Львиное сердце. Под стенами Акры - Шэрон Кей Пенман Страница 15

брал запасной, и таким образом удавалось поддерживать плотный огонь. Ричард тоже принимал участие. Когда его болт нашел свою цель — неосторожного сарацина, перегнувшегося через парапет, чтобы поразить кого-нибудь из осаждающих, — он засмеялся, довольный тем, что затяжная болезнь не отразилась на меткости глаза. Воины оборачивались на него и улыбались. Присутствие короля сильно подняло боевой дух. Солдатам нравилось, что он всегда готов рисковать своей жизнью наряду с ними и что, даже будучи не в силах ходить, велел доставить себя сюда на носилках.

Генрих передал ему заряженный арбалет.

— На этот раз целься в того высокого в зеленом тюрбане.

— Почему? Тебе не нравится его манера одеваться? — спросил Ричард и, принимая оружие, удивленно посмотрел на племянника.

— На этом выродке доспехи Обре Клемана.

Взгляд Ричарда переместился с хмурого лица родича на человека на стене. Ему сообщили о гибели Обре три дня назад во время французского приступа. Маршал первым взобрался на стену. Рыцари следовали за ним, но лестница сломалась, и все попадали в ров. Оставшись наверху один, Клеман яростно оборонялся, но турки задавили числом, и друзьям несчастного оставалось лишь смотреть, как его кромсают клинками.

— Ты уверен?

— Еще как, — отозвался Генрих. — Он даже сюрко Обре надел. Те темные пятна — это кровь. Мерзавец дразнит нас уже два дня, предлагая отомстить за смерть Клемана. Но его, видно, сам сатана оберегает, потому как ни один из наших болтов ему и царапины не причинил.

Ричард снова повернулся к стене и выругался, потому как сарацина в доспехах убитого маршала больше там не было.

— Я тебя понял, — сказал король и сделал знак подать ему фляжку.

Андре взял сосуд и переда Ричарду. Бледность венценосного кузена творила о том, что ему следует вернуться в постель. Но де Шовиньи знал, что об этом бессмысленно даже заикаться. Вместо этого он взял собственный арбалет и продолжил обстреливать стену.

Воины обливались потом, потому как испепеляющее солнце все выше вставало над горизонтом. Но добровольцы продолжали рисковать жизнью, подбираясь к укреплениям. Другие храбрецы оттаскивали в безопасное место раненых. Мертвых оставляли ждать темноты. Незадолго до полудня всех удивило появление на сцене Конрада Монферратского.

— Монсеньор, — как бы нехотя отдал он должное титулу Ричарда. — Я прослышал, что ты здесь, и решил убедиться лично. — Конрад устроился поудобнее рядом с королем и понизил голос: — Хочешь, чтобы Филипп, оставаясь в кровати, выглядел бледно по сравнению с тобой?

Ричард ожег собеседника взглядом, но Конрад уже повернулся к Проклятой башне, в изумлении наблюдая за сумасшедшей деятельностью у бреши.

— Господи Иисусе, только посмотри на этих глупцов! В прошлом нам не удавалось найти добровольцев для такой самоубийственной работенки. Как тебе это удалось? — Во впившихся в Ричарда глазах читались наполовину восхищение, наполовину зависть. — Они даже прямого приказа не слушались.

— Я им не приказывал. Только предложил по два золотых безанта за каждый камень, принесенный с бреши.

У Конрада отвисла челюсть, потом он хохотнул:

— И как мы не додумались до этого? Какой смысл обращаться к вере, если подкуп работает куда лучше?

— Это не подкуп, а вознаграждение за риск. И не говори мне, милорд маркиз, что они не заслуживают этого. Если только ты не намерен сам выбраться из укрытия и потаскать камни.

Даже в полумраке серклейи было заметно, как вспыхнули глаза Конрада. Но Ричард уже и думать про него забыл. Схватив арбалет, он одним плавным движением прицелился и спустил крюк. Болт поразил сарацина в грудь. Тот пошатнулся, изо рта у него хлынула кровь, и все англичане принялись вопить, потрясать кулаками и хлопать друг друга по плечу. На лице Конрада отразилось недоумение.

— Выстрел был хорош, не спорю, — процедил он. — Но не слишком ли чрезмерна радость? Разве только ты отправил к дьяволу самого Саладина?

Воинов подобный сарказм обидел, и они ощетинились.

Белые зубы Ричарда блеснули в некоем подобии улыбки.

— Передай Филиппу, что я только что отомстил за смерть его маршала, — сказал король.

На следующий день французы снова пошли на приступ и были с большими потерями отбиты. Сарацинский гарнизон отправил через гавань пловца предупредить Салах ад-Дина, что вынужден будет сдаться, если султан не придет на выручку. Затем осажденные предложили уступить Акру в обмен на гарантию сохранения жизни. Когда предложение было отклонено, арабы пообещали освободить по христианскому пленнику в обмен на каждого члена гарнизона, а также вернуть частицу Святого Креста, захваченную после победы Салах ад-Дина под Хаттином. Франки, как называли сарацины своих врагов, настаивали на «возврате всех их земель и освобождении всех пленников». В этом им было отказано. Требюше крестоносцев продолжали разносить стены, а одиннадцатого июля воины Ричарда и пизанцы провели совместную атаку на брешь в месте обрушения Проклятой башни. Арабы в итоге отбили штурм, но христиане были так близко от того, чтобы ворваться в город, что гарнизон осознал неизбежность поражения.

Рассвет пятницы, двенадцатого июля, выдался жарким и душным. Беренгария и ее фрейлины проводили томительные часы, не в силах думать ни о чем, кроме встречи в шатре тамплиеров, где военачальники Акры Сайф-ад-Дин аль-Маштуб и Баха ад-Дин Каракуш вели переговоры с Ричардом, Филиппом, Генрихом, Ги де Лузиньяном, Конрадом Монферратским и прочими вождями армии крестоносцев. Беренгария то хватала свой псалтирь, то клала обратно, Джоанна попыталась продолжать обучение Алисии игре в шахматы, но, поскольку взгляд ее то и дело устремлялся к пологу шатра, девочка, к вящей своей радости, ухитрилась поставить наставнице мат.

— Они ведь сдадутся, да? — спросила наконец Анна, озвучив мучивший всех вопрос. За шесть недель, минувших с тех пор, как ее мир перевернулся с ног на голову, юная киприотка неплохо продвинулась в изучении чужого языка и теперь продолжила по-французски с очаровательным акцентом. — Или все умрут, нет?

— Скорее всего, — кивнула Джоанна, слишком взволнованная, чтобы укрывать пеленой молчания суровый закон войны: замок или город, взятый с боя, не вправе рассчитывать на милосердие. Вопрос, будут ли выжившие, зависит от прихоти победителей или от возможности побежденных уплатить выкуп. После взятия христианами Иерусалима в 1099 году произошла кровавая баня, в ходе которой почти все мусульманские и еврейские жители города были преданы мечу. Однако четыре года назад Саладин пощадил иерусалимских христиан, поскольку Балиан д’Ибелин уговорил его принять выкуп. Джоанна гордилась тем, что посланные в Святую землю задолго до этого ее отцом деньги спасли