Чарльз Кингсли - Ипатия – душа Александрии Страница 14

Когда толпа повернула за угол, створчатые ворота массивной арки раскрылись и длинный ряд сверкающих оружием фигур хлынул на улицу и по команде неподвижно остановился, стукнув копьями оземь. Передние попятились, и над толпой пронесся боязливый шепот:

– Стража!

– Кто они такие? – шепотом спросил Филимон.

– Солдаты, римские солдаты, – так же тихо ответил сосед.

Филимон, шедший среди вожаков, отступил назад. Так вот они, римские солдаты! Победители мира! Он стоял перед ними лицом к лицу!

Один из начальников, высокий чин которого угадывался но золотым украшениям на шлеме и нагруднике, схватил его за руку. Грозно взмахнув жезлом над головой Филимона, он спросил:

– Что это значит? Почему вы не спите в своих постелях, александрийские негодяи?

– Александровская церковь горит, – ответил Филимон.

– Тем лучше!

– Евреи режут христиан!

– Так и разделывайтесь с ними сами. Назад, солдаты! Это просто маленькая потасовка!

И отряд, сверкнув латами на повороте, с грохотом и звоном исчез в темной пасти казарменных ворот. Людской поток, не сдерживаемый более, понесся дальше.

Филимон не отставал от своих, но испытывал странное разочарование.

«Маленькая потасовка»! Пожар Александровской церкви, резня христиан, учиняемая евреями, гонение на христианскую веру – все это были пустяки, не стоящие внимания сорока солдат. Филимон возненавидел этих воинов…

Вдруг пронзительный женский голос из верхнего этажа дома оповестил толпу, что Александровская церковь вовсе не горит. Толпа остановилась. Из расспросов выяснилось, что никто не видел горящую церковь, не встречал очевидцев пожара. Никто не знал даже, кто поднял тревогу. Не лучше ли спрятать в безопасном месте своих пленников и пойти к архиепископу за дальнейшими инструкциями? Так и решили и вскоре достигли Серапеума. Перед Серапеумом возвращавшихся встретила другая толпа, которая сообщила им, что их обманули. Александровская церковь вовсе не горела; из тысячи христиан, якобы убитых евреями, налицо были лишь три трупа, в том числе и труп бедного священника, лежащий теперь дома. Но зато говорят, что весь еврейский квартал идет на них!

При этом известии толпа решила как можно скорее удалиться в дом архиепископа, заколотив двери и приготовиться к осаде.

Вскоре вдоль улицы послышались тяжелые шаги; во всех окнах мгновенно показались встревоженные лица, и Петр бросился вниз, чтобы нагреть большие медные котлы, – он по опыту знал оборонительную силу кипятка. Блестящий диск луны осветил длинную шеренгу шлемов и панцирей. Слава богу, это были солдаты!

– Евреи идут! Спокойно ли в городе? Почему вы не предупредили убийства? В то время как вы храпели, перерезали более тысячи граждан!

Такими возгласами толпа приветствовала проходивших воинов, а воины спокойно отвечали:

– Довольно! Молчите и спите, мокрые курицы, или мы спалим ваш курятник!

Эта «вежливая речь» вызывала негодующие выкрики, и солдаты, хорошо знавшие, что с духовенством, хотя бы и безоружным, шутить нельзя, безмолвно продолжали свой путь.

Опасность миновала; теперь всем хотелось говорить громче прежнего и, без сомнения, эта болтовня продолжалась бы до зари, если бы внезапно не растворилось одно из окон, выходивших во двор, и не раздался властный голос Кирилла:

– Пусть каждый ложится там, где есть место. Утром вы все мне понадобитесь. Пусть немедленно явятся ко мне начальники параболанов с двумя пленниками и с теми, которые их захватили.

Через несколько минут Филимон вместе с двумя десятками лиц уже стоял перед великим человеком. Патриарх сидел за своим письменным столом и писал краткие приказы на небольших полосках бумаги.

– Вот юноша, который помог мне преследовать убийцу, – сказал Петр. – Он перегнал меня и поэтому подвергся нападению со стороны пленников. Мои руки, благодарение Господу, не обагрены кровью.

– Трое бросились на меня с ножами, – оправдывался Филимон, – и мне пришлось вырвать кинжал у этого человека, чтобы оружием обратить в бегство двух других.

– Ты храбрый отрок, но не читал ли ты в Священном Писании: если человек ударит тебя в правую щеку, подставь ему левую.

– Я не успел убежать, подобно Петру и всем прочим.

– Но почему же?

Филимон сильно покраснел, но не решился солгать.

– Мне попалась… бедная раненая негритянка… ее сшибли с ног… и я не смел ее покинуть, так как она мне сказала, что она христианка.

– Хорошо, сын мой, очень хорошо. Я не забуду этого… Как ее имя?

