Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли Страница 13

– Хорошо, так хорошо, милый мой… – покраснев, Саша повторил себе: «Это в последний раз».

Кусок промасленной чековой ленты шлепнулся в растоптанный снег. Продавщица, в грязноватом фартуке поверх тулупа, зазвенела сдачей:

– Десять с мясом, десять с капустой, десять с вареньем… – из поднятой крышки лотка на Машу пахнуло прогорклым маслом.

В Куйбышеве ей и Марте, запрещали покупать уличное, как брезгливо выражалась мать:

– Если бы вы знали, что кладут в эти пирожки, – Наталья закатывала глаза, – горторг не всегда может за всем уследить. Потом придется лечиться от дизентерии… – в школе продавали выпечку, но тамошняя столовая получала товар от закрытого комбината питания, обслуживающего обком партии. В особняке повар готовил румяные пирожки, подавая их к обеденному бульону. Маше только иногда удавалось перехватить сочные кругляши, которыми торговали в парке или в центре Куйбышева:

– Марта тоже их любит, – девушка подставила продавщице кошелку, – она вообще предпочитает простую еду… – приемная сестра радовалась ирискам и обсыпанным сахарной пудрой пышкам:

– Когда мы ездили в Ленинград, к Саше, она съела десять штук пончиков и просила еще, – улыбнулась Маша, – она такая худенькая, куда в нее влезает… – в отличие от Маши, Марта не любила спорт. Время на школьных уроках физкультуры девочка проводила, склонившись над шахматной доской. Играть Марта выучилась сама, по руководству для любителей, но в школьном шахматном кружке ее хватили:

– Она очень способная, впрочем, все учителя так говорят. Этим летом она пойдет в четвертый класс, а ей всего восемь… – над привокзальной площадью хрипели динамики, развешанные среди ампирных колонн:

– Вниманию встречающих, скорый поезд Новосибирск-Москва прибывает на третий путь. Нумерация вагонов с головы состава, стоянка двадцать минут. Напоминаем, что железная дорога является зоной повышенной опасности… – Рустем Слободин отобрал у Маши кошелку:

– Бежим, наш поезд отправляется после московского… – на площади зажигали фонари, в зимних сумерках переливались огоньки фар. На стоянке светились зеленые глазки такси. Небольшая очередь змеилась к бордюру, диспетчер усаживал пассажиров в машины. Маша приехала к вокзалу на автобусе, с девочками:

– Мы пока волыним, – весело сказала Зина, проталкиваясь внутрь, – видишь, парни забрали не только весь груз, но и наши рюкзаки… – в Ивделе им предстояло разделить между собой почти двести килограмм припасов:

– Макароны, тушенка, суповой концентрат, сахар… – хмыкнула Маша, – мама, наверное, думает, что я здесь хожу по ресторанам… – Маша отнекивалась, но мать вручила ей крупную сумму:

– Мне выдадут талоны в студенческую столовую, – попыталась отказаться Маша, – а на соревнованиях спортсменов кормят бесплатно… – Наталья покачала головой:

– Винегретом и биточками с кашей. Ты растешь, тебе надо хорошо питаться… – Маша давно перевалила отметку в метр семьдесят:

– Я его выше, – она отдала сумку Рустему, – впрочем, я, кажется, выше всех ребят, кроме Коли… – рука Маши, в кашемировой перчатке, случайно коснулась ладони юноши:

– Он покраснел, но это от мороза, – сказала себе Маша, – он на шесть лет меня старше, инженер. Я для них девчонка… – Рустем, по его словам, приехал в Свердловск в отпуск:

– Во-первых, у меня был день рождения, – объяснил юноша, танцуя на вечеринке с Машей, – сегодня мы и его отмечаем, а во-вторых, у нас в Челябинской области в дальние походы не отправиться. На моем комбинате есть волейбольная команда, но туризмом у нас никто не увлекается… – он скорчил грустную гримасу.

