Дмитрий Щербинин - Заре навстречу Страница 15

Кольнула надежда: «А, может, это наши вернулись?» Но надежда эта испарилась также быстро, как и возникла. Ведь Серёжка неплохо разбирался в технике, и знал, как рычат двигатели советских грузовиков. Нет — это были вражеские силы.

Серёжка понимал, что не стоит ничего говорить ни матери, ни отцу (иначе могут задержать), а поэтому он просто перескочил через подоконник, и через секунду уже выскочил на улицу.

Там он отбежал немного в сторону, и остановился в тени от соседского забора, и росшего за этим забором яблоневого дерева.

Так простоял он некоторое время, прислушиваясь к стрёкоту моторов; а также и к отдалённым, неразборчивым, но всё равно, по интонации своей враждебным выкрикам.

А потом послышались выстрелы. Это был отдельные ружейные выстрелы, которые доносились с разных частей Краснодона. В голове зажглась невыносимая мысль: «Неужели это они в мирных людей стреляют?»

Но вот из общего гула отделился один стрекочущий звук…

И вот уже выехал на их улицу мотоцикл.

В мотоцикле сидели двое немцев. Один, тот что сидел за рулём, был одет в форму, и от этого сильно потел. Зато на другом, который сидел в пристёгнутой к мотоцикле коляске, надеты были только длинные широкие трусы и покрытая желтоватыми грязевыми пятнами майка. И этот второй фриц сжимал в своих тощих, восково-бледных руках автомат, которым часто водил из стороны в сторону.

Мотоцикл ехал медленно, и у Серёжки, если бы он захотел, ещё оставалось время, чтобы перескочить через ближайшую ограду. Но он не сделал этого просто потому, что ему невыносимо было бегать от врагов от своему родному городу. Такая мысль казалась ему унизительной.

И он глядел на приближающийся мотоцикл с неподдельной яростью в глазах, кулаки его были плотно сжаты.

Немец с автоматом заметил юношу, который недвижимо стоял в тени от забора. Эта фигура показалась фашисту чрезмерно напряжённой, а в зажатой руке ему почудилась граната.

И тогда фашист навёл на Серёжку дуло автомата. Тюленин остался на месте, и думал: «Ну, давай — стреляй, гад! Всё равно не боюсь тебя и таких, как ты!».

Но второй, ехавший на мотоцикле немец, сказал своему сослуживцу на немецком:

— Ты разве не видишь, что это просто какой-то пацан. Замухрышка из местных.

— Но он похож на партизана.

— Да ты что! Партизаны большие, бородатые и похожи на медведей… А у этого даже оружия нет…

Тут и фашист с автоматом разглядел, что в руках у Серёжки нет никакого оружия, и поэтому отвёл свой автомат немного в сторону и увидел большого рыжего пса, который выбежал на улицу, и недружелюбно зарычал на медленно приближающийся мотоцикл.

И тогда фашист выпустил автоматную очередь в этого пса.

Бездыханное животное повалилось в дорожную пыль, и несколько раз конвульсивно дёрнуло лапами.

И все остальные звуки выстрелов, которые долетали до Сережки — это были звуки от стрельбы по домашним животным; в основном псам — которых фрицы без жалости отстреливали.

Мотоцикл прокатился до конца улицы, там остановился, и развернулся. А на улицу уже въезжали телеги, на которых сидели, мотая ногами, и громко переговариваясь немецкие солдаты.

Похоже, их совершенно не смущало то, что они так вот бесцеремонно врываются в чью-то жизнь, и то, что здесь они непрошенные гости. И, несмотря на то, что Серёжку и эту телегу разделяло ещё довольно-таки значительное расстояние, всё же юноша почувствовал тот неприятный, едкий запах давно немытых, грязных тел, который от них исходил.

Вслед за первой телегой ехала и вторая, и на ней тоже сидели немецкие солдаты, и громко переговаривались. И солдаты со второй телеги так похожи были на солдат с первой телеги, что казались их точной копией.

А впереди первой телеги шёл, ведя сильную тягловую лошадь за поводья, плечистый мужик, нижняя половина лица которого заросла щетиной, а глаза выражали такой неподдельный щенячий восторг, что у Серёжки не оставалось никаких сомнений, относительно того как же он рад этим новым хозяевам.

И Серёжка узнал этого мужика. Он видел его ещё в довоенные годы, возле школы имени Ворошилова. Тогда этот мужик в пьяном состоянии подрался с таким же пьяным мужиком. Они сильно били друг друга эти пьяные мужики, валялись в грязи, рычали…

Ученики собрались во дворе, и безмолвно наблюдали за ними. Тогда рядом появился дежурный учитель, и сказал:

— А ну-ка идите в школу. Разве можно пионерам на такое смотреть?

Но как раз получилось, что рядом проходил Филипп Петрович Лютиков, который вёл активную общественную работу, и был не только управляющим шахтой № 5, но и председателем родительского комитета школы.

Он остановился рядом и обратился к учителю:

— Это почему же им на это нельзя смотреть?

А ребятам он сказал:

— Глядите ребята. Глядите вовсю. И хорошенько запомните, до какого бесстыдства может дойти человек.

И вот теперь этот мужик с лицом уголовника шёл впереди немецкой телеги, и глядел своими мутными глазками по сторонам с таким выражением, будто ему уже всё дозволено.

Вот один немец, чином повыше чем остальные, крикнул что-то, а сидевший тут же на подводе переводчик произнёс с сильным акцентом:

— Нам нужна вода, чтобы умыться и напиться. Живо!

Мужик с выражением подобострастия вытянулся, и выкрикнул очень громко:

— Будет исполнено!

Он бросился к ближайшему дому, и со страшной силой забарабанил руками и ногами в закрытую входную дверь. Немецкие солдаты наблюдали за ним и потешались…

Маленький, как и все остальные Шанхайские домики, этот домик дрожал от ударов предателя. И вот дверь приоткрылась, и на улицу выглянула бабка, которая тоже дрожала от страха.

— Воды! Живо! — зарычал на неё мужик.

Бабка протянула ему кувшин, но предатель выбил этот маленький кувшин из её рук, в результате чего кувшин разбился, а вода разлилась по дорожке, которая проходила от крыльца дома до дороги.

Сидевшие на телеге немцы покатывались от хохота. Предатель повернулся к ним, поклонился и вскрикнул:

— Сейчас будет исполнено!

Он оттолкнул бабку, ворвался в её домик. Изнутри послышался грохот, и вот мужик уже выскочил обратно, неся в своих широких, волосатых руках два здоровенных ведра.

Эти вёдра он протянул бабке, и прошипел:

— Иди за водой, живо!

И сильно толкнул бабку в спину, так что она едва не повалилась. Немцы всё ещё потешались, а в Серёжкиных глазах потемнело от ярости…

Идти за водой надо было далеко — в районе Краснодона Шанхае, колонки — это большая редкость.

Но немцам не терпелось поскорее утолить жажду и вымыться, так что, не дожидаясь, пока вернётся бабка, они попрыгали со своих телег, и разбрелись в стороны. При этом не выказывали совершенно никакой осторожности, некоторые передвигались даже и без оружия…

Они перескакивали через заборчики, или сильными ударами ног выбивали калитки, барабанили в дома, и орали, требовали воду. Некоторые мочились прямо на грядки, и всё смеялись — по-видимому, это казалось им очень забавным.

В одном доме нашлась запасы воды, и вот, понукаемые фашистами хозяева этого дома, вытащили на середину улицу большие лохани, где враги начали плескаться. Они кричали безостановочно, и по их интонации невозможно было понять — радуются они, или же бранятся.

Серёжка вспомнил про ту бабку, которую предатель послал за водой. Тогда Тюленин бросился за ней, намериваясь остановить, чтобы она не надрывалась, не унижалась, неся оккупантам два этих здоровенных ведра.

Но он догнал её только возле колонки. Она уже набрала в вёдра воду (напор был сильным) и, согнувшись, собиралась идти обратно. Но тут подкатил грузовик, из которого начали выпрыгивать немецкие солдаты — тоже грязные. Они бесцеремонно вырвали из рук бабки вёдра, и начали обливать друг друга…

Серёжка, сжав кулаки, стоял в стороне, и наблюдал за всем этим.

Вот подъехала запылённая легковушка, из которой вышел долговязый и белобрысый немец, который жевал табак и постоянно сплёвывал жёлтую, пузырящуюся слюну. А также из машины выскочил полноватый, лысый человечек в аккуратном отутюженном пиджачке и при галстуке. Он достал из внутреннего кармана своего пиджака листовку, и намазав её клеем, прилепил к расположенному неподалёку столбу.

И Серёжка смог прочитать то, что там было написано:

«Вода только для немецких солдат. Русские, берущие отсюда воду, будут расстреляны».

Прочитала это бабка, у которой отобрали ведро. И тогда она крикнула тому лысому человечку, который это наклеил:

— Да что же это такое?! Что ж это за законы такие варварские!

И тогда человечек резко обернулся к бабке и начал наступать на нёе, приговаривая злым, напряжённым голосом на безукоризненном русском языке:

— А вот это и вы есть варвары! Да-да, вы — варвары! Если б моя воля была, я бы всех вас сразу сгноил!