Сьюзен Кинг - Кровавая королева Страница 16

— Оставайся сзади с телохранителями, — строго сказал он. — На случай волнений. Вы за нее отвечаете, — добавил он моему эскорту, и Руари, Ангус и Конн снова оттеснили меня назад.

Рядами, как небольшое войско, вперед вышли священники и монахи — кельты в белом, саксы в коричневых и черных одеяниях. Каждая группа, возглавляемая епископом, несла огромные кресты, покрытые эмалью и драгоценными камнями, и ковчеги с мощами святых, включая святого Кутберта, который должен был стать заступником саксов и их датского короля. Шотландцы взывали к святому Колумбе и святому Филлану.

И, наконец, на луг выехали два короля в окружении своих приближенных. За ними рядами выстроилась стража с круглыми щитами и длинными пиками. Некоторые были верхом. Кнут оказался крупным бородатым мужчиной; отливающий золотом шлем прикрывал нос, а прорези для глаз придавали его владельцу еще большую свирепость. Король Малькольм в своем обитом медью шлеме и красной мантии, расшитой перьями, как это и предписывалось королям кельтской традицией, выглядел ослепительно.

Короли представили друг другу сопровождавших их вельмож: Кнута сопровождали эрл Нортумберленда Сивард и другие. Малькольм представил Боде и Дункана, которого он назвал королем Кумберленда и Стратклайда, а также своим наследником. Это был плотный молодой человек с грубыми чертами лица, облаченный в сверкающую кольчугу и шлем, украшенный плюмажем. Рядом с ним на лошади восседал его отец и старый недруг Боде Крайнен из Атолла. Изысканный кожаный нагрудник и красный плащ придавали ему еще более напыщенный вид, чем у королей. С ними были рыжеволосый Имерги — король Западных островов, и еще один вельможа, оруженосец которого держал в руках знамя Морея — серебряные звезды на синем фоне.

Сначала я решила, что это Гиллекомган. На нем был темно-красный плащ, а в гриву и хвост его изумительно красивой гнедой лошади были вплетены серебряные бусины; и я ее узнала. Когда воин учтиво снял шлем, приветствуя обоих королей, по его плечам рассыпались золотые кудри.

— Мак Бетад Мак Финлех, король Морея, — донесся до меня хриплый голос Малькольма.

У меня перехватило дыхание, и я кинула взгляд на Руари:

— Но он не король Морея!

— Наверное, король приказал Макбету заменить Гиллекомгана. Провинция Морей столь значительна, что не может не иметь своего представителя на этой встрече.

— А король Кнут не отличит настоящего короля Морея от пастуха, — заметил Ангус.

— И все же это неправильно. — Я натянула поводья, и моя лошадь заволновалась.

Руари схватил мою уздечку:

— Успокойся, Ру. Это чистая формальность, ничего не значащая.

— Эти братья грызутся из-за Морея, как собаки из-за кости, — промолвил Конн Мак Фергюс. — Возможно, таким образом король демонстрирует свое предпочтение.

Я кивнула:

— Но это оскорбительно для Гиллекомгана и опасно. Король Малькольм занимается попустительством. И когда мой жених узнает об этом…

— А ты не сообщай ему, — предостерег меня Руари. — Это не твое дело.

— Он все равно об этом узнает. Монахи опишут это событие и внесут имена присутствующих в свои анналы. Слухи распространяются быстро. И Гиллекомгану станет об этом известно.

— Это их дела, — ответил Руари.

И я умолкла, вспомнив предостережение Макбета. По все то время, пока короли договаривались об общей границе, — при этом не было сказано ни слова о подчинении, что вполне устраивало шотландцев, даже если и не нравилось саксам, — я ощущала, как во мне нарастает чувство возмущения. В тот день во мне впервые зародилась верность Морею. Макбет был узурпатором. И иначе я к этому не могла относиться.

Я окинула взглядом живописные окрестности — холмы и луга Шотландии и Северной Англии: на этих пологих склонах жирел скот и плодились овцы, что делало окрестные земли привлекательными для мужчин. Отец Ансельм когда-то рассказывал о длинной каменной стене к югу от Лотиана, выстроенной римским императором Адрианом с целью защиты от пиктов и скоттов. Однако от нее было мало проку, так как эти первобытные народы упорно отвоевывали назад свои земли. Через некоторое время раздосадованные римляне выстроили еще одну стену, дальше к северу, чтобы помешать диким пиктам совершать военные набеги. С тех пор шотландцы любят рассказывать о том, как посрамленные римляне вскоре после этого были вынуждены покинуть Британию.

— Интересно, почему они не могут просто договориться о том, чтобы граница определялась старой стеной Адриана, — промолвила я, обращаясь к склонившемуся ко мне Руари. — Пусть саксы остаются к югу от нее, а шотландцы — к северу, и тогда все будут жить в мире.

— Почему наши границы должны определяться древними римлянами, когда мужчины могут сражаться за новые земли?

Я вспомнила отрубленные головы на кольях и загубленные души.

— Действительно, — с горечью ответила я, — почему приходится платить жизнью за интересы государства?

— Просто подумай, что выгодно Шотландии и скоттам, и тогда ты поймешь.

Я снова кивнула. Благодаря отцу и преподанным им урокам я знала, как важно защищать Шотландию. Каждый день приносил бесчисленные свидетельства того, как мы ценим и любим не только своих родичей, но и прекрасную землю, кормящую нас.

И мы снова сосредоточились на происходящей перед нами церемонии.

В ту ночь многие из нас остались в Лотиане, в доме одного из танов Малькольма. Другие отправились в монастырь, а саксы расставили свои палатки в чистом поле. Дом был большим, состоял из множества комнат, и за столом могло уместиться несколько дюжин человек, хотя уложить их оказалось уже сложнее. Поскольку я была одной из немногих женщин, присутствовавших на приеме, мне предоставили широкую кровать-альков, которую мне предстояло делить с Эллой, Биток и дочерью тана.

На празднестве нас угощали крепким бульоном, жареным мясом и овощами, приправленными солью и свежими травами. В углу зала сидели музыканты, игравшие на арфах и барабанах, и я ногой отбивала ритм и покачивала головой в такт музыке. Неумелый жонглер то и дело ронял свои яркие ленты и мячики, и мы от души хохотали. И музыка, и пища, и развлечения были восхитительными, а от заморского вина у меня начала кружиться голова.

Самым замечательным был присланный королем Кнутом бард из Бретани. Кроме того, Кнут выставил несколько бочек вина для ублажения знатных скоттов, оставшихся у тана Лотиана. Бард несколько раз перебрал струны своей арфы и начал исполнять новую балладу, сложенную в тот же день в честь состоявшегося события. Гости поддерживали его аплодисментами и топотом ног. Описав в льстивых тонах встречу королей, бард перешел к перечислению всех знатных вельмож, которые присутствовали при этом, включая «мужественного Боде с думой на челе» и «огненно-рыжего великана с островов», — Имерги при этом поклонился, а остальные рассмеялись.

Затем бард перешел к описанию «воина с севера, чьи волосы горели как солнце, солнце жизни». Скотты любят каламбуры, и эта острота была встречена аплодисментами, ибо бард исполнил эту фразу на смеси гэльского и саксонского. Все догадались, что он имеет в виду Макбета, чье имя в переводе с гэльского означает «сын жизни».

— И дочь Боде с огненными волосами и глазами, как звезды, — продолжил он.

Я выпрямилась, покраснев до корней волос, а он продолжил рассказывать о королевне, которая вскоре станет маленькой королевой Морея, о ее благонравии и красоте. Я опустила голову, а остальные захлопали в ладоши и повернулись ко мне.

Руари, сидевший рядом, рассмеялся:

— Благонравии! Похоже, бард никогда не видел, как эта красотка швыряет наземь своих противников во дворе для упражнений!

Ангус и Конн фыркнули.

— Хотя никто никогда не оспаривал ее красоту. — Руари поднял свою чашу и выпил, повернувшись ко мне. Остальные последовали его примеру, а бард, к счастью, перешел к следующему сюжету.

— Руари Мак Фергюс, — тихо проговорила я, — если ты пьян, то можешь не охранять меня нынешней ночью.

— Если ты будешь нуждаться в охране, а не в няньках, — опуская чашу на стол, ответил он, — я всегда буду рядом, госпожа Грюада. — Еще мгновение он не отводил от меня взгляда — искреннего и совершенно трезвого, — а затем повернулся к Ангусу.

После этого я немного побеседовала с леди Сатен, женой Дункана Мак Крайнена, и дочерью эрла Нортумберленда Сиварда. Леди Сатен была крепкой и красивой женщиной, но казалась уставшей, так как не спала предыдущую ночь из-за болезни своих маленьких сыновей. Старшего звали Малькольм в честь монаршего деда, а младшего — Дональд Бан, что означает «светлый». Мы обсудили вечерние развлечения, и Сатен развеяла мое смущение, вызванное тем, что мое имя было упомянуто бардом. Она выразила восхищение вышивкой на моей рубашке — шерсть кремового цвета была расшита разноцветными переплетающимися виноградными ветвями, а когда она встала, чтобы пойти к своим детям, то обняла меня, как близкую подругу. Несмотря на свои саксонские и датские корни, она была доброй и открытой женщиной.