Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли Страница 15

– Я играю на скрипке работы Гварнери…  – маэстро наклонил бутылку над бокалом мадемуазель Фейгельман, Доры, – инструмент мне подарил покойный отец…  – пухлые губы цвета спелых ягод выпустили серебристое колечко дыма:

– Вы так интересно рассказываете, месье Авербах…  – переводчик им, в конце концов, не понадобился:

– Я увлекаюсь языками, – товарищ Фейгельман покраснела, – в школе нам преподавали французский, английским я занимаюсь по самоучителю…  – Саша долго наставлял Куколку в правильном, вернее, неправильном произношении:

– Оставьте парижский акцент, Надежда Наумовна, не употребляйте сложных слов, – сухо велел он, – вы сирота, вы росли в детдоме. Вам неоткуда было узнать тонкости английской и французской грамматик…  – Наде стоило большого труда ломать язык. Едва она села за центральный стол, как доктор Эйриксен, коротко кивнув, поднялся:

– Прошу прощения, мадемуазель Фейгельман, Генрик, – вежливо попрощался он, – как я и говорил, утром меня ждет опыт. Желаю вам приятного вечера…  – Надя проводила глазами рыжую голову, широкие плечи в сером пиджаке. Доктор Эйриксен был выше ее:

– Маэстро моего роста, – от шампанского ее потянуло в сон, – метр восемьдесят. Поэтому тварь, то есть товарищ Матвеев, заставила меня надеть туфли на плоской подошве…  – Наде было брезгливо даже думать о комитетчике:

– Словно он змея или паук, которых Павел в детстве таскал домой из леса…  – девушку пробрала дрожь, в ухе зашуршал вкрадчивый голос:

– Вы откроете бал вальсом Шостаковича. Мужчины не любят, когда девушка выше их ростом, в таких туфлях удобнее танцевать…  – пела Надя на шпильках. Лаковые итальянские лодочки и вечернее платье она получила в гримерке от женщины в униформе билетерши, с повадками тюремной надзирательницы:

– Их сюда привезли из женской зоны, – мрачно подумала Надя, – проклятая сука даже в уборную за мной потащилась…  – вальсировал маэстро отменно:

– В Лондоне я посещаю светские приемы, – вернувшись за стол, он потребовал у официанта шампанское, – положение обязывает…  – он подмигнул Наде, – но вы тоже отлично танцуете, мадемуазель Дора. Отменная музыка…  – он залпом выпил бокал, – мы с месье Шостаковичем хорошие друзья…  – Надя заставила себя восторженно ахнуть. Ей хотелось выскочить из театра:

– Выбежать на площадь, поймать такси до Академгородка. Найти доктора Эйриксена, признаться ему, что все это ловушка, западня. Сказать ему, что…  – девушка сцепила пальцы под крахмальной скатертью:

– И больше ничего не сказать, – горько поняла Надя, – во первых, он женат, во-вторых, он мне не поверит, да и не знает он ничего о Розе Левиной, откуда ему? В-третьих, я дойду только до фойе…  – она не сомневалась, что товарищ Матвеев не шутит, – где меня перехватят, засунут в воронок, и поминай, как звали. Надо думать не только о себе, а об Ане и Павле. Их не пощадят, пойди я на такое. Я должна вести себя осторожно и здесь, и в номере. В гостинице, наверняка, все утыкано жучками…

С массивного дивана черной кожи Надя отлично видела небольшую точку в вентиляционной нише номера:

– Камера, – поняла девушка, – проклятый комитетчик сидит неподалеку и за всем следит…  – Саша действительно расположился в соседнем номере:

– Пока все идет по плану…  – Куколка сбросила туфли, поджав под себя ноги. Из-под тонкого шелка платья выглядывала нежная девичья коленка.

– По плану, как и было задумано…  – Моцарт обошел стол, – сейчас она смутится, он будет настойчив…  – Генрик принял таблетку полчаса назад, отлучившись в ванную. В голове приятно шумело, он заставил себя не расстегивать брюки:

– Сначала надо за ней поухаживать, поцеловать. Так не принято, она может испугаться…  – Авербах присел на подлокотник дивана. Маленькое ухо девушки щекотали темные завитки волос. Стройная шея, открытая глубоким декольте, оказалась совсем рядом с ним:

– Она говорила, что сшила платье по выкройке из журнала, – почему-то пришло в голову Тупице, – врала, конечно. Но мне наплевать, что она подсадная утка…  – Генрик думал только об одном. В Сашиных наушниках раздался сдавленный вскрик, на экране маленького телевизора взметнулись волосы Куколки. Камера в вентиляционной отдушине снимала исправно. Местный коллега, его напарник, даже привстал. Саша успокоил его:

– Все в порядке, товарищ. В случае необходимости мы вмешаемся, но агент потерпит, она понимает свою задачу…  – Моцарт грубо пригнул голову девушки к расстегнутым брюкам. Длинные пальцы легли на белую шею. Куколка, задыхаясь, закашлялась:

– Надо терпеть, – пронеслось в голове у девушки, – ради Ани и Павла надо терпеть. Господи, как я их всех ненавижу…  – руки давили сильнее, рвали ее волосы, он шептал что-то по-немецки. Превозмогая тошноту, Надя прошептала:

– Не надо, пожалуйста, не надо…  – треснул шелк, она вдохнула запах спиртного и сигарет. Платье задралось до талии. Удерживая ее одной рукой за горло, он повалил девушку на диван. Надя закрыла глаза:

– Он на наркотиках, не случайно он ходил в ванную. Он не понимает, что делает…  – беспомощно что-то пролепетав, она раздвинула ноги.

Генерал Журавлев прилетел в Новосибирск в отличном настроении.

Операция «Гром», высотный взрыв ядерного заряда на полигоне Капустин Яр, прошла успешно. Сорок килотонн оружейного плутония, доставленного в расчетную точку баллистической ракетой Р-5М, рассыпались ядовитым прахом над прикаспийскими степями. Физики в Министерстве Среднего Машиностроения использовали испытание для изучения закономерностей распространения гамма-излучения и нейтронов в условиях пониженной плотности воздуха.

На борту военного самолета, направлявшегося из Капустина Яра в аэропорт Кольцово, Михаил Иванович изучал переведенные на русский язык статьи доктора Эйриксена, с комментариями специалистов. По всему выходило, что парень, не достигнув и тридцати лет, выбился в десятку лучших молодых физиков мира:

– Его ждет Нобелевская премия, – читал Журавлев паучий почерк Дау, – еще лет через тридцать…  – Михаил Иванович опустил папку: «Если ничего не случится, разумеется». Он знал о провале норвежской операции по вербовке доктора Эйриксена:

– Сейчас мы тщательно подготовились, – уверил его прилетевший на полигон московский комитетчик, – в любом случае, ваша задача только присматривать за доктором Эйриксеном. Остальным займутся наши работники…  – Журавлев не хотел вдаваться в подробности операции:

– Мне все равно никто ничего не расскажет, – он воровато оглянулся, – как говорится, меньше знаешь, лучше спишь…  – в кармане твидового профессорского пиджака Михаила Ивановича, лежало подлинное удостоверение Академии Наук, с его, Журавлева, фотографией. В Новосибирск он приехал главой административного отдела Академии. Давешний комитетчик, свободно говорящий по-английски, изображал его личного переводчика. Михаил Иванович не ожидал, что Викинг, как его называл москвич, будет что-то знать о его, Журавлева, давней вербовке:

– Хотя комитетчик утверждает, что доктор Эйриксен связан с британской разведкой, Моссадом и ЦРУ…  – по спине Журавлева пробежал мерзкий холодок, – он выполняет здесь их задания…  – Михаил Иванович утешал себя тем, что его давно законсервировали. Несмотря на это, генерал понимал, что его не пощадят:

– Вербовка есть вербовка, пусть и пятнадцатилетней давности, – вздохнул он, – если Комитет что-то узнает, меня ждет арест и трибунал. Наталья лишится всего, у нее отберут Марту…  – после гибели родной дочери Михаил Иванович не мог и подумать о расставании с дочерью приемной. Марта заменила ему сына, которого когда-то хотел Михаил Иванович. Он обучил девочку водить машину и моторную лодку, возил ее на рыбалку, рассказывал о работе инженеров и физиков, под своим началом:

– Пусть ее идет в токари, – добродушно сказал Михаил Иванович жене, – она права, инженер должен получить рабочие навыки. Я в ее возрасте подмастерьем бегал на нашем заводе в Ленинграде…  – Наташа поджала губы:

– Она получит золотую медаль, какой из нее токарь…  – генерал хмыкнул: