Ричард Львиное Сердце - Ирина Александровна Измайлова Страница 15

Последние слова вырвались у него случайно, он вовсе не думал до этого момента, что собирается, выполнив просьбу Луи, остаться с крестоносцами, а не возвратиться во Францию. Старый барон чуть вздрогнул, но ничего не сказал — должно быть, ещё во время чтения старой рукописи он понял всю непоправимость своей ошибки: не надо было давать сыну читать её!

Что до Ксавье, то он вновь посмотрел в лицо барону и сказал с необычайной для четырнадцатилетнего мальчика рассудительностью:

— Что вы, сеньор — кого же у нас можно послать оруженосцем при вашем сыне, если из ваших слуг никто толком и из лука-то не стреляет! Да и верхом хорошо ездят только ваши охотники — в деревнях наших толковых наездников нет, в моей, по крайней мере, посади любого на лошадь, он с неё как куль соломы свалится... Да и зачем вам кому-то чужому говорить, что господин Эдгар будет выдавать себя за рыцаря? А ну как вы навлечёте на него беду? Наши мужики как выпьют — слова во рту не удержат!

Это до сих пор не приходило в голову барону Раймунду. Однако мальчик с его крестьянской рассудительностью был прав, и старый рыцарь совсем помрачнел.

— Ну вот, Эдгар, сынок... Видишь, сколько препятствий? Похоже, что мне некого отправить с тобой.

И тут Ксавье неожиданно вспыхнул и воскликнул с детской наивной горячностью:

— Отправьте меня!

В первое мгновение барон и его сын опешили, но потом так дружно и весело расхохотались, что мальчик даже отшатнулся, едва не подавившись куском мяса, которое в это время надкусил. Обоим было весело — они искренне приняли слова подростка за шутку. В самом деле — этот заморыш куда как годился в оруженосцы!

У Ксавье хватило духа не расплакаться и не выбежать из зала. Наоборот, он одним духом допил всё, что оставалось в кубке и, подождав, пока мужчины перестанут смеяться, проговорил, заливаясь пунцовым румянцем:

— А что я такого сказал смешного? Да, я маленький. И хромой. Но больше мне ничто не мешает быть хорошим оруженосцем. Верхом я езжу лучше господина Эдгара, и, если Брандис вдруг не станет его слушаться, мигом управлюсь и научу жеребца повиноваться. Я умею стрелять, и лук натягиваю чуть хуже взрослых, зато стреляю метко. Оружие чищу и точу так, что довольны даже ваши, сеньор, привередливые охотники. Умею читать и писать, хотя кто-то мне говорил, что рыцарям и их оруженосцам это вовсе и не нужно... И уж я никому ничего не разболтаю! А ещё я мало ем — это ведь тоже важно. Почему же меня нельзя послать с господином Эдгаром в Англию и в эту... как там её?

— Сицилию... — Эдгар смотрел на мальчика, и его лицо становилось всё серьёзнее. — Слушай, отец, а ведь правда — отчего бы и нет? Если я, не умея толком драться на мечах и держась в седле чуть лучше деревенского увальня, отправляюсь в поход, да ещё собираюсь сойти за рыцаря, то почему этот зайчонок не может стать моим оруженосцем? В любом случае он надёжнее всех, кого мы с тобой можем припомнить. А уж до чего сметлив и прыток... Так что, подумай, отец, — по крайней мере, я ручаюсь, что малыш не струсит.

Барон Раймунд сперва посмотрел на сына словно на тронувшегося умом, потом почесал ребром ладони затылок, окинул взглядом мешковатую фигурку Ксавье и усмехнулся:

— Ты сам выбрал, Эдгар. А тебе, малыш, я завтра дам пару монет — ступай в город и изволь купить себе одежду, в которой ты хотя бы не будешь похож на пугало с пшеничного поля. И всё — иди отсюда. Мне нужно ещё поговорить с сыном.

Мальчик вскочил и кинулся к дверям, почти не хромая, страшась только одного — что его догонит сердитый окрик хозяина, который ведь может спохватиться и передумать... И ни отец, ни сын не заметили, какой сумасшедшей, переполнившей душу радостью вспыхнули глаза подростка.

Глава шестая

Сокол и дичь

В то время, как Эдгар стремился отправиться в путь как можно скорее, Луи, впутавший молочного брата в это отчаянное предприятие, вовсе не спешил. Он понимал, что лучше всего им, Эдгару и ему, было бы появиться в Мессине одновременно, чтобы грозный король Ричард, получив разом обеих невест, имел полное право сделать окончательный выбор и не винить своего посланца (вернее посланцев, но этого он не знал!) в постыдной нерасторопности. Однако подгадать одновременное прибытие на Сицилию было невозможно, поэтому нужно было по крайней мере сделать разрыв во времени совсем небольшим. А коль скоро от Лиона до Парижа было куда ближе, чем от Лиона до Винчестера, то молодой рыцарь решил выехать на неделю позже своего друга.

Проводив Эдгара, Луи отправился на несколько дней в свой родовой замок, который отстоял от Лиона на двадцать лье и располагался в небольшой долине, очень красивой и очень плодородной, благодаря чему вблизи замка было несколько довольно богатых деревень. Их красивые ухоженные домишки, нарядно выбеленные и всегда покрытые свежей травой, являли заметный контраст со старым замком, когда-то тоже богатым, но пришедшим в полное запустение ещё при покойном отце Луи графе Гюи де Шато-Крайоне. С востока и юга полуразрушенный, с севера и запада кое-как укреплённый и подлатанный, замок больше походил на руины, чем на жильё рыцаря. Подъёмный мост незадолго до отъезда молодого крестоносца в поход почти совершенно вышел из строя, и Луи приказал не поднимать его без крайней нужды, не то потом можно было и не опустить... Единственный стражник, старый слуга покойного графа Гюи, седой и степенный Жан был очень доволен таким приказом: он отлично знал, что в замке совершенно нечего красть, и с него ни за что не спросят, а если вдруг в округе объявятся разбойники, он всегда узнаёт