Николай Самвелян - Казачий разъезд Страница 15

Ответ был для нас столь неожидан, что мы растерялись и поначалу не знали, как поступить. Уж не разгневали ли мы чем-либо этого сурового человека? Хорошо еще, что я догадался вручить секретарю короля мемориал о состоянии дел в нашем крае.

Наутро мы получили ответ короля — несколько вежливых фраз, обещание поддержки и совет уповать на господа.

Но нам нужны были деньги. А о них не было сказано ни слова.

— Как быть? — спросил меня Погорский. — Возвращаться назад?

— Но вокруг полно казаков. Может быть, нам разрешат остаться при шведской армии до победы над врагом?

Гермелин, который видел нашу растерянность и слышал весь разговор, заметил:

— Это нелегкий поход. Но если хотите, я замолвлю за вас слово. Королю вы оба понравились.

Так мы остались в шведском лагере. Что нас ждет, сказать не могу, так как сам не знаю. Да и кто может знать наперед свою судьбу? А потому помолимся в надежде на то, что бог услышит нашу мольбу сохранить нас в пути нелегком и уберечь от напастей и горьких неожиданностей.

Твой Даниил».

Зато третье письмо было и отправлено и получено адресатом. Им оказался известный философ Лейбниц. А писал ему его друг, датский дипломат, перешедший на русскую службу, Урбих:

«Вы правы, что война между царем и шведом не кончится, пока не погибнет тот или другой. Правдоподобнее, что это случится скорее с Карлом XII, чем с царем, у нас есть и всегда будет возможность оправиться, если же шведы будут побиты, то они не оправятся и в сто лет. Поэтому шведскому королю следовало бы заблаговременно подумать о мире, возвратив царю то, что прежде ему принадлежало, и бросить своего Станислава, который никогда не может быть королем в Польше. Если король шведский не сделает этого, то я опасаюсь, что ни его армия, ни он никогда не возвратятся живыми в Швецию».

Время действий

Человека этого провели в покои, где все было для него необычным — ковры, картины на стенах, стоящие по углам стеклянные вазы с водой. А в воде плавали белые цветы. И это ранней весной, когда даже подснежники еще не успели зацвести.

— Жди здесь.

— Хорошо, пан справца[17]. Я подожду.

В дверях справца оглянулся: странным и непонятным казался ему этот человек. Плохо говорит по-польски. Одет в простую овчину, хотя и хорошей выделки. Для чего-то повязка на лбу, скрывающая левый глаз. Ноги в яловых сапогах, которые оставляют на паркете сырые следы. Значит, пришел в город откуда-то издалека: на городских улицах снег давно вычищен.

— Панне доложили о тебе, — все еще не решался выйти из комнаты справца.

— Пусть пан справца не изволит волноваться. Я никуда не опаздываю.

Справца притворил дверь. Постоял, прислушался. Затем мягким и осторожным шагом привыкшего к скользкому паркету слуги пошел по направлению к покоям хозяйки.

Но она сама уже шла навстречу справце.

— Ясная панна, он пришел. Я не советовал бы беседовать с ним с глазу на глаз. Может, позвать кого-нибудь из людей?

— Мне нечего бояться, — сказала Мария.

Справца покачал головой и сделал шаг в сторону, пропуская хозяйку к двери. Та вошла в гостиную, поздоровалась с гостем, села сама и предложила сесть ему.

— Я постою.

— Нет, садись. Это ты писал мне? Объясни подробнее, чего хочешь.

— Убить его!

— Короля Карла? А ты не боишься, что я сейчас кликну людей, велю тебя связать и отдать под суд?

— Нет, — ответил человек. — Я этого не боюсь. Мне уже все равно. У меня ничего не осталось, кроме жизни. И ее я отдам подороже, убив шведского короля. А выдавать вы меня, светлая панна, не станете.

— Почему ты в этом так уверен?

— Ваш брат погиб на стороне короля Августа в битве при Клиссове.

— Да, Андрей сложил голову в этой злосчастной битве. Но воевал он не за короля Августа. Но об этом позднее. Что тебе еще обо мне известно?

— Я знаю, что ваш жених партизан русского царя.

— Кого ты считаешь моим женихом?

— Я наблюдал за вашим домом и видел, как поэт Василий Подольский перемахнул через забор.

— Значит, ты шпионил за мной?

— Мне надо было знать правду.

— Для чего?

— Я должен отомстить ему.

— Королю Карлу? Какие у вас могут быть с ним счеты?

— Счет есть. И он не оплачен. Мне нужны помощники.

— И ты отводишь мне роль своего помощника?

— Стрелять в Карла буду все же я!

— Понятно, — сказала панна Мария. — Пожалуй, теперь самое время представиться. Ты забыл это сделать в начале разговора.

— Секрета в том нет. Меня зовут Иван. Родом из-под Галича. У нас там народ тихий. Дед мой ни с кем не воевал. И отец мне наказывал пасти овец и ходить за полем. Я тоже долго так и жил.

— Что же заставило тебя вступить в споры со шведским королем?

— Я раньше и не знал, что есть Швеция, а в ней живут шведы. А вот четыре года назад узнал. Да так, что на всю жизнь запомнил. Мы ехали во Львов продавать кожу и воск. Я двух сыновей взял с собой и жену, царство им всем небесное! Думал: пусть посмотрят город. Когда въезжал в город, вдруг слышим крики и шум. Оказалось, шведы подошли. По ним из Низкого замка открыли пальбу. Лошади мои понесли. Дети кричат. Старшему всего десять лет было, а малому — шесть. Жена схватила малого на руки и прыгнула с воза. Я попробовал остановить коней, но разве удержишь! Тогда мы со старшим тоже попрыгали — пусть пропадает добро. Тут бы живот спасти. Но не спасли. Из-за леска шведы выскочили. Я увидел, как сын крикнул и упал. А потом и меня как огнем в голову ударило. Очнулся ночью. Лежу. Странно, думаю, где я? Светло как днем. Только свет этот красный. Голова болит, и одним глазом ничего не вижу. Потом узнал, что этого глаза уже и не было. Повернул голову — горит Низкий замок. Значит, взяли его шведы. Поднял я мертвого сына, нес его на руках. Нашел и жену и младшего. Всех вместе похоронил.

— Горе твое большое, — сказала панна Мария. — Но король Карл, конечно, не знает о твоих несчастьях. Вокруг война. Гибнут тысячи людей.

— А мне все равно, знает король Карл обо мне или не знает. Зато я знаю его очень хорошо. И должен покарать собственной рукой. Ни королю Августу, ни русскому царю, ни Ференцу Ракоци я не верю. Они всегда между собой договорятся. А потому сделаю все сам. И Карл в живых не останется.

— Это единственное, чего ты теперь хочешь?

— Наверное. Я хочу, чтобы у нас не было никаких шведов, никаких саксонцев, никого. Мой дед и отец ошибались, когда учили меня думать только о своем поле. На мое поле придет какой-нибудь швед и надругается над ним. Сначала надо сделать так, чтобы любой швед боялся сюда заглядывать.

— Почему же ты, Иван, не подался на Сечь?

— Я был у Семена Палия. Мы хотели выгнать ляхов и пойти с челобитной к московскому царю, чтобы он нас взял под защиту. Но московский царь договорился с Августом. Славного Семена Палия захватил Мазепа и отдал царю. Он, говорят, в Сибири уже помер. А в нас стреляли царские войска и казаки Мазепы, как будто мы шведы какие-то.

— Зачем же ты обратился ко мне?

— Мне нужны деньги, оружие. Двое или трое верных людей.

— И решил, что мне можно открыться?

— У меня нет выхода.

Панна Мария поднялась:

— Ты ошибся, странный человек по имени Иван, если только это твое настоящее имя. Я верна моему новому королю Станиславу Лещинскому. А наш король в дружбе с Карлом. Так что за моим домом шпионил ты напрасно. Люди!

Посетитель стоял спокойно. Он даже не повернул голову на шум шагов. В приемную вбежали лишь двое — справца и странного вида хромой человек. Скорее всего, истопник или курьер.

— Связать — и в подвал! — приказала панна Мария.

— Не надо веревок! — грустно улыбнулся посетитель. — Я и сам пойду. Выдавай меня шведам, если после этого сможешь спать спокойно. Куда идти?

Человека увели. Вскоре справца вернулся в гостиную.

— Что мы будем делать с ним, светлая панна?

— Ничего. Пусть посидит в подвале.

— Но он может выломать окно и убежать.

— Вряд ли. Бежать ему некуда. Вот записка. По какому адресу отправить ее, ты знаешь.

Справца поклонился и вышел.

Мы не станем вам рассказывать, куда именно справца отнес записку. Важно лишь, что сделал он это сам, никому не препоручая — таково было распоряжение панны Марии. А панну все домочадцы не просто любили, а поистине поклонялись ей.

А наутро в гостиной у панны Марии сидели поэт Василий и человек мало кому известный во Львове — купец из Гродно, которого называли Михайлом Петровичем. Купец этот время от времени появлялся во Львове с партиями амбарных замков и слесарного инструмента, изготовленного в Риге, что, если вдуматься, представлялось малообъяснимым, так как Лифляндия была разорена войной. Время было малоподходящее для торговли. Кроме того, из-за нехватки меди и железа рижские ремесленники ни замков, ни инструментов почти не изготовляли. Но у торговых людей своя логика. Кто знает, может быть, все эти изделия были закуплены давно и хранились где-нибудь до поры, пока цена на них не выросла настолько, что возник резон сбыть их с рук?