Слободин, как он туманно выражался, работал на производстве, в Челябинске. Маша подумала о Сороковке, как отец называл закрытый город:

– У них осенью случилась авария. Папа летал туда с товарищем Курчатовым… – Маша слышала разговоры родителей, за плотно закрытой дверью отцовского кабинета. Отец привез Марте книгу Курчатова, с посвящением:

– Будущему молодому физику. Ждем тебя в науке, Марта… – сестра держала монографию на рабочем столе:

– Она, кажется, даже пытается читать книгу, – вспомнила Маша, – но вряд ли она что-то понимает… – Рустем мог работать и на одном из многочисленных челябинских заводов, но Маша была уверена, что речь идет о Сороковке:

– Иначе бы он сказал, где он трудится… – решила девушка, – понятно, почему он так уклончив… – Сороковка считалась оборонным городом:

– Там стоят реакторы, работают ученые, – подумала Маша, – Рустем, наверняка, подписывал документ, о неразглашении секретных сведений… – на перроне ей в лицо ударил морозный воздух. Пассажиры суетились у зеленых вагонов поезда «Свердловск-Приобье». Рустем прищурился:

– Нас издалека видно, – рассмеялся юноша, – лыжи, рюкзаки, спальники, палатка, всякое барахло… – юноши, с Зиной и Людой, затаскивали багаж в вагон. Билеты они купили общие. Машу ждала ее первая ночь в плацкарте:

– Утром окажемся в Серове, а оттуда поедем в Ивдель, – она торопилась за Рустемом, – мама знает, что мы уезжаем и не станет волноваться. Я ей вчера звонила… – после экскурсии в музей-квартиру Горского Маша сбегала на городской почтамт:

– Мы скоро вернемся, – сказала она матери, стоя в телефонной кабине, – я привезу Марте минералы для коллекции… – отец пока не прилетал из служебной командировки. В трубке послышалось сопение, кто-то почесался:

– У меня новое платье, – сообщила приемная сестра, – оно кусачее. Мы с мамой ходили в кино, на фильм про Горского. Актер, который его играет, снимался в ленте, про геологов. Называется «Неотправленное письмо», я видела афиши. Мы с тобой его посмотрим, когда ты вернешься. Привези мне кусочек малахита… – сестра содержала коллекцию в музейном порядке, раскладывая образцы по ящичкам особо заказанного шкафа. Мать отобрала у Марты трубку:

– И себе что-нибудь купи, – велела она, – Лариса Ивановна говорила, что в Свердловске хорошие ювелирные магазины. Выбери бусы, браслет. Деньги у тебя есть. Если не хватит, телеграфируй, отец попросит тамошних коллег… – в трубке зажужжало, телефонистка прокричала:

– Последняя минута… – Маша подумала о кольце и крестике, в тайном кармане рюкзака:

– Ребята туда не полезут, зачем им. Деньги я взяла, хотя на что их тратить в тайге… – пирожки они с Рустемом купили на собранную вскладчину мелочь. После фильма о Горском Маша сводила девочек в кафе-мороженое:

– Мы взяли пломбир с орехами и двойным сиропом, – улыбнулась она, – и кофе. Зина призналась, что еще никогда не пила кофе… – в Куйбышеве Маша часто брала приемную сестру в кино:

– Марте нравятся фильмы, – подумала она, – и музыка тоже, то есть терменвокс. Она думает не только о физике с математикой… – в буфете кинозала сестра просила дешевое мороженое:

– Она поливает его вареньем… – от вагона замахали, – и пирожки с джемом она тоже любит… – Игорь Дятлов, руководитель группы, недовольно сказал:

– Быстро садитесь. Отправление через пять минут. Пока вы гуляли, приехал Гуревич, с жареной курицей. Сейчас поедим домашнего, с вашими пирожками… – юноши пропустили Машу в прокуренный тамбур. Пассажиры толпились в проходе, с полок свешивались тонкие матрацы, истасканные одеяла. Пахло потом, табаком, люди расстегивали тулупы и пальто. Маша нырнула в секцию, откуда слышался звон гитары:

– Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза… – пропел красивый баритон. Увидев склоненную над струнами, светловолосую голову, Маша замерла:

– Гуревич, Гурвич… Что он здесь делает? Он должен быть в Ленинграде… – группа заняла все полки, в двух соседних секциях. Девочки разложили салфетку, водрузив на столик Машин китайский термос с кофе, вареные яйца и черный хлеб:

– Пирожки, – обрадовалась Люда Дубинина, – устроим пир на весь мир. Саша, познакомься, моя куйбышевская подруга, Маша Журавлева. Она пойдет с нами в поход, а вообще она занимается конным спортом. Она кандидат в мастера, представляешь… – серые глаза спокойно взглянули на Машу. Лицо юноши не дрогнуло: