Александр Марков - Троица Страница 15

Вот и решай всяк как может, кто из двух панов был изменник.

Июня 22-го дня

Благие вести. Ночью прополз в монастырь сквозь литовские заставы даточный человек Еремей Кобылин с грамотой от храброго князя Михайла Васильевича Скопина (на него же мы всю надежду возлагаем: он один нас может спасти).

Прочитали дьяки грамоту в монастырском дворе громко. Говорилось же в ней, что посольство князя Михайла к королю шведскому Карлусу девятому ездило не напрасно. Пришли из шведской земли на помощь земле московской вольные воеводы Ивельгор и Яков Понтусов Велегард с отборными дружинами. Многие крепости по пути отбирая у поляков и воров, марта в 30 день достигли они Новагорода.

Ко князю Михаилу многие полки русских людей собираются, из городов полуночной страны и от Студеного моря. А иные города уже сами отложились от тушинского самозванца.

Пишет нам Михаил Васильевич, что в пути не медлит, и у городов в долгих осадах не стоит, а только бьет литву в открытых схватках в чистом поле, и, поскольку возможно, спешит на выручку Троицкому Сергиеву монастырю и царствующему граду Москве.

А тушинский царик собирает по всем городам самых яростных ратоборцев и верных ему русских изменников, и посылает их против князя Михайла и немцев; начальствует же над войском этим гетман Зборовский. Июня 17-го дня был бой у поляков с немцами под градом Торжком. Зборовский, не сумев одолеть шведскую рать, отошел в город Тверь и там утвердился. И теперь князь Михайло со всем воинством идет к Твери.

«Как только расчищу к вам путь острием меча, — пишет князь Михайло. — Тотчас пришлю большой отряд, чтобы вызволил вас из осады».

От такой радостной вести мы возрадовались сердцем. А монастырские начальники отворили погреба и учинили нам обед на славу: вдоволь дали хлеба, и щей, и гороха с рыбой, и даже медом попотчевали. А такой пир для житниц и кладовых монастырских теперь бремя не большое: ведь мало осталось нас, едоков.

Хоть и не достиг еще князь Михайло Троицкого монастыря, а уже есть нам от него польза наяву. Сапега-то лучшие свои рати послал из-под Троицы в Тверь, и нам стало вольнее выходить из города по всяким житейским нуждам.

Июля 11-го дня

Нет вестей от князя Михаила. А ведь обещал поспешить!

Могло ли такое случиться, что побили его дружину и шведских немцев проклятые кровопийцы, безбожники тушинские? Нет, если бы содеялось столь ужасное зло, уж эти окаянные псы, кругом монастыря стоящие, не замешкались бы расхвастаться перед нами: день и ночь подскакивали бы к стенам и похвалялись.

Наяву же мы другое видим: как будто задора у них поубавилось, и уж не так они пьянствуют, и к нам давно не ходили похмеляться. Верно, напуганы до смерти победоносным движением князя Михайла; трезвыми и вооруженными теперь спать ложатся.

Дай же, Господи, нашей вере и стойкости не оскудеть и терпению продлиться еще хоть немного: может, и доживем до избавления своего.

А еще говорят, поспевает к нам на выручку с Волги боярин Федор Шереметев с силой понизовской.

Июля 29 дня

Вражье воинство в таборах своих снова расшумелось. По всему видно, что на наше горе многие новые рати присоединились к полкам Лисовского и Сапеги. Приходят из-под Твери от Зборовского польские и литовские люди, а с ними и новые изменники, дворяне и дети боярские, в столь грозное время предательски на сторону тушинского вора переметнувшиеся.

Вчера подъезжали к городу всякие видные паны (имен их не упомнил) и, насмехаясь над нами, говорили:

— Напрасно ваше упорство. Князя-то Михайла Скопина и немцев мы побили, а воевод захватили. И князь Михаил бил челом на всей воле панской. Если теперь не покоритесь государю, то он сам следом за нами придет со всеми польскими людьми, и с князем Михаилом, и с Федором Шереметевым, и тогда уж челобитья вашего не примем.

А нынче подъезжали к стене предатели боярин Михайло Салтыков и думный дьяк Иван Грамотин, говоря:

— Бросьте вы упрямиться: никому не нужна ваша верность. Все русские люди над вашим безрассудным упорством давно смеются. Ведь Москву мы взяли, и Василий Шуйский у нас в руках.

А слуга Пимен Тененев со стены им отвечал:

— Даже если бы вы и не лгали, и вправду ваша была бы Москва, а мы всяко, как стояли, так и будем стоять за правду и православную веру против вас, собачьих детей, предателей.

Потом еще приезжали некие дворяне и дети боярские и так говорили:

— Посмотрите, не мы ли были с Федором Шереметевым? И вот, все мы здесь. Потому что узнали своего истинного государя и теперь верно ему служим.

Троицкие люди, слушая эти вражеские речи, поначалу поддались унынию и стали было сомневаться, думая: а нет ли в тех словах хоть малой доли правды?

Архимандрит же Иоасаф и воеводы Григорий и Алексей обратились к нам и просили не верить слугам дьявольским:

— Все их речи — лесть и обман. Они такою ложью многие города взяли. Нам же доподлинно известно, что Москва доселе стоит, а царь Василий жив-здоров и по-прежнему держит скипетр. Про князя Михаила наверное не скажем, но и таких свидетельств нет, что разбили его поляки.

Народ же троицкий собрался во дворе монастырском и слушали воевод. Вдруг заметил я, как влетела в город стрела и упала на вымостку перед храмом Успения Богородицы, а к стреле той грамота привязана. Люди же кинулись к грамоте, и вместе со стрелой подали воеводам.

Князь Григорий, прочитав писание, рассмеялся в голос и сказал:

— Здесь утаивать нечего, слушайте все!

И по писаному продолжил:

— «Не верьте, православные, бесовской лжи и ухищрениям! Да будет вам ведомо, что князь Михайло под Тверью литовские рати разбил и людей их без счета положил, воронье погаными их телами досыта напитал. Держитесь, скоро будет вам подмога.»

Сделалось у нас тогда ликование величайшее: орали и веселились мы так, словно и о хворях своих и бедах и всех смертных скорбях в миг позабыли.

И побежали мы на стены, и стали обольстителям вражеским так кричать:

— Хорошо вы и красиво лжете, да только никто вас не послушает. Если бы вы сказали нам, что князь Михайло под Тверью берега выровнял телами вашими, и птицы и звери насыщаются мертвостью вашей, то мы бы легко поверили. За чем пришли, то и творите, а головы морочьте дома женам своим.

И тогда все обманщики и крикуны тотчас от города отъехали и возвратились с позором в свои таборы.

Июля 31-го дня

Стало нам известно, что давеча пришел под Троицу из-под Твери пан Зборовский со всеми уцелевшими литовскими людьми и со множеством русских изменников. Пребывают же они в большом гневе, весьма неудачами разъярены. И порешили, оставив все прочее, взять Троицкий Сергиев монастырь: все пути к царствующему граду тогда будут перекрыты.

Зборовский же зло ругает Сапегу и Лисовского, говоря:

— Чего стоит бесплодное ваше стояние у града? Разве трудно город взять и воронье, там угнездившееся, передавить?

Нам же весть об этом прислали из вражеских станов верные люди. И мы теперь, преисполнившись мужества и сил своих последних не щадя, готовимся к новому приступу.

Августа 1-го дня

Ночью был приступ. Напали в самое темное время, думая сонными нас захватить, весьма большими силами и самым отборным воинством. Но приступали к городу не так храбро, как прежде, и не так умело. А стрелец Нехорошко сказал: «Это оттого, что воеводствуют не Сапега с Лисовским, они-то к нам давно пригляделись, а гетман Зборовский. Он, собака, мнил нас легко одолеть: воинство-то у него превосходное, не то что сапежинская и лисовская сборная чернь».

Мы со стен бились крепко и храбро, как и прежде, только поменьше нас стало со времени последнего приступа, о котором у меня написано подробно. Я теперь уж не три, а четыре бойницы защищал. А всего в городе осталось здоровых не более двухсот человек.

Бой длился полночи; ничего же враги не добились, и отступили с великими потерями. То-то теперь Сапега над Зборовским посмеется. У нас же на стене одну только бабу убили, а больше никого не ранили.

Усомнится ли кто теперь, что и впрямь мы молитвами святых чудотворцев Сергия и Никона и десницей всемогущего Бога оберегаемы и хранимы? Пристало ли нам колебаться и помышлять тайно об измене или о сдаче города? С нами Бог, и никто против нас. Ведь такой малой горсткой голодных и немощных сдерживаются величайшие избранные рати. И не так они боялись подходить к городу, когда было здесь множество ратных людей, как теперь, когда лишь убогие и едва живые, ничтожные числом встают против них. Поистине нет предела милости господней!

Августа 15-го дня

Светлый всемирный праздник Пресвятой владычицы нашей Богородицы, честного и славного ее Успения. Сегодня кончается двухнедельный пост. Многие же из нас, вздыхая, поговаривали, что поститься нам еще неведомо сколько, ведь все-таки сильно оскудела обитель съестными припасами. Однако Господь не оставил нас и даровал послабление; и все мы теперь веселимся и радуемся сердцем, и даже, осмелюсь сказать, пируем; а есть и такие, кто страдает от невоздержанности своей и животом мается, обожравшись.