Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая Страница 14

– Он, конечно, не еврей, однако он семья. Ты говорил, что он достойный человек. Он обещает вывезти Хану, то есть Аннет, из Парижа…

– И вывезет, – подтвердил Меир

– Наримуне человек чести, папа. Я в этом убедился, – Меир не стал говорить, как и где. Он не делился с отцом подробностями работы:

– И ее дети будут евреями… – они с отцом сидели в гостиной, за кофе. Доктор Горовиц покрутил светловолосой, немного поседевшей головой. Отец указал на афишу фильма покойной сестры:

– Подумать только, я вспоминал, на кого мадемуазель Аржан похожа? Одно лицо… – Меир вспомнил гордо поднятую голову, четкий очерк носа, с заметной горбинкой, щеки цвета смуглого персика: «Одно лицо…». Аарон, из Харбина, написал, что сестры напоминают друг друга. Регина только была ниже ростом.

– Аарон и Эстер в маму, высокие… – потянувшись, Меир взял руку отца:

– Просто командировка в Лондон, папа. И дальше, немного… – замявшись, он твердо закончил:

– Я доставлю Эстер и мальчиков до Британии, обещаю. Ты не грусти, мы все скоро вернемся. Что тебе подарить, на юбилей? – спросил Меир.

Доктор Горовиц усмехнулся:

– Соберитесь все здесь, это лучший подарок. Мы… то есть я… – торопливо поправил себя отец, покраснев, – поедем… поеду в горы Кэтскиллс… – навещая Нью-Йорк, Меир всегда звонил отцу с вокзала, на всякий случай, как озорно думал мужчина. В рефрижераторе стояли торты от миссис Фогель, у отца был здоровый румянец на щеках. Меир, успокоил себя:

– Папа с близнецами повозится. Аарон женится, наконец, когда в Америку приедет… – он боялся, что старший брат, вряд ли усидит на месте, и захочет отправиться в Европу:

– И я женюсь… – Меир, в который раз, пообещал себе, сделать предложение Ирене: «Папа еще увидит, как его внуки под хупу идут, – решил он, – а война закончится, непременно. Для этого мы здесь».

В пустом вагоне третьего класса поезда Харлинген-Амстердам они говорили о работе. Джон рассказал Меиру о группе Генриха. Мужчина заметил:

– Я бы мог наведаться в Берлин, с нейтральным паспортом, с орденом от Франко. Проверить, как у них дела. Ты говоришь, что с весны от них информации не поступало. Аарон мне о Генрихе ничего не упоминал, когда мы в последний раз виделись… – Меир смотрел на каналы, за окном, на низкие, баржи, на домики под черепичными крышами. Если бы ни нацистские флаги, на станциях, то никто бы и не сказал, что страна оккупирована:

– Три года назад мы здесь встречались… – понял Меир, – сколько всего случилось, с тех пор. Скорей бы Аарон домой добрался, папа его ждет…

– Правильно, – бодро закончил Меир, – не след о подобном болтать, даже родному брату, даже зная, чем я занимаюсь. Схему с координатором твой покойный отец отлично придумал, но где сам координатор? – серо-синие глаза внимательно посмотрели на Джона.

– Мне предстоит узнать, что с ним, – неохотно ответил герцог. Джон надеялся, что кузен не заметил, как он краснеет, всякий раз, говоря об Эстер.

Газету они с Джоном прочли в кафе, на амстердамском вокзале. Флагов висело еще больше, по главному залу прогуливались патрули. Солдаты, в серо-зеленой форме вермахта, ходили с голландскими полицейскими. Паспорта у Меира с Джоном были в порядке. Они, все равно, предпочли нырнуть в первый, попавшийся на дороге закуток.

За кофе и булочками все стало понятно. На первой странице, под заголовком: «Обращение председателя еврейского совета Амстердама к общине города», красовалась парадная фотография профессора Кардозо, во фраке, с орденами. Зять покровительственно улыбался, глядя в камеру. От ухоженной, короткой бороды, казалось, пахло сандалом даже через газетную страницу. Меир шевелил губами:

– Призыв к соблюдению распоряжений немецкой администрации, обязательная регистрация, штампы в паспортах… – сильная рука сжалась в кулак. Глаза, за очками, похолодели:

– Юденрат… – Джон открыл рот. Меир его прервал:

– Я знаю, что это такое. Я имею доступ, – он коротко, горько усмехнулся, – к донесениям нашего посольства, в Берлине… – Меир заставил себя не комкать газету, не привлекать ненужного внимания:

– Мамзер, мерзавец, сволочь, вошь проклятая. Как он может, Джон, он еврей! – Меир велел себе понизить голос. Ему хотелось заорать то же самое зятю, и всадить, в добавление, несколько пуль в холеное лицо:

– Он знает, что происходит в Германии, в Польше. Не может, не знать… – Меир почувствовал в кармане привычную тяжесть браунинга. Джон вздохнул: «Как ты понимаешь, мы сюда приехали не для того, чтобы взывать к совести твоего зятя…»

– Невозможно взывать к тому, чего нет… – отрезал Меир, поднимаясь: «Пошли в особняк».

