Розмэри Сатклифф - Орел девятого легиона Страница 15

– Да, я слыхал, – проговорил Марк. – Эска, это был легион моего отца. Это алый гребень его шлема был первый рядом с орлом.

ГЛАВА 7

ВСТРЕЧА ДВУХ МИРОВ.

Нa конце двора две плоские ступеньки, обсаженные с одной стороны кустом розмарина, с другой – стройным деревцем лавра, вели в сад. Сад был запущенный (дядя Аквила не держал раба-садовника), но приятный; он сбегал вниз к полуразрушенным крепостным укреплениям тех времен, когда Каллева еще принадлежала бриттам. Кое-где в городе возводились новые, облицованные камнем городские стены. Но тут пока еще вилась невысокая земляная насыпь, проглядывая между ветвями одичавших фруктовых деревьев. Там, где стена понижалась, виднелись мили и мили лесистой местности, уходящей в окутанную синеватой дымкой даль, лес Спинайи переходил в лес Андериды, а лес Андериды обрывался в болота и море.

Марку, который провел взаперти всю зиму, сад, когда он впервые до него добрался, показался замечательно большим и великолепным. Сейчас он был здесь один: Эска ушел по какому-то поручению. И Марк, растянувшись на скамье из серого пурбекского мрамора под фруктовыми деревьями, подложил руки под голову и, прищуренными от яркого блеска глазами, уставился вверх, в продуваемую всеми ветрами синеву небес, казавшихся удивительно высокими после домашних сводов. Где-то внизу в гуще леса пели птицы, и в птичьих голосах слышалась отчетливая нотка удивления, как бывает только ранней весной. Марк просто лежал и впитывал все в себя: простор, сияние и птичьи голоса.

Рядом, плотно свернувшись, лежал Волчок. Глядя на него, трудно было представить, каким он бывает разъяренным точно настоящее исчадие ада, когда защищает свою миску, прижимая к голове уши и оскаливая молочные зубы. Марк принялся за работу, которую захватил с собой. Он относился к разряду тех людей, кому всегда нужно чем-то занять руки, хотя бы просто обстругивать палку. В нем сидел мастер, чьи способности требовали применения. Не будь он ранен, он обратил бы свои силы на создание хорошо обученной и удачливой когорты. Теперь же он решил заняться починкой и обновлением кельтского оружия – единственное украшение, висевшее у дяди Аквилы на стенах комнат. Сегодня Марк принес с собой жемчужину дядиной небольшой коллекции – легкий кавалерийский щит из бычьей кожи, покрытый бронзой. Срединная выпуклость была изящно отделана красной эмалью, но ремни были в неважном состоянии, должно быть, уже тогда, когда щит попал к дяде, и вот-вот могли лопнуть, как папирус. Выложив рядом с собой на широкую скамью инструменты и кожу для новых ремней, Марк начал отрезать старые. Труд был тонкий, требовал поглощенного внимания. Марк не поднимал головы, пока не кончил, и тогда только повернулся, чтобы отложить ветхие ремешки. И тут он заметил, что они с Волчком не одни. Среди деревьев, там, где изгородь взбегала наверх по склону старого земляного вала, стояла девочка и смотрела на них. Девочка была из семьи бриттов, в шафранного цвета тунике, прямая и светящаяся, как пламя свечи. Одной рукой она отбрасывала назад густые волосы цвета рыжеватого балтийского янтаря, которые легкий ветер сдувал ей на лицо.

Мгновение они глядели друг на друга молча. Затем девочка проговорила на латыни, очень старательно и правильно:

– Я тут давно жду, когда ты поднимешь голову.

– Извини, – сухо ответил Марк, – я возился со щитом.

– Можно мне посмотреть на волчонка? Я никогда не видела ручного волка.

Марк вдруг улыбнулся и вместе со щитом убрал выставленные иголки.

– Конечно. Вот он.

Он опустил ноги на землю, наклонился и схватил спящего волчонка за загривок. Девочка подошла к ним вплотную. Волчонок был ничуть не злее собачьих щенков, пока их не раздразнят, но он был крупным и сильным для своего возраста и, заигравшись, мог не рассчитать своей силы. Поэтому Марк не хотел рисковать. Он поставил Волчка на все четыре лапы, придерживая его на всякий случай рукой за грудь.

– Осторожней, он не привык к чужим.

Девочка улыбнулась и, присев на корточки, медленно протянула руки к волчонку.

– Я не напугаю его, – сказала она.

Тот сперва прижался к коленям хозяина, отвел назад уши и взъерошил шерсть, но, кажется, постепенно изменил свои намерения. Осторожно, готовый отпрянуть назад или укусить при малейшем признаке опасности, он принялся обнюхивать ей пальцы, а она держала руки совершенно неподвижно, чтобы он мог обнюхивать в свое удовольствие.

– Как его зовут?

– Просто Волчок.

– Волчок, – ласково промурлыкала она, – Волчок.

