Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король Страница 15

- Это вам не Олег, - вкрадчиво произнёс Кузьма Ерофеич, приятель Владимира, высокий, тонкий, с бородкой клинышком. - С ним так просто не совладать! Да и того-то…

Бояре разом притихли, завертели головами. В том, что Олег Ярославич был отравлен, не сомневался никто. Не могли взять в толк, кому пришла в голову сия мысль. С одной стороны поглядеть, это во благо - недоставало ещё, чтобы Галичем правил сын блудной попадьи! А с другой - нечего сказать, сменили шило на мыло. Уж лучше бы Владимир! Пусть опозорит ещё двух-трёх жён - баба, она ведь искони виновата, а сучка не захочет, так и кобелёк не вскочит! - пусть пьёт да гуляет, да пропадает целые дни на охоте - бояре сами с городом управятся. По крайней мере, никто не будет мешаться во внутренние дела.

По одному головы всех бояр оборотились во главу стола, где, сгорбившись, сидел старый боярин Тудор. Тот ссутулился, оперся на посох, прикрыв морщинистыми веками выцветшие глаза, но, услышав тишину, медленно выпрямился и, обводя всех спокойным взглядом, произнёс:

- Думайте, бояре! Думайте…

- А чего тут думать! - воскликнул Семён Избигневич. - Пустили козла в огород! Гнать его надо!

- От Кирилла нету ли вестей? - обернулся Фома Тудорыч к Мефодию Иванковичу.

- Нету, - коротко ответил тот. - Только и ведомо, что скачут в Венгрию, помочи просить, чтоб назад воротиться.

- Помочи не военной ли? - обеспокоился Борис Семеныч. - Это супротив нас-то? Да нешто мы князю враги? Нешто мы когда супротив…

- «Нешто», «нешто», - передразнил боярина Семён Избигневич. - А кто Романа выкликал? Кто Владимира гнать хотел?

- Так попадью же, - защищался тот. - И ляхи тогда были…

- Ляхи, - проворчал Кузьма Ерофеич, - под ляхами-то, небось, тише и сподручнее. Живут себе в своей Польше, в наши дела носа не кажут. Ну, поставят наместника - а нам всё едино. Нешто бы своей головой не прожили бы?

Сидел среди приглашённых и Константин Серославич. В своё время прикипел он к Владимиру, ещё пуще любил княгиню Ольгу. Расхворавшись, он не смог уехать с Владимиром и его семьёй и теперь, как пёс, блюл галицкий золотой стол. То, что некоторые из бояр осмелились пригласить кого-то постороннего вместо Владимира Ярославича, жгло его калёным железом.

- Гнать Романа надо, - прорычал он сдержанно, - в три шеи гнать. Пока не осел тут совсем, пока нас со свету не сжил!

- Да как его погонишь? - заволновались бояре. - Вече разве кликнуть - да вроде не с чего!

- У меня крикуны есть - они начнут, а там завертится, - вставил слово Кузьма Ерофеич.

- Вот они-то одни орать и будут, - осадили его. - Нет, тут надо по-иному взяться…

- А что, ежели иноземцев на помочь кликнуть? - сказал Константин Серославич. - Боярину Володиславу поклониться - у него своя рука в Польше есть. А не то на Владимира-князя надеяться - авось поднимет угров. Отворим тогда ворота - Роман небось не устоит, коли с одной дружиной.

- Не устоит, как есть не устоит! - закивали бояре.

Старый Тудор Елчич молчал. Со стороны казалось, что боярин уснул. Но на самом деле он прекрасно слышал всё и лелеял свои думы. Не спешил боярин искать подмоги на стороне - ведал он, что есть и другие князья, готовые друг другу глотки перегрызть за жирный кусок Галиции.

Долго сидели в гостях у него бояре. Оголодав от криков и споров, набрасывались на меды и яства. Захмелев, орали друг на друга, поминая старые обиды, и едва не рвали друг на друге бороды. Фома Тудорыч и меньшой брат его Никиша еле усмиряли спорщиков. Отяжелевшие от выпитого, бояре уже заполночь кое-как выползли из палат, повалились в возки, иных холопы втащили на спины коней, и заговорщики разъехались кто куда.

Видно, не ангел, так черт следил за боярами и подслушал их речи. Не минуло и месяца, как примчался от боярина Кирилла Иванковича гонец.

Владимир Ярославич возвращался в Галич, да не один: огромное войско угрского короля Бэлы вторглось в его пределы и уже подходило к Горе.

Глава 4

1

Прямой, строгий, сидел Роман на княжеском золотом столе, оставшемся от Ярослава Осмомысла, до странности походя на него, хоть внешне его не спутал бы с прежним князем никто. Среднего роста - в отличие от высокого Ярослава, коренастый - против сухощавого, тёмноволосый - вместо русого, сдержанно-порывистый - в сравнении с величественно-медлительным Осмомыслом. Да и блеск в глазах совсем иной - у Ярослава глаза последний раз блестели, когда давал он Галичу и боярам роту[14] жить с нелюбимой, некрасивой и неласковой, но законной женой Ольгой Юрьевной «вправду» и навеки забыть свою единственную горькую любовь, сгоревшую Настасью. После того потухли глаза старого князя и не загорались уже никогда. Но тот же огонь сейчас горел в тёмных, чуть прищуренных глазах Романа Мстиславича, и старые бояре, помнившие Ярослава Осмомысла молодым, невольно содрогались.

Роман внимательно обводил взглядом притихших бояр. Те сидели, развалясь, уткнувшись носами в бороды, ровно идолы в половецкой степи. Боярская дума, оставшаяся от Ярослава Осмомысла, пережившая за неполных два года двух его сыновей.

- Собрал я вас, мужи галицкие, думать думу важную, - сухим бесцветным голосом заговорил Роман. - Ведомо мне, что идёт на Галич угорский король Бэла со всем своим войском. Что делать будем, бояре? Моя дружина завсегда к бою готова, но мала она. Не одолеть угров малым числом.

Кузьма Ерофеич, малозаметный среди тучных соседей, проворчал что-то вроде «умеючи и ведьму бьют». Роман услышал.

- Умеючи можно и корову пополам поделить - перед варить, а зад доить, - откликнулся он громко. - Да не про то речь ныне.

- Ты, князь, воин храбрый, - пробасил Фома Тудорыч, сидевший возле него, - тебе и честь. А мы - что мы? Наше дело - градом править да старину блюсти.

- Никак я, боярин, в толк не возьму, что ты молвишь, - холодно усмехнулся Роман. - Градом править - вы, старину блюсти - вы, с угодьев дань брать - вы. А князю что же?

- Князю честь - в поле ратном!

- Постой, князь-батюшка, за землю нашу, - подал голос Борис Семеныч, - а мы уж тебя уважим…

Роман нашёл глазами говорившего, обласкал его долгим взглядом.

- Вот это дело молвлено, бояре галицкие! - воскликнул он. - Одна головня и в печи гаснет, а две и в поле горят. Поднимайте свои дружины, кликните вече - пущай собираются мужики. Пашню доорали[15], новину посеяли - самое время в поход идти.

Бояре заволновались на лавках, забормотали. Борис Семеныч, с языка которого сорвалось неосторожное слово, прятал глаза и пожимал плечами, озираясь на соседей.

- Батюшка князь, - послышались со всех сторон взволнованные голоса, - не вели казнить… Батюшка князь, Роман Мстиславич! В поход идтить ныне не можно! Не готовые мы! Как есть не готовые!

Роман переводил взгляд с одного лица на другое. Бояре выставили носы из бород, поблескивали глазами, преданно напирали сзади вперёд. Иные вскочили на ноги.

- Не можно! Не можно, - как заклинание, твердили они. - Совсем мы оскудели! Не губи, князь! Не отымай животов наших!

Поражённый этим порывом, Роман сидел, не шелохнувшись. Но не страх владел им - нетерпение и изумлённое негодование отразилось на его лице, когда с места степенно поднялся Фома Тудорыч.

- Князь, - раскатисто бухнул он, и все бояре разом притихли и воротились на свои места. - Не вели казнить, вели слово молвить. Истину рекут мужи галицкие. Летось уже пережили мы войну - прошёл по земле с ляхами Олег Настасьич. Прошли ляхи как раз по нашим же деревенькам и угодьям, а после, как встали ляхи на постой, мало не всю округу позорили. Тащили чужое, безобразили, насилье творили. У меня в одной деревеньке трёх мужиков прибили. И каких - один кузнец, один рыболов, один древоделя. Да терем недостроенный пожгли, - перечислял боярин. - Да часовню спалили. Да поля потравили…

Бояре слушали неторопливую речь Фомы Тудорыча, кивали, шёпотом повторяли, что у кого сгорело, покрадено да потравлено.

- Вот оно как? - Глаза Романа сверкнули, он всем телом повернулся к Фоме Тудорычу. - Я живот свой за Галич положу, а вы что? За спиной моей отсидитесь? Так?

Взгляд его нашёл Бориса Семеныча - не забыл, как тот встречал его на красном княжьем крыльце, взглянул вопросительно и гневно. Но старый боярин только поджал губы и покачал головой.

- Уж прости, - произнёс он, пряча глаза, - истину глаголет Фома Тудорыч. - Оскудели мы. Да и дожди вокруг обложные. Нешто войско по такой грязи поведёшь? Не станут людишки! А пойдут - какие из них вояки? Да их угры шапками закидают… Прости, Роман Мстиславич. От подмоги мы не отказываемся, - добавил он быстро, видя, как темнеет лицо князя, и весь от страха покрываясь холодным потом, - ежели что, хоть и оскудели мошной, а соберём тебе по куне да по ногате[16]. Пошли гонцов хоть к ляхам, хоть в Киев, хоть к немцам, хоть к булгарам. Найми войско да и приведи его на угров…