На канале Принсенграхт никого не оказалось. Дверь им не открыли, хотя Джон, долго, нажимал на кнопку звонка. Герцог достал из саквояжа отмычки:

– Дверь в сад здесь хлипкая. Я говорил… – он осекся, Меир, подозрительно, спросил: «Что говорил?».

– Говорил, что садовые двери все такие. На Ганновер-сквер она тоже хлипкая, – нашелся Джон, – когда вернусь, я об этом позабочусь… – Меир не навещал Лондон. Кузен не знал, что особняк в Мэйфере укрепили лучше Тауэра.

Легко перемахнув через деревянный забор сада, они прокрались на участок соседей. Цвели ухоженные розы, вокруг было пусто. С канала слышался звук катера. Дверь, действительно, поддалась быстро. Меир знал, как осматривать место преступления, но здесь, судя по всему, ничего подозрительного не случилось:

– Она уехала… – наконец, сказал Меир. Он стоял, посреди, спальни сестры, – саквояжа нет, одежды. Ее документы исчезли, вещи мальчиков… – Джон кивнул:

– Близнецы у него… – Джон поморщился, – отца. Они живут с Кардозо, когда он в Европу возвращается, по судебному соглашению. Твоя сестра писала тете Юджинии… – объяснил Джон, прежде чем кузен успел спросить, откуда герцог знает подробности развода Эстер. Оказалось, что сестра, предусмотрительно, сообщила тете Юджинии и адрес амстердамской квартиры бывшего мужа, на Плантаж Керклаан, рядом с ботаническим садом.

Джон велел себе не думать о пустой квартире, о скрипе кровати, о ее светлых, разметавшихся по подушке волосах:

– В первый раз… – они шли с Меиром к рынку Альберта Кейпа, – у меня в первый раз тогда все случилось. Я надеялся, что ей понравилось. А если нет? Она говорила, что да, но если она меня просто жалела… – Джон рассердился:

– Она тебя не любит. Она ясно тебе все сказала, еще в Венло. Слезь с мертвой лошади, Джон Холланд… – он вспоминал, длинные, стройные ноги, круглые, теплые колени, блеск нежной кожи:

– Я куплю лимонада, – резко остановившись, Джон свернул в магазин. Меир едва не налетел на кузена. Джон вышел из лавки с двумя открытыми бутылками: «Жарко».

Жарко было и здесь, на скамейке.

Показав Меиру дом, где располагалась безопасная квартира, Джон велел:

– Подожди. Мне надо сначала самому проверить, все ли в порядке… – Джон не хотел, чтобы Меир наткнулся на сестру. Джон сразу заметил, что тайник в половицах открывали. Полотенце было влажным, из кладовки пропал особо сделанный чемодан, для рации:

– Она уехала… – Джон, с балкона, помахал Меиру, – с передатчиком. В Польшу? Если дети у него… Давида, она могла это сделать. Но почему она не вышла на связь, не сообщила… – сзади раздались почти неслышные шаги Меира. Он держал на руке свернутый пиджак. От газеты кузен у избавился, по дороге к дому. Джон заметил какой-то блеск, в пальцах Меира:

– Мы здесь переночуем… – начал герцог, – а потом…

– Переночуем, – нарочито спокойно согласился кузен. Меир сунул под нос Джону несколько светлых, длинных волосков:

– С подушки снял. На половицах, в комнате, капли красного лака, для ногтей. От Элизабет Арден, я помню оттенок, – любезно добавил кузен. Джон видел, как побагровела щека мужчины. Герцог, предостерегающе, сказал: «Меир…»

– Полотенце влажное… – будто не слыша его, продолжил Меир, – и, если ты думаешь, что я не узнаю волосы своей сестры… Что под полом хранилось? – требовательно поинтересовался кузен.

– Передатчик, – признался герцог. Сняв очки, Меир протер стекла полой пиджака:

– А мэшугенэм зол мэн ойсмэкн ун дих арайншрайбм! Чтобы ненормального выпустили, а тебя упрятали в сумасшедший дом! Потому что там твое место, поц! – выплюнул кузен. Он прислонился к двери: «Рассказывай все».

Выслушав Джона, он, бесцеремонно, забрал у герцога пачку сигарет:

– Чтобы балкон свалился на твою умную голову, больше я ничего пожелать не могу. То есть могу, – Меир щелкнул зажигалкой, – хоть до самого утра, но вряд ли это что-то изменит. Ты о чем думал, когда мою сестру вербовал, – он подавил желание встряхнуть Джона за плечи, – она мать, у нее дети…

– Я ее не вербовал… – Джон смотрел на канал, на заходящее солнце, – все по-другому случилось, Меир. Она отлично работала, вся информация от группы Генриха шла через нее. Она, наверное, в Польшу отправилась… – Джон оглянулся на гостиную, – только почему она мне ничего не сообщила, не дождалась замены… – надев пиджак, Меир подытожил: