Элизабет Херинг - Служанка фараонов Страница 15

Я вскочила со своего ложа и огляделась. Никого не было видно. Меня била дрожь. Может быть, потому что северный ветер дул сильнее, чем днем? А может быть?.. «Пойди к Сенмуту! Расскажи ему о том, что услышала! А он поможет твоему брату!»

На востоке заалели зубцы гор, когда первые звуки возвестили, что дворец проснулся. Открылись ворота и пропустили водоносов. Я проскользнула внутрь и прокралась в свою каморку. Заспанная Небем-васт повернулась на своей лежанке и прошептала:

– Хорошо было на воздухе, малышка? Ничего не понимая, я посмотрела на нее. Она подмигнула мне:

– Да не красней! Я не выдам тебя. Вчера вечером я обманула даже Аменет. Ну и рано же ты начинаешь! Когда я была такой молодой, как ты…

Она хихикнула. Я не мешала ей болтать. Правда, я не поняла, на что она намекает, но это было неважно. Если б только полежать немного!

Я, должно быть, сразу же заснула и испугалась, когда ко мне подошла Аменет. Однако лицо у нее было не злое, а на редкость сияющее.

– Иди, спой своей госпоже утреннее приветствие, девочка! – сказала Аменет. – У нее сегодня большой день!

В комнате перед покоями Нефру-ра стоял одетый во все белое человек старый жрец без парика, с гладким черепом. Мы опустились на колени и запели:

Пробудись в мире, царская дочь!Пробудись в мире!Амон поднимается и утренней ладье.Пробудись в мире!Око его сияет, сверкает дворец.Пробудись в мире!Он радуется свой дочери Нефру-ра.Пробудись в мире!

Нам пришлось повторить песню несколько раз, прежде чем Нефру-ра хлопнула в ладоши в знак того, что она проснулась.

Но еще раньше ко мне подошел старый жрец и сказал:

– А теперь спой одна!

Я посмотрела на Аменет. Ее лицо окаменело. Я взглянула на Небем-васт. Ее глаза выражали насмешку. Что было нужно от меня этому человеку? И почему я должна петь одна?..

– Ну что ж, начинай! – и, как бы подбодрив меня, он запел «Пробудись в мире…» своим слабым старческим голосом.

Сначала голос у меня чуточку дрожал, как будто что-то попало в горло и никак не выходило наружу. Но потом я распелась.

Когда я закончила песню, жрец сказал:

– У нее ясный и чистый голос. Пока небольшой, но он окрепнет. Нам нужны такие голоса для хора на Празднике долины.

– Ты хочешь забрать малышку? – взвизгнула Аменет. – Ребенка…

Она, возможно, хотела еще сказать «гусиную служанку», но не успела, потому что Нефру-ра как раз хлопнула в ладоши.

Жрец пришел за царевной. Аменет была права, для той настал большой день.

Уже много лет носила Нефру-ра титул супруги бога. Хатшепсут отказалась от него в тот же день, когда возложила на себя царскую корону Обеих Земель: она все-таки не могла одновременно быть и царем и супругой бога. У супруги бога были свои обязанности, у царя – свои. Если супруга бога шла с систром во главе певиц Амона, когда бога выносили из его жилища, то царь занимал свое место в качестве главного из жрецов.

Многие годы, пока Нефру-ра была еще слишком молода, чтобы управляться с систром, слишком молода, чтобы выступать в праздничной процессии перед носилками бога, другая девушка исполняла вместо нее эти божественные обязанности. И вот теперь, на прекрасном Празднике долины, Нефру-ра впервые было разрешено приступить к священной службе – усладить богов звуками своего систра. Старый жрец должен был посвятить царевну в ее обязанности и отвести в храм.

Но сначала Нефру-ра посетила свою мать. Царица жила в другой части дворца. Ее покои выходили на большой балкон, где в праздничные дни она показывалась двору и народу. И сегодня там уже собралось в ожидании такого события очень много людей: ведь слухи во дворце распространяются быстро.

Нам не позволили войти в покои царицы: Хатшепсут хотела остаться наедине с дочерью. Поэтому мы смешались с толпой. Небем-васт тотчас же подошла к толстому, добродушному на вид человеку и зашепталась с ним. Это был дворцовый привратник.

Все терпеливо ждали. Говорили вполголоса. Наконец послышались возгласы:

– Добрый бог! Царь Макара!

– Супруга бога! Рука бога Нефру-ра!

– Даруйте нам дыхание! Да живем мы созерцанием ваших ликов!

Когда показались обе царственные особы, разразилось неописуемое ликование. Меня оттеснили, так что я видела их только издали. Нежное личико Нефру-ра стало как будто еще меньше под большим убором в виде коршуна, который украшал голову царевны как знак ее сана. Мне показалось, что она боязливо смотрела на шумную толпу. Но ее мать улыбалась.

Затем Нефру-ра села в приготовленные носилки, а мы пошли рядом.

Храм Амона, главный храм царского города, я видела один-единственный раз, когда меня вели во дворец. Мне казалось, что это было уже давно, хотя не прошло еще и года. С тех пор на меня обрушилось такое множество событий, что я лишь смутно припоминала две огромные башни, образующие ворота, и обелиски, в позолоте которых отражалось солнце.

Но теперь мне было дозволено вступить в это священное место.

Когда я прошла между башнями в передний двор, то испугалась, что меня заставят в одиночку перейти через площадь. Она была так огромна, что я могла бы затеряться там. День только начинался, и двор был почти пуст. Только в правой галерее стояла группа людей. От нее отделилась женщина и направилась к нам.

Размеры этого храма были так велики, что подавляли меня. Деревянные колонны, украшавшие крытые галереи дворца, выглядели маленькими по сравнению с каменными гигантами, окружавшими широкий передний двор и напоминавшими огромные цветы лотоса. Колонны упирались в тяжелые каменные перекладины, в тени которых можно было обогнуть весь двор, подобно тому как корабль идет под парусом под прикрытием берега, чтобы избежать бури в открытом море.

Здесь все было построено не из легкого дерева или недолговечного, высушенного на солнце кирпича, а воздвигнуто из прочного камня – навсегда. Ведь здесь жил не земной царь, а сам бессмертный Амон, владыка престолов, царь богов.

Я робко осмотрелась, как будто могла увидеть его.

Но на высоких колоннах не было божьего лица, их украшали только раскрытые чашечки цветов лотоса. Тогда я еще не знала, что статуя Амона находилась в святая святых храма, в том месте, куда имели доступ лишь немногие – посвященные жрецы и цари.

Направлявшаяся к нам женщина подошла к Нефру-ра. Она помогла царевне выйти из носилок, так как от входа в зал нас отделяло всего несколько шагов. Это была та самая жрица, которая в течение нескольких лет представляла супругу бога, а теперь должна была посвятить царевну в ее обязанности.

Свита царевны осталась у входа. Все знали, что в сам храм, жилище великого бога, им доступа не было. Я присела на корточки рядом с Небем-васт и успела услышать, как она кому-то прошептала:

– Привратник сказал, что Руи сегодня полночи не был дома, а Мерит…

Но тут жрец взял меня за руку.

– Идем со мной, – сказал он и пошел впереди. Он не вошел в большой зал, а, минуя вход, провел меня туда, где был оставлен узкий проход между внешней стеной и стеной храма. Казалось, мы шли по дну глубокого ущелья, а высокие стены давали такую холодную тень, что меня даже бросило в дрожь. Наконец, в том месте, где внутренняя галерея несколько расширялась, мой провожатый провел меня через одну из дверей в небольшое помещение. Там нас встретил такой сильный аромат, что у меня перехватило дыхание. Перед боковым алтарем трое мужчин воскуряли фимиам. Но мы быстро пересекли и это помещение и вошли в совсем небольшую комнату, где на полу сидела на корточках кучка молоденьких девушек.

– Научите ее своим песням, – сказал старый жрец, – пусть она поет вместе с вами, и пусть все услышат ваш хор на Празднике долины!

Меня с любопытством осмотрели со всех сторон но, по-видимому, не открыли ничего предосудительного.

– Ты знаешь песню в честь Хатхор? – спросили меня.

– Какую? Ту, что начинается словами «Прекрасный день»?

– Нет, эта песня в честь Амона. Мы же воспеваем Хатхор, которую он радует своим посещением. И они начали:

Выразим свой восторг Золотой,Когда она светится в своем доме!Восхвалим повелительницу богов,Когда она принимает своего повелителя!Прекрасен ее лик!Все пути открыты ее красоте!Горы и долины соединяются,Бог и богиня!Все сладкие деревья цветут для них,Все растения зеленеют в роще,Когда она встречает своего повелителя!

Это была торжественная, спокойная песня, сопровождавшаяся ритмическим покачиванием сидящих на полу и причудливыми движениями рук. Мой слух легко уловил мелодию, и когда они запели в третий раз, я вступила в хор:

Прекрасен ее лик!Все пути открыты ее красоте!Горы и долины соединяются…

И я увидела, как жрец, до сих пор стоявший рядом, потихоньку покинул комнату.

До вечера мы оставались в храме. Днем к нам присоединились новые девушки, потому что прекрасный Праздник долины – ты знаешь, Рени, он отмечается в десятый месяц каждого года между Жатвой и Половодьем – в том году должен был быть еще великолепнее, чем когда-либо прежде. По приказу царицы расширили и украсили тот храм, который возвел отец Хатшепсут, первый Тутмос, в западной пустыне, в Долине царей и в котором почиталось его Ка и Ка его сына. Об этом храме рассказывали чудеса. Тремя террасами поднимался он до подножия западной цепи гор, где глубоко в скалах было вырублено вечное жилище царицы рядом с жилищем ее отца и ее супруга. Перед погребальными помещениями находились пышные залы, украшенные множеством красочных картин, а рядом была часовня великой богини Хатхор, в честь которой и возвели это святилище. А для того чтобы богиня чувствовала себя в своем новом жилище, устроенном для нее царицей, как дома, Хатшепсут приказала доставить туда зеленые ладановые деревья из страны бога Пунт, родины Хатхор. Среди каменистой пустыни вырыли пруд. Каждый день рабы таскали в него воду из Реки. Вокруг пруда вырубили в скале глубокие ямы и заполнили их землей, в которую опустили корни священных деревьев. И хотя многие опасались, что деревья засохнут, они, наоборот, чудесным образом зазеленели: очевидно, Хатхор каждое утро оживляла их своей росой.