Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга и дары Золотого царства Страница 16

А… В отхожем месте имелись сиденья с дырой, из которой поток воды уносил нечистоты по каменному желобу прочь – как сказали, аж в море. И все: ни вони, ни мух.

А еще здесь было очень светло. Поначалу все не верилось, что ты в доме: так светло не бывает в избах, где волоковое оконце на ширину двух ладоней. Если в яркий летний день дверь открыть нараспашку – и то столько света не будет. А здесь огромные «двери», которые оказались все же окнами, пропускали так много солнечного света, что он доставал в каждый уголок.

А сад, полный плодовых деревьев! Где-то на ветках уже желтели незнакомые крупные ягоды, где-то еще висели зеленые, а на третьих плоды и цветы красовались на одной и той же ветке. Сики, роди, лемони, эхляби, ровакино, верикоко[13] – вот как это называлось, по словам Мардония, грека-управителя, но эти чудные названия не держались в голове и ничего русам не говорили. А еще была «стафиля» – тот самый виноград, из которого делают вино. Стафиля росла на особых делянках с подпорками и пока оставалась совсем зеленой. Зато на кустах сада сладко благоухали белые и розовые цветы, и княгини полюбили сидеть и лежать на зеленой траве в тени, вдыхая запах роз, жасмина и олеандра.

Ута первой освоилась в большой поварне нижнего яруса, в пристройке: принимала поутру подвезенный царевыми слугами припас, надзирала за тем, как местная челядь готовит, и вскоре переняла и умения, и названия. Она первая из русов начала без толмача объясняться с челядью, запомнив, как по-гречески будет «хлеб», «сыр», «рыба» и «мясо». Даже научилась со временем сама разделывать хтаподия – морского гада, похожего на огромного паука, с клювом и множеством ног – и обжаривать на оливковом масле с луком и красным вином.

До полудня греки не ели, но Эльга распорядилась варить кашу из пшеницы и ячменя и печь блины. Для этого им доставляли свежее молоко от овец и коз – коров здесь не водилось, – пока не успело скиснуть на здешней жаре. Из овечьего и козьего молока делали мягкие сыры. Привозили мясо, много рыбы: ее варили, жарили, тушили с разными травами, иные из которых русы видели впервые. Хлеб привозили уже выпеченный, свежий, пироги с разными начинками и с добавленной в тесто пахучей травкой-укропом: было непривычно, потом, со временем, многим понравилось. В изобилии возили всякого овоща, свежего и сушеного. Оливки в уксусе, черные и зеленые, сперва женщины пробовали и плевались: кислятина, – но иные пристрастились, а Володея стала поедать оливки целыми корчагами. Виноград всех цветов, лилово-пурпурные сики, яблоки, груши, дыни, финики! Иной раз, напробовавшись, княгини по полдня не вылезали из отхожего места, но, оправившись, уже опять тянули незнакомую ягоду в рот. Для отроков греки привозили много хлеба погрубее, копченого мяса, рыбы.

Таким образом прошел не день и не два, прежде чем сама Эльга перестала вертеть головой по сторонам, сумела собраться с мыслями и задаться вопросом: так когда же она встретится с хозяевами всего этого – василевсами Константином и Романом?

Однако первым гостем русов оказался все тот же Савва Торгер. Всего через пару дней после их водворения в предместье Маманта он снова явился сюда и попросил о встрече.

Эльга, томимая нетерпением приступить к делам – тогда она еще не знала, что больше всего ей здесь понадобится именно терпение, – приняла его вместе с Мистиной и пятью приближенными Святослава. Последних возглавлял Улеб, сын Уты и двоюродный брат молодого князя. Савву сопровождал оптион – помощник для поручений – и топотирит друнгария флота, то есть доверенное лицо от начальствующего над морским войском. Первый – еще молодой человек с простыми чертами и деловитым выражением, а второй – более зрелый, с невыразительным лицом, на котором не то сильный ожог, не то болезнь оставили множество мелких шрамов. Оптион молчал потому, что ему говорить при старших не полагалось по должности, а подручный кораблеводителя – просто по душевной склонности. Толмач не требовался: все трое знали северный язык, поскольку по рождению принадлежали не к грекам, а к норманнам. И все трое почтительно перекрестились при входе в триклиний, где под сводом был в ярких красках мозаикой изображен на золотом поле образ Иисуса Христа – с рыжеватыми волосами и бородой, в красной тунике и синем плаще. По бокам от него застыли в поклоне: слева покровитель предместья святой Мамант Кесарийский, с дикой козой возле колен, справа его святые родители Феодот и Руфина. Эльга, сидевшая лицом к двери, заметила, как изменилось лицо вошедшего Саввы, когда взгляд его упал на лик Христа: в нем мелькнуло оживление, будто он увидел важного и приятного для себя человека, который тоже видит его.

Этериарх Савва Торгер, глава «средней этерии», состоявшей из наемников-норманнов, был уже далеко не молод. Судя по выдубленному морщинистому лицу и спокойному, мудрому взгляду светло-серых глаз, ему перевалил за середину шестой десяток. Высокий чин давно уже не требовал от него участия в схватках, но он явно не прекращал упражняться и оставался строен и крепок, как тридцатилетний: ни сутулости, ни тучности. Загорелая лысина поднималась почти до маковки, но на затылке еще держались коротко остриженные полуседые волосы; борода, совсем седая, была густа и опрятна, усы красиво загибались кончиками кверху.

– Откуда ты родом? – спросила у этериарха Эльга, когда все уселись.

Это очень старый обычай: при новом знакомстве попробовать счесться родней. И хотя в такой дали от дома он вряд ли имел смысл, привычка оказалась сильнее доводов рассудка.

– Из церкви Святого Ильи, – полушутливо ответил Савва и пояснил: – Там я появился на свет в баптистерии, и случилось это всего двадцать пять лет назад. Как видишь, христианин Савва еще далеко не стар, а скорее весьма молод. Уж куда моложе того язычника по имени Торгейр, который утонул в крестильной купели и сгинул, к счастью, навсегда. Что толковать о мертвеце?

Настаивать на серьезном ответе Эльга сочла невежливым: возможно, этот человек не хотел, чтобы кто-либо мог встать на его обратный след. Мистина бросил ей быстрый значительный взгляд: тоже так подумал.

– Возможно, вам известно, что ныне этерий существует три, – рассказывал Савва Торгер.

На нем был очень красивый кафтан красновато-коричневого шелка с желто-золотистой отделкой, но вся повадка выдавала воина – породу, которую Эльга угадывала с первого взгляда, ибо прожила близ этих людей всю жизнь. По привычке он часто вставлял греческие слова, о смысле которых приходилось переспрашивать, и выговор его звучал непривычно, но все же собеседники понимали друг друга, и киевским русам приятно было встретить здесь людей, говоривших на том же языке.

– Великая этерия набирается из македонцев, средняя этерия – это наши люди, в малой этерии служат всякие турки и сарацины, обращенные в христианство. И есть великий этериарх, начальствующий над всеми тремя, – он грек, его зовут Никанор Мита. Пользоваться наемными войсками – для ромеев очень старая привычка. Она насчитывает много столетий. Нынешней этерии положил начало василевс Лев Армянин, лет сто назад, и неудивительно, что его ближайшие наследники обратили взоры к тому народу, который в то время прославился боевитостью, – усмехнулся Савва. – Норманны тогда ураганом прошли по Франции, Испании, Италии, Британии и были известны как весьма способные к сражениям люди. Не знаю, кто был здесь первым наемником из Северных Стран, может быть, этериарх Ингигейр, чья дочь вышла за Василия по прозвищу Македонянин. Наш Константин август – их внук. Средняя этерия служит василевсам, как конунгам служат хирдманы – охраняя Мега Палатион, собственные их покои и вестиарий, где хранятся сокровища и самое дорогое платье. Вестиаритов здесь принято называть «львами» – как за их силу и бесстрашие, так и за золотые и рыжие бороды. Ты, верно, не знаешь, но греки считают, что наименования русов произошло от слова «русиос» – «рыжие».

– Должно быть, наградами вас не обижают? – улыбнулся Мистина, выразительным взглядом окидывая одежду и оружие Саввы.

Будучи неравнодушным к красивым вещам, он старался задавить невольную зависть.

– Василевс понимает, что от нашего довольства зависит его безопасность, а значит, жизнь. Но Романия продолжает вести войны с сарацинами Сайф ад-Даулы, эмира Алеппо и повелителя Сирийской пограничной области, а также с эмиром острова Крит, который ежегодно подвергает набегам и разграблению побережья Романии. Поэтому василевсу постоянно нужны воины. Замирившись с болгарами тридцать лет назад, ромеи наконец смогли взяться за сарацин как следует. Был здесь один очень толковый полководец – Иоанн Куркуас…

– Нам он известен, – вставил Мистина, уже без улыбки.

Взгляд его стал холодным, почти враждебным.

– А, ну да! – Савва посмотрел на него, что-то вспомнив. – Это же были вы…