Кирстен Сивер - Сага о Гудрит Страница 15

Тьодхильд не оставляла ее ни советом, ни помощью. И хотя рабы и прислуга в Братталиде побаивались хозяйку за ее острый язык, они все равно охотно трудились на нее, потому что она всегда отдавала ясные и четкие приказания. Тьодхильд была довольна тем, как работает Гудрид и в молочной кладовой, и в ткацкой, и Гудрид радовалась, видя, что старшие одобряют ее. Трудно было сказать, что думает о ней Торстейн как о невесте, так как он приходил домой, успевая только поесть и сразу же лечь спать.

Но и он не преувеличил, когда сказал, что в Эриковом Фьорде еды хватает и людям, и животным. Однако лето было здесь не таким долгим, как в Исландии, и люди постоянно пополняли запасы продовольствия на зиму. Когда Торбьёрн и его люди не жгли хворост в саду Бревенного Мыса или не собирали камни, бревна и дерн для постройки дома, они отправлялись вместе с Торстейном сыном Эрика, на охоту или на рыбалку или же заготовляли корм для скота в Братталиде.

Гудрид не могла надивиться на то, что гренландцы еще находили время собираться на тинг; в середине лета они пожаловали на площадку в Братталиде: кто приплыл, кто пришел, а кто прискакал верхом. На площадке тинга из очагов в земле разносился вкусный запах мяса и рыбы, и нежные побеги щавеля и дягиля продавались вместе с вареными яйцами кайры, внутри которых было нежное птичье мясо. Гудрид никогда не видела, чтобы продавалось больше одной кружки пива. Пива не было ни в Братталиде, ни на Херьольвовом Мысе. И теперь она знала, что у людей в доме редко бывало и зерно, и ячмень.

Несмотря на свой кашель, Эрик довел все дела на тинге до конца, показав при этом осведомленность и мудрость. И потом, долгими светлыми вечерами народ развлекался борьбой, играми в мяч и мерялся силами, совсем как в Исландии. А в один из вечеров устроили даже танцы. Гудрид танцевала вместе с Торстейном сыном Эрика и Эгилем сыном Торлейва – восьмилетним сыном брата Снорри сына Торбранда из Кимбавога.

С Эгилем они стали хорошими друзьями. Мальчик, едва услышав о приезде Гудрид и ее отца, часто выходил на дорогу, ведущую через гребень холма в Братталид. Ему очень хотелось уехать, и он мог бесконечно слушать рассказы Гудрид о дяде Снорри и двоюродном брате Торбранде, которых он просто обожал. Однажды Эгиль с гордостью произнес:

– У меня есть брат, и он купец! У него собственный корабль! А зовут его Торфинн сын Торда, и живет он в Скага-фьорде. Если он к нам приедет, я наймусь к нему на корабль!

Когда Гудрид теперь, после долгого перерыва, вновь танцевала на тинге, ей было уже гораздо проще забыть о Торфинне сыне Торда, о Снефрид и всем прочем, что было связано с ее прежней жизнью в Исландии. Оживление на площадке для танцев и веселье создавали ощущение дома, и невозможно было не быть довольным гостеприимством, которое Гудрид и ее отцу оказывали в Братталиде.

Если бы только не одолевали комары! Даже в самые жаркие дни Гудрид вынуждена была носить длинные чулки, чтобы не оказаться искусанной. Она выпустила руку Торстейна, чтобы прихлопнуть комара, который сидел за ухом. Улыбнувшись, она сказала:

– В первый день, когда я была здесь, ты рассказывал мне, Торстейн, как чудесно жить в Эриковом Фьорде. Но тогда ты забыл похвалиться, что здесь же водятся самые ненасытные комары!

Торстейн весело усмехнулся, как всегда.

– Меня учили быть скромным.

К ним подбежал маленький Торкель и схватил Торстейна за руку.

– Дядя, иди скорее, тебя зовет дедушка! Там, на склоне, дерутся!

Торстейн остановился и потянул Гудрид за собой.

– Кто там дерется, почему дерется?

Рыжие волосы Торкеля, казалось, высекали искры, пока мальчик подпрыгивал на месте от нетерпения.

– Торгрим Тролль и Хамунд из Эйнарова Фьорда поссорились с Торвардом, мужем Фрейдис, и с одним из его людей, – а почему, я не знаю.

Пока они бежали к склону, Торстейн негромко рассказывал Гудрид:

– Всякий раз, когда Торгрим Тролль остается на лето в Гренландии, начинаются распри. Он и его шурин слывут главными забияками в округе. Надеюсь, что мой шурин сможет за себя постоять. Хотя надо сказать, что Фрейдис машет топором получше своего мужа.

Гудрид охотно верила в это. Фрейдис дочь Эрика, с круглым, хмурым лицом и крепко сбитым телом, напоминала разгневанного тюленя. Она очень мило встретила Гудрид в первый раз, но когда поняла, что Тьодхильд благоволит к девушке и что Гудрид крещеная, то не упускала случая лишний раз злобно заметить, что есть же люди, которые заявились сюда, в Гренландию, и живут себе припеваючи на содержании у других. Эрикова родня умела усмирить ее, но самого Торварда она не уважала и вышла за него замуж только ради его богатства.

