовавшись замешательством, он бросился к двери, но дорогу ему преградил Афанасий. Подоспевший Аким сильным ударом по голове свалил бирюча на пол. Неждан, воткнув факел в поставец, крутил руки полоняникам. Делал он это с ловкостью фокусника. Афанасия он похвалил:

— Исполать тебе, боярич! Смел и ловок. Не будь тебя, этот бы ушел. Так что прости, ежели что лишнее сболтнул.

Связанных бирючей посадили па лавку. Тот, которого задержал Афанасий, сидел откинувшись к стене, закрыв глаза. Он был совсем молод, может, немного старше двадцати лет, усы у него только обозначились светлым пушком. Другой был старик, худой до истощения. Его лысый черен почернел от загара, клочковатая седая борода торчала в разные стороны. Он сидел подавшись вперед и непрерывно жевал беззубым, ввалившимся ртом.

Третий резко отличался от своих соратников одеждой: на нем была полотняная рубаха, тогда как у других посконные. Лет ему казалось под пятьдесят. Бороду имел темную, ровно подстриженную клипушком, усы нависали по щекам, голова бритая. Своим обликом походил на крымца, только голубые глаза выдавали славянское происхождение. Он сразу оценил обстановку и не сопротивлялся. Когда ему хотели скрутить руки, попросил:

— Ребята, ваша взяла! Дозвольте штаны надеть. — Не дожидаясь согласия, спокойно принялся надевать синие шерстяные шаровары: он спал в исподниках, а его товарищи в своих штанах из грубого крашеного полотна. После этого протянул руки Неждану, держащему наготове веревку.

Сидел он с достоинством и даже насмешливо сказал вожаку:

— Не полагал я, что Васька Блин в царевы слуги подался!

Василий резко парировал:

— Уж лучше служить христианскому царю, чем хану-нехристю, как ты, Демьян. У нас с тобой разговор впереди. Где грамота?

— Не ведаю, о чем разговор.

— Демьяшка, не дразни меня! Говори, я ведь скор на руку.

Демьян хотел что-то сказать, но его опередил худой, перестав жевать свою жвачку:

— За божницей она, добр человек.

Демьян зыркнул сердитым глазом на старика и усмехнулся:

— Видишь, Васька, и перед тобой выслужиться хотят.

Василий отодвинул икону, вынул свиток и подал его Юрше.

Тот приблизился к факелу, прочел: «Мы, волею Господа нашего, Бога Единого, Великий Князь Рязанский Михаил Иоаннович...» Развернул дальше и в конце: «...я, Великий Князь Рязанский самолично руку приложил». Далее следовала золотом написанная вязь «Михаил».

Василий спросил:

— То? - Юрша, кивнув головой, поспешно свернул свиток и спрятал за пазуху.— Ну и ладно. Вот этот Демьян мне нужен будет, а из этих любого бери.

Худой старик рванулся и упал на колени:

— Меня, меня возьми, боярин! Верным слугой буду.

Василий легко поднял старика и посадил на место. Демьян произнес со злой усмешкой:

— Дурак ты, батя. Это же верная смерть на дыбе. Ведь к царю повезут! А там слуг и без тебя хватает.

Старик стоял на своем:

— Хоть на смерть, пускай! Все расскажу про ваши татарские плутни, христопродавцы!

Демьян привстал:

— Эх, жаль, руки связаны! Раскроил бы тебе башку, батя!

Блин поддержал Демьяна:

— Да, старик, много лишнего набрешешь! Тоже ни к чему. Бери, десятник, того молчуна. Тебе ведь все равно.

В это время вошли Темный и Кривой. Темный пророкотал:

— Троих связали, четверо удрали. Остальных хоронить можно.

— Как же ты их упустил? — спросил Василий. Темный развел руками. — Ладно. Так как, десятник, прощаемся?Аким успел шепнуть:

— Бери, Юр Василич, кого дают, и давай Бог ноги.

Юрша отстранил его и сказал Блину:

— Беру обоих.

— Ты мне нравишься, десятник! Далеко пойдешь, ежели... Грамоту сразу за пазуху, прочесть не дал. Отпускаю тебе одного, ты двоих требуешь. Да знаешь ли... — И вдруг изменил тон: — Ты царя увидишь?

— Увижу. Эту грамоту приказано передать ему в руки.

— Во ты какой! А правда, что Спирька Фокин у царя в друзьях ходит?

— Не в друзьях. Приближенный слуга он, постельный служка.

— Во дела! Бери обоих и скажи государю: мол, Васька, сын дьяка Варлаама Блина, от царского гнева бежавший, за ум взялся. Вот — тебе помог... Ватагу в полтыщу собираю. Буду бить татар, а жив останусь, с повинной приду. Покуролесил и хватит. Скажешь?

— Скажу, Василий. И скажу, что без тебя не иметь бы мне грамоты.

— Быть по сему. Темный, проводишь царевых воев до дуба на горе. Да пусть они по деревне пройдут, пусть все видят - стрельцы на татар напали, да вон Демьяна выручили, а мы тут вроде ни при чем. Прощай, десятник. Может, еще свидимся. — Уходя, Юрша слышал слова Василия: - Неждан, развяжи Демьяна...

И опять впереди Темный, болотное бездорожье в липком тумане да брызги гнилой воды. Пленных усадили в седла, ноги привязали к стременам, их лошадей вели в поводу.

Чем дальше ехали, тем гуще становился туман. Лягушек как будто поменьше стало, зато чибисы крыльями чуть шапки не сшибают. Лошади шли шагом. Скоро Юрша понял, что Темный ведет их другой дорогой, не той, что ехали ночыо, чем дальше, тем больше топи. Дуба приметного не видно, туман не рассеивался. Подумалось, что вожатый заблудился. Юрша нагнал Темного и высказал свое подозрение. Тот остановил коня:

— Дурак ты, хоть и десятник! Если бы не Гурьян, давно бы вы все бульки пускали. А дуб — вон он. — Темный кивнул вверх.

Юрша поднял голову. Совсем близко над туманом расплывчато рисовалось очертание знакомого дуба, подсвеченного восходящим солнцем. Почти тут же болото кончилось, начался песчаный подъем на обрыв. Темный отвернул в сторону и скрылся в тумане. Ни здравствуй, ни прощай.

23

В Питомши вернулись всем отрядом близ полудня. Пока седлали свежих коней подставы, Юрша отдавал распоряжения. С собой он брал Акима, Кривого Микиту и Петра — десятника московских стрельцов и обоих пленных. Над остальным отрядом головой оставил боярина Афанасия. Теперь, когда Болото было далеко, а Коломна не за горами, Афанасий осмелел и заносчиво сказал: