Евгений Федоров - Ермак Страница 147

Русские войска снялись с лагерного поля и двинули в глубь Ливонии. Немецкие крестоносцы не могли сдержать напора и сдавались.

В окруженном рощами Вольмаре, в большой мрачной зале, царь задал пир. У колонн пылали вдетые в кольца смоляные факелы. Тяжелые дубовые столы были уставлены золотыми и серебряными кубками, братинами, на огромных блюдах-жаренные индейки, гуси, копченые окорока вепря. Царь сидел на возвышении за особым столом; он посылал воеводам свои блюда и кубки вина. И каждый раз, когда окольничий подходил к отмеченному боярину, то низко кланялся ему и громогласно сообщал:

— Великий государь жалует тебя…

В разгар пира ввели знатных литовских пленников. Они вошли горделиво и не пали перед царем на колени. Грозный не рассердился. Он поманил к себе дородного седоусого князя Полубенского. Приложив руку к сердцу, литовец почтительно склонился перед Грозным.

— Я слушаю тебя, великий государь…

Иван Васильевич поднялся с кресла, украшенного парчой и, улыбаясь сказал:

Будьте гостями нашими. Дарую свободу вам идите к королю Стефану, убедите его заключить мир со мною на условиях мне угодных. Рука моя высока! Вы видели это, пусть знает и он!

Он одарил пленников шубами и кубками и отпустил на свободу…

После Вольмара Грозный отбыл в Юрьев. В пути он вспомнил о Магнусе и велел привести его. Пленник упал перед царем на колени и взмолился:

— Прости мое тщеславие, великий государь!

Грозный находился в радушном настроении, он схватил Магнуса за плечи, потряс его:

— Бог с тобой. Жалую тебе многие города, и по прежнему величайся ливонским королем…

Помилованный молча поцеловал жилистую руку Грозного…

Пробыв несколько дней в Юрьеве, царь отбыл в Александровскую слободу, полный надежд и уверенности в окончательной победе.

Увы, предположения его не сбылись.

Только что устроился он в слободе на отдых, как туда прискакал гонец с вестью о том, что шведы напали на Нарву. Вскоре в Южную Ливонию ворвались шляхецкие полки; они брали город за городом. Несмотря на отчаянное сопротивление русских, поляки взяли Венден. Ливонский король Магнус, только что недавно заверявший Грозного в своей верности, перешел на сторону врагов…

В этот решающий, третий, период войны русские потерпели ряд неудач. В Польше к этой поре произошли крупные политические события, укреплявшие союз Польши и Литвы. Королем польским и князем литовским был избран Стефан Баторий. Он стал деятельно готовиться к вторжению в русские пределы и тайно договорился с крымским ханом и шведским королем о поддержке его замыслов. Через папу римского Баторий был связан со всей католической Европой. Таким образом, войне против России придавался характер крестового похода. Вербовщики польского короля рыскали по всей Европе, щедрыми посулами заманивали в армию Батория разных наемников, искателей приключений, ландскнехтов, бродяг, готовых продать свою шпагу любому. К тысяча пятьсот семьдесят восьмому году у Стефана Батория собралась стопятидесятитысячная армия, в которой было много немецких, венгерских, датских и даже шотландских наемников. Во главе ее был поставлен Ян Замойский.

Русская армия была значительно многочисленнее. В ней насчитывалось около трехсот тысяч воинов, но полки и отряды разбросаны были по разным гарнизонам Ливонии и пограничным городам страны. Основные силы русских расположились в старинном городке-крепости Старице, прикрывая дорогу на Москву. Царь Иван Васильевич не рискнул вступить в открытый бой с интервентами, боясь поставить по удар целостность государства, тем более, что на юге приходилось держать большую армию для обережения от нашествия крымской орды.

Царь Иван Васильевич решил взять врага измором, заставить его измотать свои силы и средства на осаду и взятие многочисленных крепостей. Он хотел завлечь польские полки в глубь страны, в опустошенные уезды.

Весь тысяча пятьсот семьдесят девятый и восьмидесятый годы поляки бесчинствовали на русской земле. Особенно зверски вела себя шляхта в Великих Луках, которые были взяты пятого сентября тысяча пятьсот семьдесят девятого года. Еще дымились от пороховых взрывов городские стены, а наемники Стефана Батория уже врывались в дома, насиловали женщин, убивали детей. Они напоминали диких ордынцев Чингис-хана.

После Великих Лук очередь последовала за Невелем, Озерищем и Заволочьем.

Несмотря на большие неудачи, Грозный не растерялся. Он решил ослабить удары дипломатическим путем. Римский папа давно искал себе союзника против Турции. Иван Васильевич послал к нему посла с предложением выступить против общего врага, если интервенты покинут русскую землю. Папа заколебался. Царь понимал, что надо быть готовым ко всему. По расположению шляхетских войск, он и его воеводы правильно предугадали намерение Стефана Батория. По их расчетам выходило, что летом тысяча пятьсот восемьдесят первого года враг несомненно двинется к Пскову. Нужно было торопиться. По приказу царя, по зимнему пути день и ночь в Псков тянулись обозы с оружием и продовольствием. Во главе защиты города поставили опытного в ратном деле воеводу Ивана Шуйского.

Теперь каждый день можно было видеть Шуйского в разных районах города. Он наблюдал за укреплением обветшалых крепостных стен и возведением новых в опасных местах обороны. В окрестные села, деревни и погосты поскакали гонцы с приказами: всем перебириться с продуктами и имуществом в Псков. А дома, усадьбы, — все, что нельзя было увезти, до тла сжечь, колодцы засыпать, чтоб враг, придя в псковскую землю, не нашел ни пищи, ни пристанища. Весь гарнизон крепости и псковичи были приведены к присяге. Царь часто посылал грамоты, увещевая воинов и горожан стоять насмерть. Предусмотрительный и осторожный Шуйский далеко вперед высылал разведывательные отряды и учредил на дорогах зоркие дозоры, чтобы следить за движением врага.

Все свершилось, как предполагали русские воеводы. В теплые августовские дни, когда убран с полей хлеб, армия Стефана Батория двинулась на Псков. В один из солнечных дней в Детинце тревожно загудел осадный колокол. Стрельцы и псковичи, охранявшие стены, увидели вдали клубы серой пыли, а вскоре разглядели и всадников в красных накидках и белых шапках. За шляхетской конницей двигалась венгерская пехота. Постепенно южные холмы Завеличья покрылись палатками, окутались дымом костров — утомленные ландскнехты готовили пищу.

Все последующие дни по дорогам, ведущим к Пскову, двигались польские войска: конница в цветных жупанах, в конфедератках, с крылышками на спине, тяжело ступавшие широкие ряды пехоты, осадная артиллерия на огромных колесах. За армией с криком и несмолкаемым гвалтом тынулся бесконечный обоз с шинкарями и неприличными девками. Тысячи дельцов из польских пограничных местечек — корчмари, ростовщики, маклеры, барышники, сводники, юркие нахальные проныры — спешили поживиться на русском горе.

Эту шумную, самоуверенную армию вел сам Баторий и великий канцлер Речи Посполитой Ян Замойский. Для них на высоком холме установили пышные палатки, окруженные сотнями других, в которых разместились придворные.

Король долго любовался величественным зрелищем. Псков был велик и прекрасен своими крепостными стенами и высокими конусообразными башнями. Особенно пленял Детинец с его изумительным собором, звонницами, башнями, сооруженными, по преданию, выборным князем Довмантом Тимофеем. Вознесенный на высокую скалу, он казался чудом мастерства.

Баторий, много ездивший по Европе, был поражен увиденным. Он не удержался и восторженно воскликнул:

— Какое зрелище! Город прекрасен, точно Париж! Даруй, боже, нам победу над ним!

То, что такой город нелегко одолеть, король, конечно, понимал. В XVI веке в Саксонии ходила очень меткая поговорка: «Кто против бога и Новгорода?». Псков же — младший брат Новгорода — правда, уступал ему в богатстве и торговом значении, но военной славой гремел далеко за русскими пределами. О стены Пскова разбивались все нашествия врагов с Запада. На Псковском озере, у Вороньего камня, Александр Невский разбил псов-рыцарей. Псков всегда несокрушимо стоял против чуди, литвы и немецких рыцарей.

Однако Баторий верил в свое счастье. Окруженный блестящей свитой, он с веселым видом возвращался в лагерь. В походной часовне-палатке ксендз отслужил обедню, паны, как обычно, расхвастались своей храбростью, — все казалось королю обещающим успех. И тут произошел большой конфуз. Воевода Брацлавский, желая порадовать короля первой победой, решил устроить засаду. За холмами и кустарником он скрыл венгерскую пехоту, а конницу пустил «поляковать» у стен. Между конниками и псковичами завязалась едкая перебранка. Поляки обнаглели и держали себя вызывающе. Вдруг крепостные стены распахнулись, и русская конница вырвалась в поле. Напор ее был так стремителен, так отменно рубились мечами всадники, что шляхтичи, забыв о задоре, бросились в постыдное бегство. Венгерцы, и те не смогли выручить своих товарищей. Только подоспевшая хоругвь Гостынского спасла уцелевших беглецов.