Виктор Дьяков - В году 1238 от Рождества Христова Страница 13

Бурундай очень опасался, что коназ Гюрга не решится принять открытый бой на речном льду, а выстроит свои войска на высоком берегу, и тогда ему ничего не останется, как атаковать из очень неудобного положения снизу вверх. Но дух Сульде был явно на его стороне – орысы сами сошли на лед и выстроились для битвы. Почему орысский коназ сделал именно так? Видимо действительно поверил, что врагов не слишком много и он успеет их разбить до того как подойдет тумен Едигея. Да неважным военачальником оказался этот коназ. Хоть бы спросил у кого, какую тактику применяют в сражениях его нынешние враги. Монголо-кипчаки ведь никогда не бросают сразу все силы в бой и вообще не вступают в сражение, не имея сильных резервов. Вот и сейчас Бурундай вывел на лед лишь половину своего тумена, а вторую спрятал в лесу. Теперь надо было дождаться, когда все орысы втянутся в сражение и в решающий момент ввести в бой вторую половину тумена. Бурундай столько раз успешно опробовал эту тактику, что и сейчас не сомневался в успехе.

Но на этот раз все сразу пошло не так как рассчитывал Бурундай. Четыре тысячи конных татар атаковали как всегда, сначала пошли в галоп, потом саженей за сто резко остановились и стали засыпать противника стрелами. Обычно в результате такого обстрела противник сразу нес большие потери, его строй сбивался, боевой дух падал. Но сейчас больших потерь противнику татарские стрелы не нанесли. Стоявшие в середине дружинники своими большими треугольными щитами умело закрыли и себя и своих коней. Казалось, стрелы должны были внести панику в ряды стоявших по краям ополченцев. Но и здесь они оказались к такому обстрелу готовы, у всех у них оказались простые щиты, сколоченные из обычных досок… но, доски были толстые и их стрелы не пробивали. Когда татары вновь понеслись в атаку, их встретил все тот же сомкнутый не потерявший управления и боеспособности единый строй. Когда пошла сеча и легкая кипчакская конница атаковала фланги, она не смогла прорвать строй ополченцев, ибо берега неширокой реки не давали привычной свободы маневра, с одной стороны ограничивал высокий обрывистый берег, с другой густой лес и глубокий снег. Да смерды были плохо вооружены, но неожиданно очень действенным оружием оказались рогатины, которыми ополченцы стаскивали с седел всадников, а то валили на лед его вместе с лошадью. Но самое неприятное для Бурундая творилось в центре. Тяжеловооруженная конница, состоявшая сплошь из монголов, ударная таранная сила его тумена, пожалуй самая боеспособная во всем монголо-кипчакском войске… Эта конница, столкнувшись с головным великокняжеским полком, не то что не смогла поколебать его, она втянулась в тяжелую рубку даже без намека на какой-либо успех. Обычно монголы побеждали за счет маневра и умелого владения саблей. Но здесь, на льду, в тесноте преимущества маневра просто не могло быть. А сабли… в тесной однообразной сече, где основную роль играла не частота ударов, а их сила, здесь более длинные и тяжелые мечи дружинников оказались более эффективными. К тому же и физически дружинники в целом оказались выше и сильнее монголов.

Скрежеща зубами Бурундай смотрел, как непоколебимо возвышается над строем врагов великокняжеское знамя, как постепенно дружинники начинают теснить и истреблять его лучших воинов. Надо было вводить в бой вторую половину тумена, но чутье полководца подсказывало, что в данный момент это не даст ожидаемого эффекта. Бурундай продолжал напряженно следить за битвой и ждал, когда дух Сульде, наконец, подаст знак, как это всегда бывало, когда он безошибочно угадывал момент ввода в бой резерва… Но ничего не менялось: орысские ополченцы на флангах успешно отбивали наскоки кипчаков, а в центре все отчетливее обозначалось преимущество великокняжеской дружины над монголами. Видя, как все чаще падают сраженными его воины под ударами тяжелых орысских мечей, Бурундай осознал, что если и дальше ничего не предпринимать, а пассивно ждать помощь от Сульде, орысы просто прорвут центр его войска с катастрофическими последствиями. Бурундай не потерял самообладания, он понимал, что весь резерв и даже его большую часть в бой бросать пока не время. Потому он послал всего лишь две тысячи кипчаков. Они должны были атаковать не центр и не фланги, а стык между ополченцами и дружиной, где ввиду продвижения вперед конных дружинников и не поспевающим за ними ополченцами образовался некий разрыв. Атаковали сразу с обоих флангов. На одном атака не имела успеха, так как ополченцы успели закрыть брешь. А вот на другом кипчаки вклинились в строй противника и даже потеснили ополченцев, грозя прорваться и ударить по княжеской дружине с тыла… Воевода фактически командовавший не только своим полком, но и всем сражением, ибо Великий Князь не руководил, а сам лез в битву явно ища смерти… Так вот, воевода вовремя заметил грозящую опасность и развернув задние ряды дружинников атаковал кипчаков, заставив тех быстро отступить. Тут же дружинники и закрыли брешь. В результате атака кипчаков из резерва цели не достигла, но давление на монголов в центре ослабло и сеча там уже пошла на равных.

