Август Цесарец - Императорское королевство Страница 14

Все это позволяет доктору Пайзлу навязать свое руководство всем, кто поддался обману.

Таким образом, он сделался лидером одной нашей ультрарадикальной партии. Но непримиримый по убеждению, он умел искусно маскировать свои компромиссы с сильными мира сего и как глава оппозиции нападал на правительство тогда, когда тайком устанавливал с ним соглашательские мосты.

Этот человек представлял собой тип хорватского политика, который, видя свой народ угнетенным, сделался скептиком, а стремясь сохранить народное доверие к себе, и впредь должен был играть роль оптимиста. Что может получиться из такого человека? Даже величайшая искренность граничит здесь с лицемерием, а сумма этих качеств присуща актерам. Таким и стал Пайзл.

Но, может, еще более основательной причиной его актерства была жена. Будучи молодым адвокатом, Пайзл взял в жены сестру Петковича Елену. Объединить две славы — у него слава политического вождя, у нее — оперной певицы — таков был девиз этого брака; девиз, который ее, такую своенравную, ничуть не связывал, и своими авантюрами она постоянно нарушала этот брак. Между ними разгорелись скандалы, особенно когда Елена хотела отправиться в гастрольную поездку за границу, а он из ревности к одному кавалеру, заподозренному в намерении ее сопровождать, не хотел ее отпускать. Все-таки она уехала и в Германии гастролировала с огромным успехом. После возвращения раздоры усиливались по мере увеличения числа ее любовников.

Для Пайзла семейные неурядицы были терзаниями раба. Жена закабалила его, как демон, влекла к себе тем больше, чем дальше сама от него удалялась, стояла над ним как возмездие над преступником. Расплачиваясь сотней унижений за один миг радости, Пайзл тщетно пытался взять верх над этой женщиной, тщетно убеждал одуматься ради детей — двух дочерей — и грозил разводом. В ответ она только смеялась, потому что на самом деле о разводе помышляла она одна, но когда она прямо об этом заявляла, он страшно пугался и категорически протестовал.

Эта женщина стояла за всей его политической деятельностью как притягательное ядро, по которому Пайзл выверял свои действия. Когда он говорил, что любит Хорватию и работает ради нее, это означало, что он любит свою жену и трудится для ее блага. Из-за нее он так артистично играл, чтобы удержаться на первых позициях в партии и не отстать хотя бы в политическом плане от жены, блиставшей на оперной сцене; из-за нее и политику свою он превратил в предмет спекуляции и наживы, чтобы хоть этим удержать ее при себе, удовлетворить все ее желания, обеспечить удобную и беззаботную жизнь. Таким образом, получалось, что Пайзл своей политикой постоянно покупал собственную жену с ее ни с чем не сравнимым расточительством.

Так, сделавшись за солидное жалованье юрис-консультом страхового общества «Хорватская стража», он пустился в тайные сделки с Рашулой. Это не было для него падением и не грозило опасностью. Только, по его мнению, страховые дела надо вести таким образом, чтобы балансировать на той тонкой грани, когда дела выходят за рамки законности, но нарушения доказать невозможно. Но Рашула этому правилу не следовал, и Пайзл его упрекнул, тем более что он сам подвергался нападкам за вскрытые скандальные делишки, даже жена и товарищи по партии от него отвернулись.

Она не могла понять, что со всем этим он связался ради нее. Понятнее для нее было, однако, другое, что, впрочем, тоже было затеяно ради нее, — дело касалось ее брата Марко. Когда-то Марко был в партии ее мужа. Потом из-за разногласий он вышел из партии, что Пайзл, считая его своим политическим воспитанником, не мог ему простить. Поведение Марко становилось все более дерзким. Он связался с анархистами, чем осложнил политическое положение самого Пайзла, компрометируя его перед властями. Следовало что-то предпринять, чтобы обуздать его. Более веской причиной для таких мер было расточительство и легкомыслие Марко, что вело к растранжириванью наследства. Тем, кому уже нет спасения, лучше пожертвовать ради близких, а не чужих людей, размышлял Пайзл. Зная страсть жены к мотовству, неплохо было бы завладеть оставшимся наследством. Поэтому-то он и задумал взять Марко под свою опеку. Возражавшая поначалу Елена согласилась с его решением. Эта опереточная субретка Регина Рендели, по которой с ума сходил ее брат, была ее соперницей в театре, и отношения между ними были далеко не дружелюбные, как это обычно бывает в театрах. Например, она слышала, как сама Рендели похвалялась, будто ее брат просил у нее руки, а она отказала. Отказала ему, потому что — прямо в лицо бросила она — «подобные отношения слишком театральны, чтобы быть жизненными, и слишком жизненны, чтобы быть театральными». Однако она приняла от него кольцо и перчатки, каталась с ним в автомобиле, а после его ареста присвоила этот автомобиль, заявив, что это его подарок.

Видя всю нелепость таких отношений, Елена темпераментно обрушилась на брата, но, не совладав с ним, опустила руки, вверив его судьбу юридическому крючкотворству своего мужа. После того как попытка Пайзла убедить Марко согласиться на опекунство провалилась, в ход были пущены юридические приемы, в результате которых Марко не без помощи полиции и Пайзла оказался в тюрьме. Тюрьма, по плану Пайзла, должна сделать его более сговорчивым, а Пайзлу предоставить на суде необходимые обоснования для установления опеки.

Успех был близок, но Пайзл вдруг остыл к своему замыслу, стал его считать опасным и вредным. Причина опять заключалась в Елене. Нет, дело не в том, что она возражала против установления опеки над братом. Напротив, она сама стремилась ускорить такое решение. Случай с автомобилем брата стал камнем преткновения, поэтому и Елена, и Рендели — одна с целью удержать автомобиль у себя, другая — отнять его — пришли на свидание к Марко. В результате соломонового решения Петковича отдать автомобиль во владение обеим претенденткам все закончилось тем, что Елена обманом забрала его у Регины, и обе они отказались от каких-либо встреч с Марко в будущем. А Елена вдобавок возненавидела брата еще сильнее, чем сам Пайзл. Взять его под опеку сделалось для нее своеобразным актом удовлетворения личных амбиций, но в том, в чем он не соответствовал плану Пайзла, заключалась одновременно и причина, по которой ко всему этому плану Пайзл почувствовал омерзение: Елена якобы ради общественного мнения воспротивилась тому, чтобы опекуном Марко стал ее муж. У нее оказался свой кандидат — молодой и богатый доцент университета с великолепными видами на карьеру, вместе с тем это был тот мужчина, из-за которого сильнее, чем когда-либо прежде, поколебались в те же самые дни основы их брака: Елена решительно заявила, что ради него бросит Пайзла.

Таким образом, стало ясно, что добиваться опекунства и дальше — значит обогатить и благоустроить жизнь Елены, но на сей раз с другим человеком в качестве мужа, — одна мысль об этом приводила Пайзла в ужас. Вместо того чтобы покорить Петковича, ему пришлось собрать все силы, чтобы воспрепятствовать решению Елены, победить гордыню и блажь жены, по его определению. Одна за другой последовали семейные сцены, призраком маячил на горизонте развод. И как раз в то время, когда важнее всего для него была свобода, без которой и жизнь немыслима, Пайзл неожиданно оказался за решеткой.

Неожиданно, потому что даже вступление в своего рода секретный оборонительный союз с Рашулой он рассматривал лишь как меру предосторожности перед судом общественности; в настоящий суд, а тем более тюремное заключение Пайзл, полагаясь на свои надежные связи, ни минуты не верил. Тот факт, что в сговоре с полицией он засадил за решетку своего шурина, мог только усилить его самоуверенность. Однако ему пришлось разочароваться. Оказалось, что правительство пошло на уловку ради привлечения его на свою сторону. Соответствующее предложение было передано правительством через надежного посредника, но Пайзл дал решительный отказ. Поскольку он и без того имел в партии серьезную оппозицию, Пайзл для завоевания популярности попытался дипломатически ослабить впечатление от своего отказа. Но своим несогласием он ни в малой степени не помешал правительству осуществить свои намерения другим способом, а именно — оказать на него нажим, используя следственные показания Рашулы. Пайзлу это было достоверно известно, что и стало поводом для всех его сделок с Рашулой и Розенкранцем. Ведь ясно же: как только они откажутся от своих показаний, правительство будет разоружено и его выпустят. Он, правда, мог бы нейтрализовать уловку правительства и другим образом — раскрыть перед общественностью всю постыдность его махинаций. Но в таком случае правительство могло предать огласке его собственную махинацию против шурина. Отбросив эту мысль и не добившись успеха с Рашулой и Розенкранцем, все надежды Пайзл возложил на влияние своей партии, когда и с этой стороны он получил неожиданный удар: несомненно из-за интриг оппозиции партия публично отреклась от него. Кусая губы от бессилия, страдая от затаенного горя, непрестанно преследуемый томительными мыслями о Елене, которая ни разу не навестила его в тюрьме, и о доценте, с которым она наверняка проводила все свое время, Пайзл больше всего терзался неизвестностью и нетерпением, как вдруг произошло то, чего он совсем не ожидал: его посетила жена.