И вот теперь Фрейдис дочь Эрика стояла впереди остальных зрителей и смотрела на четырех дерущихся. Гудрид с облегчением заметила, что они нападают друг на друга с голыми руками, без оружия. Ей, как и другим женщинам, приходилось обрабатывать раны многим вспыльчивым парням на тинге.

На руках Фрейдис всякий раз побрякивали обручья, когда она потрясала кулаками, подбадривая своего тщедушного муженька:

– Торвард, не прячься за спиной у Гудольва, словно теленок! А ты, Гудольв, овечья душа, поднажми, и ты уложишь их обоих!

Эрик, верхом на лошади, врезался прямо в дерущихся, когда к месту события подоспели Торстейн и Гудрид. Торстейн протолкнулся сквозь толпу зевак и встал рядом с отцом. Его лицо, обычно добродушное, теперь пылало гневом.

– Отец и я не желаем, чтобы кто-то нарушал мир на тинге! Так что расходитесь, добрые люди, и возвращайтесь к своим делам. И ты тоже, Фрейдис! – И Торстейн сердито посмотрел на сводную сестру.

Фрейдис держалась заносчиво, однако ослушаться не посмела. Она направилась прямо к Гудрид.

– Торстейну захотелось перед тобой покрасоваться, Гудрид. Нетрудно заметить, что и ты на него заглядываешься!

Гудрид улыбнулась и промолчала. А Фрейдис уставилась на нее своими круглыми, выпуклыми глазами, и продолжала:

– Ты, конечно же, понимаешь, что за Лейвом бегать бесполезно. Если он вернется целым и невредимым из своей поездки – жениться он не собирается: он и сам сказал мне об этом, когда я предлагала ему посвататься к сестре Торварда.

– Для меня выберет жениха мой отец, – отметила Гудрид. – Так же, как и твой отец выдал тебя замуж по своему усмотрению.

Фрейдис злобно дернулась, но язык попридержала. А Гудрид повернулась к ней спиной и посмотрела в сторону блестящего зеркального фьорда, на поверхности которого качались маленькие лодки, словно листва в бочке с водой. В лодках сидели люди, и это наверняка были влюбленные: они переговаривались, отгоняя от себя комаров… С берега доносились нежные и мелодичные звуки. Это Стейн учил Торкеля играть на свирели, вырезанной из дудника.

Гудрид медленно поднималась к дому, охваченная непонятной, внезапной тоской. Уже зацветали лютики, колокольчики и ослинники, но девушка почти не замечала красоты вокруг себя. Остановившись у порога, она затем повернула к пригорку, с которого открывался вид на Бревенный Мыс. Оттуда были хорошо видны и двор, и стены будущего Торбьёрнова дома, но жилище это не носило следов жизни: оно выглядело пустым и заброшенным. Тяжесть легла на сердце.

Направляясь обратно к дому, Гудрид бросила взгляд на большую березу, стоящую на холме. Эрик, когда строил себе дом, оставил это дерево, ибо верил, что под ним живет домовой Братталида. Вот что-то мелькнуло возле ствола: это было серое, кругленькое существо. Потом оно пропало за холмом. Гудрид перекрестилась и поспешила в дом.

Собака Тьодхильд сонно тявкнула на девушку, и служанка Турид Златокожая выглянула посмотреть, кто там. Она сказала Гудрид:

– Тьодхильд еще не ложилась, она разговаривает с Торбьёрном, так что проходи, не бойся.

Огонь в очаге уже не горел, и угли были убраны на ночь. Единственным источником света в большом доме была лампа рядом со спальной нишей Тьодхильд. Гудрид смогла различить отца и Тьодхильд, которые сидели в другом конце зала, причем так натянуто, словно бы оба находились в гостях. Она услышала, как ее отец говорил:

– Гудрид получила хорошее воспитание и научилась вести хозяйство. А кроме того, ее приемная мать сама была искусной целительницей и обучила ее своим премудростям. И хотя Гудрид многое умеет и даже обучена руническому письму, она никогда не занималась ворожбой. Я сам был против того, чтобы она пела для Торбьёрг-прорицательницы, но ее очень просили все остальные. Она у меня славная девочка, крещеная. Ты и сама ее уже знаешь.

– Не беспокойся, Торбьёрн, мне действительно понравилась твоя дочка. И все видят, что она хорошо воспитана и умеет ткать и работать по дому. Я верю, что ее травяные отвары помогли Эрику, хотя до выздоровления ему далеко. Я завела этот разговор только потому, что женщины из Херьольвова Фьорда обращаются к Торбьёрг, чтобы ворожить. Плохо, что Торкель с Херьольвова Мыса отправляется на охоту, вместо того чтобы поехать на тинг и заставить замолчать всех этих сплетниц…