Григорий Медведев - Чернобыльская тетрадь Страница 15

— Мне думается, — ответил я, — для Чернобыльской АЭС больше подошел бы не уран-графитовый, а водо-водяной реактор Нововоронежского типа. Двухконтурная станция чище, меньше протяженность трубопроводных коммуникаций, меньше активность выбросов. Словом, безопасней...

— А вы знакомы с доводами академика Доллежаля? Он ведь не советует выдвигать реакторы РБМК в Европейскую часть страны... Но вот что-то неотчетливо аргументирует этот свой тезис. Вы читали его заключение?

— Читал... Ну что я могу сказать... Доллежаль прав. Выдвигать не стоит. У этих реакторов большой сибирский опыт работы. Они там зарекомендовали себя, если можно так выразиться, с «грязной стороны». Это серьезный аргумент...

— А почему же Доллежаль не проявил настойчивость в отстаивании своей идеи? — спросил Макухин.

— Не знаю, Алексей Наумович, — развел я руками, — видимо, нашлись силы помощнее академика Доллежаля...

— А какие же у Чернобыльского реактора проектные выбросы? — уже озабоченней спросил Макухин.

— До четырех тысяч кюри в сутки.

— А у Нововоронежского?

— До ста кюри в сутки. Разница существенная.

— Но ведь академики... Применение этого реактора утверждено Совмином... Анатолий Петрович Александров хвалит этот реактор как наиболее безопасный и экономичный. Вы, товарищ Медведев, сгустили краски. Но ничего... Освоим... Не боги горшки обжигают... Эксплуатационникам и предстоит организовать дело так, чтобы наш первый украинский реактор был чище и безопасней Нововоронежского...

В 1982 году А. Н. Макухин был переведен на работу в центральный аппарат Минэнерго СССР на должность первого заместителя министра по эксплуатации электростанций и сетей.

14 августа 1986 года, уже по итогам Чернобыльской катастрофы, решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС за непринятие должных мер по повышению надежности эксплуатации Чернобыльской АЭС первому заместителю министра энергетики и электрификации СССР А. Н. Макухину был объявлен строгий партийный выговор без снятия с работы.

А ведь еще тогда, в 1972 году, можно было сменить тип Чернобыльского реактора на водо-водяной и тем самым резко уменьшить возможность того, что случилось в апреле 1986 года. И слово министра энергетики УССР было бы здесь не последним.

Следует упомянуть еще об одном характерном эпизоде. В декабре 1979 года, уже работая в Москве, в атомостроительном объединении Союзатомэнергострой, я выехал с инспекционной поездкой на Чернобыльскую АЭС для контроля хода строительства 3-го энергоблока.

В работе совещания атомостроителей принимал участие тогдашний первый секретарь Киевского обкома КПУ Владимир Михайлович Цыбулько. Он долго молчал, внимательно слушая выступавших, затем сам выступил с речью. Его обожженное лицо со следами келлоидных рубцов (во время войны он был танкистом и горел в танке) густо покраснело. Он смотрел в пространство перед собой, не останавливая взгляд на ком-либо, и говорил тоном человека, не привыкшего к возражениям. Но в голосе его проскакивали и отеческие нотки, нотки заботы и добрых пожеланий. Я слушал и невольно думал о том, как легко непрофессионалы в атомной энергетике готовы разглагольствовать о сложнейших вопросах, природа которых им неясна, готовы давать рекомендации и «управлять» процессом, в котором ровным счетом ничего не смыслят.

— Посмотрите, товарищи, какой прекрасный город Припять, глаз радуется, — сказал первый секретарь Киевского обкома, делая частые паузы (перед тем речь на совещании шла о ходе строительства третьего энергоблока и о перспективах строительства всей АЭС). — Вы говорите — четыре энергоблока. А я скажу так — мало! Я бы построил здесь восемь, двенадцать, а то и все двадцать атомных энергоблоков!.. А что?! И город вымахнет до ста тысяч человек. Не город, а сказка... Вы имеете прекрасный обкатанный коллектив атомных строителей и монтажников. Чем открывать площадку на новом месте, давайте строить здесь...

Во время одной из его пауз кто-то из проектировщиков вклинился и сказал, что чрезмерное скопление в одном месте большого числа атомных активных зон чревато серьезными последствиями, ибо снижает ядерную безопасность государства как в случае военного конфликта и нападения на атомные станции, так и в случае предельной ядерной аварии...

Дельная реплика осталась незамеченной, зато предложение товарища Цыбулько было подхвачено с энтузиазмом как директивное указание.

Вскоре началось строительство третьей очереди Чернобыльской АЭС, приступили к проектированию четвертой...

Однако 26 апреля 1986 года было не за горами, и взрыв атомного реактора четвертого энергоблока одним махом вырубил из единой энергосистемы страны четыре миллиона киловатт установленной мощности и прекратил строительство пятого энергоблока, ввод которого был реален в 1986 году.

Теперь представим, что мечта В. М. Цыбулько была бы осуществлена. Если бы это случилось, то 26 апреля 1986 года все двенадцать энергоблоков были бы выбиты из энергосистемы на длительный срок, обезлюдел бы город со стотысячным населением и ущерб государству исчислялся бы не восемью, а как минимум двадцатью миллиардами рублей.

Следует также упомянуть, что взорвался энергоблок № 4, спроектированный Гидропроектом, с расположением взрывоопасного прочно-плотного бокса и бассейна-барбатера под атомным реактором. В свое время, будучи председателем экспертной комиссии по этому проекту, я категорически возражал против такой компоновки и предлагал непременно убрать взрывоопасное устройство из-под реактора. Однако мнение экспертизы было тогда проигнорировано. Как показала жизнь, взрыв произошел как в самом реакторе, так и в прочно-плотном боксе...4

26 апреля 1986 года

Вернувшись вечером 25 апреля из командировки на Крымскую АЭС, я просмотрел все свои записи и протоколы совещаний, подробнее остановившись на конспекте заседания бюро Крымского обкома КПСС 23 апреля 1986 года, в работе которого принимал участие.

Перед заседанием Бюро обкома я имел беседы с заведующим промышленным отделом обкома В. В. Курашиком и секретарем обкома по промышленности В. И. Пигаревым. Меня удивило тогда, что оба товарища задали мне почти один и тот же вопрос; не опрометчиво ли строительство атомной станции в Крыму, в курортной здравнице страны? Неужели нет других мест в Советском Союзе?

— Есть, — ответил я. — Есть много бросовых и малозаселенных или вообще незаселенных земель-неудобий, где можно было бы строить атомные электростанции...

— Так почему же?.. Кто решает так?..

— Министр энергетики, Госплан СССР... А проектирует распределение мощностей по территории страны «Энергосетьпроект», сообразуясь с потребностями в энергии в том или ином районе...

— Но ведь мы тянем на тысячи километров линии электропередач из Сибири в Европейскую часть страны, неужели...

— Да, вы правы.

— Значит, в Крыму можно не строить?

— Можно.

— И нужно... — сказал Пигарев, печально улыбнувшись. — Но будем строить... — уже деловито поправился секретарь обкома.

— Да, будем.

— Об этом и будет сегодня принципиальный разговор на Бюро. Строители и дирекция работают вяло, срывают плановые показатели. Такое положение терпеть дальше нельзя... — Пигарев как-то просительно посмотрел на меня: — Обрисуйте мне, пожалуйста, как в действительности обстоят дела на стройке, чтобы я мог поубедительней выступить на Бюро обкома.

Я проанализировал ситуацию. Секретарь убедительно выступил.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года все будущие ответственные за ядерную катастрофу в Чернобыле спокойно спали. И министры Майорец и Славский, и президент Академии наук СССР А. П. Александров, и председатель Госатомэнергонадзора Е. В. Кулов, и даже директор Чернобыльской АЭС В. П. Брюханов, и главный инженер станции Н. М. Фомин. Спала Москва и вся ночная половина земного шара. А тем временем в помещении блочного щита управления четвертого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции происходили поистине исторические события.

Напомню, что смена Александра Акимова заступила на вахту в 24 часа 00 минут, то есть за 1 час 25 минут до взрыва. Многие из заступивших на смену не доработают до утра. Двое погибнут сразу...

Итак, в 1 час 00 минут 26 апреля 1986 года мощность атомного реактора 4-го энергоблока из-за грубого нажима заместителя главного инженера А. С. Дятлова была стабилизирована на уровне 200 МВт тепловых. Продолжалось отравление реактора продуктами распада, дальнейший подъем мощности был невозможен, оперативный запас реактивности был значительно ниже регламентного и, как я уже говорил ранее, по словам СИУРа Леонида Топтунова составлял 18 стержней. Этот расчет дала ЭВМ «Скала» за семь минут до нажатия кнопки «АЗ» (аварийной защиты).

Следует отметить, что реактор находился в неуправляемом состоянии и был взрывоопасен. Это означало, что нажатие кнопки «АЗ» в любое из оставшихся мгновений до известной уже нам исторической точки момента взрыва привело бы к неуправляемому фатальному разгону. Воздействовать на реактивность было нечем.