– Я его не расслышал… нет, кажется, она назвала себя Юдифью.

– Ах, это жена того человека, который прислуживает у ворот проклятой Богом аудитории! Эта набожная женщина, жестоко истязаемая мужем-язычником, делает много добрых дел. Петр, ты завтра сходишь к ней вместе с лекарем и посмотришь, не нуждается ли она в чем-либо. Кирилл никогда ничего не забывает. Теперь подайте мне сюда тех евреев. Два часа тому назад их старейшины обещали соблюдать мир, и вот каким образом исполняют они свои обязательства! Ну, что ж! Нечестивые попали в западню, расставленную их собственным коварством!

Евреев привели наверх, но они упорно молчали.

– Посмотри, святейший отец, – заметил кто-то, – все они имеют на правей руке кольцо из зеленой пальмовой коры.

– Весьма зловещий признак! Очевидно, это заговор, – пояснил Петр.

– Ну, что же это значит, негодяи? Отвечайте мне, если жизнь вам дорога!

– Тебе нет дела до нас. Мы – евреи и не принадлежим к твоему народу, – угрюмо возразил один из них.

– Не принадлежите к моему народу? Но вы убиваете мой народ! Я не намерен вступать в прения с вами, как я не пускался в рассуждения и с вашими старейшинами. Петр, возьми с собой обоих молодцов, запри их в дровяном сарае и приставь к ним надлежащую стражу. Кто их упустит – ответит мне за них собственной жизнью!

Обоих евреев вывели.

– Здесь, мои братья, предписания для вас. Разделите их между собой и затем передайте преданным и ревностным христианам ваших участков. Подождите час, пока не успокоится город, а потом соберите верующих и действуйте. К восходу солнца мне нужно тридцать тысяч человек.

– Для чего, святой отец? – спросило несколько голосов.

– Прочтите эти предписания. Тому, кто пожелает завтра сражаться под хоругвями Господа Бога, разрешается безнаказанно грабить еврейский квартал, запрещается лишь насилие и убийство. Пусть Бог поразит меня той же карой или еще суровее, если хоть один еврей останется в Александрии к завтрашнему полудню. Ступайте!

Представители христианской общины удалились, благодаря Небо за такого распорядительного и отважного вождя.

Филимон хотел последовать за ними, но Кирилл удержал его.

– Останься тут, сын мой. Ты молод, порывист и не знаешь города. Ложись и спи в соседней комнате. Через три часа начнется бой с врагами Божьими.

Филимон бросился на пол и заснул крепко, как ребенок. На заре его разбудил один из параболанов.

– Вставай, юноша! Посмотри, какова наша сила! К стопам Кирилла стеклось тридцать тысяч человек!

– Вот, братья мои, – говорил Кирилл, одетый в епископское облачение и шедший во главе блестящей свиты священников и монахов, – христианская церковь сильна своей сплоченностью и единством, и земные тираны трепещут перед ней, не будучи в силах ей противостоять. Собрал бы Орест в течение трех часов тридцать тысяч человек, готовых умереть за него?

– А мы готовы умереть за тебя! – воскликнуло множество голосов.

– Не за меня, а за Царство Божье!

Кирилл выступил со всей толпой.

Глава VI

Новый Диоген

На следующий день, около пяти часов утра, Рафаэль Эбен-Эзра лежал на своей постели, лениво зевая над рукописью Филона. Он трепал за уши огромного британского бульдога, созерцая серебристую пыль фонтана, бившего на дворе, и спрашивая себя, скоро ли мальчишка доложит ему, что теплая ванна готова.

Вошел юный слуга и возвестил не о ванне, а о приходе Мириам. Старуха, пользовавшаяся благодаря своему ремеслу правом свободного доступа почти во все дворцы александрийских патрициев, торопливо вошла, но вместо того, чтобы начать разговор, продолжала стоять. Рабу она приказала удалиться властным жестом руки.

– Как поживаешь, матушка? Садись же! Что же ты не принес вина для этой знатной женщины? Разве тебе еще не знакомы ее причуды?

– Убирайся прочь! – воскликнула Мириам, обращаясь к рабу.

– Теперь не время распивать вино, Рафаэль Эбен-Эзра, – продолжала она. – Почему ты лежишь? Разве ты не получил письма вчера вечером?

– Письмо? Да, получил, но я его не прочел, так как меня сильно клонило ко сну… Вот это? Цитата из Иеремии? «Встань и спасай жизнь свою, ибо злое задумано против всего дома Израилева!» Это от верховного раввина. Я всегда считал этого почтенного отца здравомыслящим человеком. В чем дело, Мириам?

– Безумец! Вместо того чтобы издеваться над священными изречениями пророка, вставай и повинуйся им. Письмо прислала тебе я!