Саша Бер - Кровь первая. Арии. Они Страница 13

— Тфу, ты срань. Замолкни, — завизжала перепуганная Хавка, стараясь переорать Дануху.

Та соскочила с лежака, бешено озираясь по сторонам и ничего не понимая. Где она? Что с ней? Почему темно?

— Заткниси и замри, — рявкнула хозяйка, принимающая воинственную позу, она сгорбилась, ощетинилась, как будто вот-вот прыгнет, руки крыльями пустила в стороны, того и гляди в волосёхи вцепится, — сядь, говорю, и воды хлебни. Отдышиси.

Только тут Дануха пришла в себя и сразу вернулось понимание происходящего. Сердце колотилось как сумасшедшее, по лицу лил пот. Она утёрлась ладонью и грузно опустила свой зад на полог, тяжело дыша, как после долгого бега.

— Вот так-то лучши, — уже спокойно проговорила Хавка, но подходить к бешеной гостье не спешила, — чё пугашь, ибанута, чуть ни усёрласи тута под старость то лет.

— Чё случилася то? — недоумённо спросила Дануха, — чё руки распустила?

— Да я тибе дуру воще б прибила, уж две лучины бужу и разбудить ни могу. И по мордасам хлистала и водой обливала, уж думала подохла ты с дуру. А как пливатьси начала, так я чуть ляжки ни обмочила. Первый раз вижу, чёб чиловек во сне плевалси. Ну всё думаю — нежить тибе прибрала, всилиласи. Думала мине пиздец подпрыгал мелким скоком.

Дануха прикрыла глаза и как-то сама собой перешла в изменённое состояние, просто, чтоб успокоиться, но тут же почувствовала в углу нежить и вместо того, чтоб успокоиться, опять встрепенулась, но глаз не отрыла, а лишь принюхалась. Это оказалась не нежить, а две перепуганные полужити, притом мелкие. В одной она учуяла банника, а в другой Девку Банную[18] — Хыню. Только тут Дануха успокоилась и улыбнулась, открыв глаза и посмотрев хитрым прищуром на замершую Хавку.

— Хавка, — спросила она, ухмыляясь, — ты ж вродя помирать собралася?

— Ну, — опешила та от неожиданного вопроса.

— Ты чё эт под старость лет Хыню-то сябе завяла?

— Де? — прикидываясь дурочкой округлила глазки Хавка.

— Да вона в углу сядит. Чё тут тако страшного было, чё она если б могла, бедна, то полный бы угол навалила.

— И чё? — тут же взбрыкнула Хавка, переходя в лучшую оборону — нападение, — может я хочу помиреть красивой да здоровой. Тибе то чё?

— Ох, ё, — весело подытожила Дануха, утирая льющийся пот с лица, — бабы, они и в еби-бабах бабы.

С этими словами она встала и быстро, не давая опомниться хозяйке, прошагала мимо Хавки на выход. Страшно захотелось на свежий воздух. Выскочила она из бани весёлая, распаренная, да так и замерла. В лесу стемнело и у бревна-сидушки, горел костёр, а у костра на этом самом бревне, сидели два мужика. Она сначала опешила от такой неожиданности. Пригляделась. Скривилась, состроив на лице криволыбочку. Это были не мужики. Это были «мужицкое недоразумение», «колдунки», как их Хавка обзывала. Лад, да Данава, собственными мордами. Оба тощие, как две жерди от забора. Сидят, как два гуся шеи вытянули, да на Дануху парализовано смотрят. Наглая баба, не снимая с лица ухмылки, расставила ноги, сунула руку под отвисшее пузо и зазывно почесала свой волосатый пучок. Лад, что был самый старший из всех, старше даже Хавки, с длинными космами волос и бородой до пупа, седой как снег, да ещё и весь в белом, не вынес такого непотребства и отвернулся. Данава же заёрзал на бревне и блеющим, запинающимся голосом, принялся поучать свою старшую сестру:

— Ну… ты эт… вот чё, кончай… баба. Мерзость свою тут…

— Ох ё, — пропела Дануха, хлопая себя ладошками по ляжкам и обрывая его пламенную речь, — никак мужска половинка взыграла? Отросток чем поссать ходишь зашевялися?

— Кончай придурковаться, Данушка, не хорошо это.

— А я чё? — всё так же нагло и вызывающе продолжала баба, подходя к сидящим, — вышла с бани, вас тута не ждавши, да ты к тому ж на моей одёжке расселся.

С этими словами она с силой дёрнула волчью шкуру, на которой действительно расселся Данава. От резкого рывка, он, бедный, чуть в костёр с бревна не улетел и если бы не Лад, его перехвативший в полёте, то точно бы ему жариться.

— Ну, хватит, — недовольно пробурчал уже Лад, продолжая воротить глаза.

Дануха прикрыв свои телеса шкурой, искала глазами рубахи, но нигде не находила.

— А куды рубахи мои дели, ебанутыя? — рявкнула Дануха.

— Да ни пужай ты их малахольных, — встряла в разборки со спины Хавка, вышедшая наконец из бани, но в отличии от Данухи, одетая, — я твои рубахи в бане замочила.

— А мне чё? — недоумевала Дануха, оборачиваясь на свою новую жертву, — гостям глаза мазолить, да пытаться соблазнить этих чё ли? Иль ты ряшила мною свою стаю камаров всю ночь кормить?

— И то дело, — весело отбила её нападки хозяйка, направляясь в избушку и продолжая уже кричать из неё, — глядишь обожрутиси да пиридохнуть. Мине легчи жити станить, хоть кровушку не кому будит пити.

Хавка вынырнула из избы с большим двухсторонним меховым одеялом и бросая его гостье, язвительно буркнула:

— На-каси, прикрой срамоту то, распутна.

— Ох ё, — только и пропела Дануха, ловя одеяло и заворачиваясь в него.

Затем подошла к сидящим колдунам и командным тонов рявкнула:

— Ну ка двигай, — и устелив шкуру обратно на то место откуда сдёрнула, плюхнулась к костру.

Наконец наступило перемирие.

— Здорово, подруженьки, — обращаясь к двум колдунам, начала приветственную речь хозяйка избушки, единственная оставшаяся стоять, притом с другой стороны костра от сидящих, — чё припёрлиси? Сразу говорю, жрать неча. Гостья всё смитала, подчисту.

Тут встрепенулся Данава.

— Так мы ж не с пустыми руками, вон мясо принесли, — и он указал куда-то в сторону.

Хавка сделала несколько шагов в указанном направлении и горестно вздохнула:

— Так и знала, дармоеды. Им лень уж сибе пожрати сготовить. Помали кузнечика и тащат виковушки, чё уж присмирти. Бабанька приготовь, бабанька покорми, — подражая посикухам с юродничала Хавка.

Настроение у всей четвёрки было на подъёме. Круг был узкий, все свои. У баб настрой вдоволь по изгаляться, да на горе-колдунков с языков пену сдуть. Представителям веры тоже ничто человеческое было не чуждо. Они выправились. Растянули морды в улыбках, приготовившись огрызаться. Но неожиданно всё это весёлое и безмятежное рухнуло в один момент. Где-то со спины сидящих послышался приглушённый волчий рык. Народ резко оглянулись, а Дануху как под зад кто пнул. Она соскочила, сбросив с себя накинутое одеяло и лихорадочно заметалась в поисках клюки. Её оружие лежало там же где и было оставлено, рядом с мешком. Она схватила свою родную палку и со злорадным удовлетворением прижала рукой к древку волчий колдовской хвост. Тут же тело налилось силой и злостью. Она даже лучше стала видеть в темноте, но рассматривать особо было и не надо. Две пары глаз светились в лесу так, что не увидел бы их только слепой. До первого волка, а это были действительно волки, было шагов три по десять, не больше, но самих тел их было всё равно не видно. Дануха прикрыла глаза, принюхалась. Впереди стояла волчица. Кабель был моложе и стоял чуть поодаль, за ней. Дануха отрыла глаза, уставившись на суку, понимая, что из этой парочки она главная и перехватив клюку двумя руками, переступила бревно, сделав пару шагов в направлении нежданных гостей.

— Ты чё припёрлася, мразь? — грозно зарычала Дануха на волчицу, — я чё звала?

Пара волков продолжала оставаться на месте, только рычать перестали и сложилось впечатление, что они присели к траве, но не перестала рычать Дануха:

— Я волчатиной обожралася, покудава. Как оголодаю, кликну. Пошли вон!

Выкрикнув последнюю фразу, она подняла клюку перед собой. Первая пара светящихся звёздочек моментально потухла. Следом погасла и вторая. Дануха не видела их в темноте, но отчётливо чувствовала, как они не спешной рысью удалялись в глубь леса. Она перехватила клюку обратно в одну руку, выпуская хвост свободно болтаться и не спешно вернулась к бревну, положив клюку рядом с собой и вновь накинув на плечи одеяло. Почему-то замёрзли руки, и она протянула их к огню греть. Только тут она огляделась и в недоумении уставилась на троицу, которая в полном составе стояла с противоположной стороны костра и все как один с выпученными глазами.

— Чё? — убирая руки от костра и запахиваясь, недовольно спросила Дануха.

Ни один из троицы не шелохнулся и не изменился в лице. Как стояли пришибленными, так и остались.

— Расслабьтяся, — продолжала Дануха вяло, делая вид, что ничего не произошло, — я человечину не ем, тем боле стару, а кусаться не могу, по малости зубов во рту.

Первой от шока отошла Хавка.

— Ну, баб, ты дала, как подмахнула, — выдавила она из себя, как будто сдулась после перенапряжения, — если б я ни знам, то уж наверно в баню бижала жопу мыти. Но всё равно ни ожидала. Крут ты их.

Постепенно обмякли и колдуны, но возвращаться на свои прежние места не спешили. Дануха глянула на них жалостливо и пояснила: