Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без Страница 15

Наташа ловила слегка недовольный взгляд брата, говоривший о бестолковой трате средств, и восхищенно-завистливые взгляды сестер, мол, какие веера и лорнеты, нам бы платья ситцевые…

– А мы и забыли, как в театре ложи выглядят. Все развлечения в том, что маменька в Кариан вдруг свозит. Но там приживалок полно, только и слышно молитвы да поклоны…

– Скучно, Таша, хоть волком вой. Никому мы не нужны, даже вон Дмитрию.

Дмитрий отмахивался:

– Не до вас.

– Вот так всегда, всем не до нас. А нам-то что делать? Уже в старых девах, а изменений не предвидится.

Это была тема, не раз обсуждаемая в письмах. Тетка Екатерина Ивановна предложила взять одну из сестер, понятно, что старшую Екатерину, к себе и постараться представить ее ко двору, чтобы императрица сделала фрейлиной. Самой Екатерине о таком было страшно даже думать. Попасть из Полотняного Завода прямо ко двору….

Но для этого требовалось, прежде всего, решить два вопроса: во-первых, ехать в Петербург без денег, рассчитывая только на тетку, никак нельзя. Пушкин был прав, когда возражал, кошелек у Екатерины Ивановны не бездонный, всех содержать не может.

Во-вторых, Наталья Николаевна понимала, что, забирая в Петербург Екатерину, Александру оставлять одну здесь нельзя, это будет уж совсем нечестно. Загряжская предложила взять во дворец старшую, а младшей поселиться у Пушкиных, мол, Азя будет помогать Таше воспитывать детей.

Прочитав о таком предложении впервые, Азя разрыдалась. Неужели у нее судьба настоящей старой девы – жить приживалкой и воспитывать племянников? Было действительно горько. Сестры по сравнению с Наташей некрасивы, но что же им, пропасть в глуши, где женихов днем с огнем не сыщешь?

Наталья Николаевна попыталась успокоить:

– Азя, никто тебя возиться с моими детьми не заставит, я и сама справлюсь. А вот в свет вывезти смогу. Не всюду, для этого часто приглашения нужны, но смогу.

Видя, как заблестели глаза сестры, обрадовалась:

– Ты согласна?

Странный вопрос, как могла быть не согласна с таким предложением девушка, потерявшая уже всякую надежду когда-нибудь вырваться из глуши?

Но решение вопроса зависело не от Наташи и даже не от тетки Загряжской, согласие могли дать или не дать двое мужчин: Дмитрий Николаевич Гончаров и Пушкин. Дмитрий Николаевич – потому, что ему предстояло отправлять деньги на содержание сестер, как он уже посылал брату Ивану, поступившему на службу в императорскую гвардию.

А Пушкин потому, что жить сестрам предстояло в его доме. Пушкин и слышать не желал, чтобы его свояченица поселилась во дворце, слишком хорошо зная придворные нравы.

Пушкин оставил решение вопроса на усмотрение жены: «Хочешь забирать обеих сестер, забирай». И словно чувствуя что-то, добавлял, что в доме должна жить одна семья: муж, жена и дети или родители, если престарелые.

Знать бы, к чему приведет все это, может, и правда, Наталья Николаевна не настаивала бы на переезде сестер в Петербург? Но человек не знает будущего, а Таше очень хотелось помочь сестрам выбраться из тихого омута деревенской жизни…

Решение отложили до приезда Пушкина, тот обещал к концу лета выбраться в Полотняный Завод сам, чтобы и немного развеяться, и семью забрать.

Наталья Николаевна не знала, что творилось в это время в Петербурге.

«Милостивый государь Александр Сергеевич.

Письмо ваше ко мне 25-го июня было мною представлено государю императору в подлиннике, и его императорское величество, не желая никого удерживать против воли, повелел сообщить г-ну вице-канцлеру об удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною исполнено.

Затем на просьбу вашу о предоставлении вам и в отставке права посещать государственные архивы для извлечения справок государь император не изъявил своего соизволения, так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенно доверенностью начальства.

Граф А. Х. Бенкендорф.

30 июня 1834 г.».

Пушкин вдруг решил все бросить и уехать в деревню. Попробуй он получить разрешение на это путем долгих переговоров с царем, может, и получилось бы, но столь резкая выходка едва не привела к печальным последствиям.

На счастье строптивого поэта, император поинтересовался у Жуковского, какая муха Пушкина укусила. Василий Андреевич пришел в ужас, но, не зная, чем вызвано такое решение приятеля, попросил сначала возможности с ним поговорить и поинтересовался, можно ли все исправить. Царь посоветовал просто забрать письмо с просьбой об отставке.

Пушкин по настоятельному совету (даже требованию) Жуковского письмо отозвал, но написал только Бенкендорфу, потому что писать самому царю было стыдно.

«Ты человек глупый, теперь я в этом совершенно уверен. Не только глупый, но и поведения непристойного: как ты мог, приступая к тому, что ты так искусно состряпал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземскому – не понимаю!

Глупость досадная, эгоистическая, неизглаголанная глупость!..

Напиши немедленно государю письмо и отдай графу Бенкендорфу…

Если не воспользуешься этой возможностью, то будешь то щетинистое животное, которое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет слух всякого благовоспитанного человека;

без галиматьи, поступишь дурно и глупо, повредишь себе на целую жизнь и заслужишь свое и друзей неодобрение, по крайней мере, мое.

В. А. Жуковский.

3 июля 1834 г.».

Когда первый порыв прошел, Пушкин сообразил, что только что натворил. Если бы не помощь Жуковского, он действительно мог испортить себе и своей семье жизнь.

Уход в отставку означал не только потерю верных 5000 рублей в год, это была невозможность больше работать в архивах (кто же допустит к государственным бумагам частное лицо?), нужно было вернуть долг казне, в счет которого вносилась зарплата. К тому же обиженный государь больше не желал ни видеть, ни слышать поэта, а это означало невозможность печататься…

Государь с Бенкендорфом, обсудив нелепую выходку поэта, решили, что уж лучше оставить его на службе, чем предоставить самому себе… Ну, и дать отпуск на три месяца, чтобы съездил в деревню отдохнуть и повидаться с семьей.

Пушкин помчался в Полотняный Завод, но прежде сумел еще поссориться с владельцем квартиры, которую в предыдущий год нанимала Наталья Николаевна, потому что избил дворника, запиравшего по распоряжению хозяина ворота слишком рано. Пришлось съезжать.

Недолго думая, Пушкин взял дорогую квартиру, в которой до того жили Вяземские. Квартира для Пушкина слишком шикарна – 6000 рублей в год, деньги куда бо€льшие его заработка, которого он, впрочем, не видел, потому что его вычитали сразу в счет взятых в долг денег из казны.

Немного позже они переехали на третий этаж, но элитный дом не сменили, на Дворцовой набережной понравилось.

Получив нагоняй от Жуковского, квартиру от Вяземского и отпуск от Бенкендорфа, Пушкин немедленно отправился в Москву и следом в Полотняный Завод.

Это были такие счастливые дни! Они прожили вместе полмесяца, много гуляли, дурачились, весело чаевничали по вечерам, играли в разные игры, Пушкин читал стихи. Давние, те, что написал еще до их женитьбы, а она просила прочесть свои любимые сказки. Вдруг оказалось, что Азя знает все, абсолютно все стихотворения и даже поэмы Пушкина! Когда такое обнаружилось, Наташа впервые увидела своего мужа смущенным.

Пушкин с Азей мгновенно стали друзьями, она глядела на зятя восхищенными глазами, а он с удовольствием декламировал свои произведения. Только и Азя не понимала его прозы, ей больше нравились стихи.

Екатерина, которую дети потом стали звать Кока, недобро фыркнула:

– Начинают со стихов, чем кончат?

– Катя, ты что?!

– Да так… я бы на твоем месте не брала с собой Азю, мало ли что…

Наталья Николаевна возмутилась от души:

– Не говори глупостей!

На обратном пути в Москве они разъехались: сестры отправились в Петербург, а Пушкин снова поехал в свое Болдино – работать. Никто не мешал, и у него снова рождались шедевры…

Петербург восхитил и подавил одновременно, имперский город показал себя во всей красе. Сестры даже не сразу смогли привыкнуть к новому ритму жизни, к роскоши несколько другого порядка, чем в милой, патриархальной Москве.

Тетка Екатерина Ивановна слово сдержала, ей удалось представить Екатерину ко двору, и она была пожалована во фрейлины, хотя скорее сыграло роль родство с первой красавицей Пушкиной.

Но все оказалось не так-то просто. Пушкин настоял, чтобы Екатерина жила дома, а не во дворце, потому что там слишком вольные нравы. Тетушка, в порыве великодушия сначала пригласившая племянницу к себе, быстро опомнилась и с удовольствием с таким решением согласилась. Все же жить одной или иметь под боком племянницу, которой нужны пригляд и забота, не одно и то же.

Азя с Екатериной поселились вместе с Пушкиными. Быстро оказалось, что «сумасшедшие» для Полотняного Завода деньги в 4500 рублей в год каждой в Петербурге не так уж велики. Екатерина Ивановна подарила племяннице придворное платье за 2000 рублей, но большего сделать не могла, ведь племянниц теперь три, а доходы тетушки не выросли.