И когда тот заскулил и рванулся к ней, упершись грудью в преграду – подставленную руку Марка, – девочка принялась чесать ему под подбородком, в мягкой ямке.

– Погоди, мы еще с тобой подружимся.

Вероятно, ей около тринадцати, думал Марк, наблюдая, как она играет с Волчком. Высокая, худенькая, с заостренным книзу личиком и широко расставленными глазами. Форма ее лица и цвет глаз делали ее похожей на лисичку. Наверное, когда она сердится, сходство еще усиливается. Ему почудилось что-то знакомое, будто он встречал ее раньше, но где – он не мог припомнить.

– Откуда ты узнала про Волчка?

Она подняла голову.

– Мне рассказала Нарцисса, моя нянька, давно уже, наверное, одну луну назад. Сначала я ей не поверила, Нисса часто все перевирает. Но вчера я услышала, как на вашей стороне один раб кричал другому: «Ах ты, дрянной раб, волчье отродье твоего господина укусил мне палец на ноге!» А другой крикнул: «Да будут милостивы к нам боги, чтобы его теперь от этого не вырвало». Тогда я поняла, что Нисса сказала правду.

Она так верно передразнила Эску и домашнего раба Маркипура, что Марк расхохотался, закинув назад голову:

– Его и вправду вырвало! Неизвестно от чего.

Девочка тоже весело рассмеялась, показывая мелкие, острые и белые, как у Волчка, зубы. И словно их общий смех вдруг отомкнул двери – Марк вспомнил, где он ее раньше видел. Кезон и Валария не заинтересовали его настолько, чтобы помнить, что они живут по соседству, а про девочку, хотя она и обратила на себя его внимание, он потом забыл, потому что Эска вытеснил все остальное. Но теперь вспомнил.

– Я видел тебя на играх, – сказал он. – Но тогда волосы у тебя были закрыты капюшоном, и я тебя сейчас не сразу узнал.

– А я тебя помню! – отозвалась она. Волчок увлекся каким-то жуком, и она отпустила его и осталась сидеть на пятках, положив руки на колени. – Нисса говорила, ты купил того гладиатора. Вот бы ты купил и медведя…

– Да, тебе, кажется, было его очень жалко?

– Какая жестокость! Убить зверя на охоте – одно дело, но они отняли у него свободу! Сначала посадили в клетку, а потом убили!

– Значит, посадить в клетку, по-твоему, хуже, чем убить?

– Я не люблю клеток, – ответила она тихо, отрывистым тоном. – И сетей. Я рада, что ты купил гладиатора.

По саду прошелестел порыв холодного ветра, посеребрив высокую траву и качнув зеленеющие ветви диких груш и вишен. Девочка поежилась. И тут только до Марка дошло, что желтая туника на ней из тончайшей шерсти и что, хотя здесь их укрывает старая крепостная стена, весна все-таки еще очень ранняя.

– Ты замерзла, – сказал он и взял со скамьи свой старый военный плащ. – Накинь на себя.

– А ты?

– У меня туника плотнее твоей. Вот так. А теперь сядь на скамью.

Она мгновенно повиновалась и закуталась в плащ. Стягивая на себе складки, она вдруг помедлила и осмотрела яркий плащ сверху вниз, потом подняла глаза на Марка.

– Это твой военный плащ. Такие носят центурионы из походного лагеря.

Марк с насмешливым видом отдал салют:

– Перед тобой Марк Аквила, бывший центурион Галльской вспомогательной когорты Второго легиона.

Девочка молча посмотрела на него. Потом сказала:

– Я знаю. Очень болит рана?

– По временам. Это ты тоже знаешь от Ниссы?

Девочка кивнула.

– Она, видно, тебе много чего рассказывает.

– Рабы! – Она презрительно пожала плечами. – Стоят в дверях и болтают, как скворцы. И Нисса больше всех.

Марк засмеялся. Ненадолго наступила тишина. На сей раз первым заговорил он:

– Я сказал, как меня зовут. А как зовут тебя?

– Тетя с дядей зовут меня Камилла, но настоящее мое имя Коттия. Видишь ли, они любят, чтобы все было на римский лад.

Значит, он был прав: она им не дочь.

– А ты не любишь?

– Я? Я из иценов! И тетя Валария тоже, хотя предпочитает не вспоминать про это.

– Знавал я когда-то черных коней, запряженных в колесницу, они происходили из царских конюшен иценов, – Марк почувствовал, что надо переменить тему.

– Правда? Они были твои? Какой породы? – В глазах ее вспыхнуло любопытство.

Марк покачал головой:

– Нет, не мои, мне только один раз посчастливилось править ими. Да, это было счастье. Но какой они породы, я так и не узнал.

– Большой жеребец, принадлежавший моему отцу, вел происхождение от Придфирты, любимицы царя Прасутога, – объяснила Коттия. – Мы, ицены, все лошадники, начиная с царя. Раньше у нас был царь… – Она запнулась, голос ее упал. – Мой отец погиб, когда объезжал молодую лошадь, поэтому я и живу теперь с тетей Валарией.