Это равенство сохранялось довольно долго, обе стороны уставали, но монголо-кипчаки уставали сильнее – в этой долгой сече в ужасной тесноте, привыкшие сражаться на просторе степняки чувствовали себя весьма неуютно. Потому в конце-концов в центре вновь обозначился перевес дружинников головного великокняжеского полка. Бурундаю вновь ничего не оставалось, как опять бросать в бой некоторую часть резерва. Он послал последних оставшихся у него кипчаков, не трогая монголов… И опять атака не принесла желаемого перелома в ходе сражения, только на время его выровняв. У Бурундая оставался последний резерв – тысяча тяжеловооруженных монголов. Он не решался бросить и его в бой, в надежде, что дух Сульде, наконец, снизойдет до него…

И Сульде, наконец, услышал бессловесные мольбы темника. На льду, вдалеке, со стороны верховьев Сити показалась темная людская масса. По мере ее приближения стало ясно – то приближался тумен Едигея. Бурундай отбросил все колебания и сомнения – военное счастье вновь повернулось к нему лицом, а в такие моменты он действовал решительно и быстро. Тысяча тяжеловооруженных монголов немедленно была введена в бой. Они должны были успеть обрушиться на орысов до того как подойдут воины Едигея, чтобы у того не возникло мысли о своей решающей роли в этом сражении.

Тем временем приближающейся тумен заметили и сражающиеся. В монголо-кипчаков это вселило уверенность, в русских… Они поняли, что это приближается их погибель. И если великокняжеские дружинники продолжали рубиться с отчаянием обреченных, то ополченцы, до того стойко отбивавшие атаки, стали в панике разбегаться. И в самом деле, дружинники они для того и шли в войско служить, чтобы всегда быть готовыми погибнуть в бою, а смерды… Их дело не воевать, а землю пахать, скотину водить, то есть кормить тех же дружинников, князя и его челядь – у каждого своя судьбина. Впрочем, и один из дружинников, тучный немолодой воин в богатом одеянии и доспехах, на коне с посеребренной уздечкой, бросил строй и поскакал к берегу, явно надеясь спастись бегством. Но едва конь вылетел на высокий берег сразу две стрелы вонзились в спину воеводы Дорожа…

Бегство ополченцев предопределил полный успех ввода в бой последнего резерва Бурундая. Великокняжеский полк, оставшись без флангов, был полностью окружен. Так что подоспевшим воинам Едигея осталось лишь ловить разбежавшихся смердов. А своему резерву Бурундай поставил конкретную задачу – атаковать центр строя орысов, то место где возвышалось великокняжеское знамя. Ни в коем случае не дать воинам Едигея захватить ни знамя, ни самого князя – то почетная добыча самого Бурундая. И все было исполнено, как велел темник. Свежие монголы врезались в уже измученные многочасовым боем, деморализованные ряды дружинников, знамя упало… Бурундаю доложили:

– Коназ Гюрга зарезан…

Бурундай поспешил к месту, где валялось на снегу знамя, неподалеку от него, среди множества трупов лежало залитое кровью тело в богатых доспехах, дорогих сафьяновых сапогах. Рядом стояли нукеры Бурундая, не позволяя никому подойти к почетной добыче. Бурундай слез с коня, снял с безжизненной седой головы позолоченный шлем и одним ударом сабли отсек ее. Затем проткнул щеки и через них продел шнурок, которым и приторочил голову к своему седлу…

Остававшихся в живых орысов ловили и добивали почти до сумерек, добивали и раненых. На месте сражения лежало нагроможденными несколько тысяч трупов. В тумене Бурундая недосчитали более двух тысяч воинов. Указывая на эти потери, Бурундай в гневе выговаривал Едигею:

Ты очень сильно запоздал темник. Моим славным воинам пришлось одним биться с лучшими войсками орысского коназа. Они их разбили, но видишь сколько их полегло. Этого бы не случилось, если бы ты пришел раньше и помог нам. Много моих воинов тогда бы были сейчас живы и еще долго могли бы служить Великому Бату-хану. Ты… ты виноват. Вместо того, чтобы спешить сюда, ты нежился в теплой постели на мягком животе орысской жирной утки!