Жюльетта Бенцони - Прекрасные незнакомки Страница 16

После расправы с жирондистами в Париже Конвент решил отправить в столицу жирондистов представителя, но не для того, чтобы известить город о казни, а для того, чтобы с той же суровостью очистить его от врагов. В багаже делегата Конвента лежала гильотина, а сам делегат носил фамилию Тальен и был тем самым кавалером с алой розой.

Алый цвет был ему по душе, без всякого сомнения. В Париже он уже приобрел репутацию кровопийцы и был уверен, что поддержит и сохранит ее в провинции. Он собирался распространить террор на берега Жиронды и арестовать всех «благоденствующих».

Одной из первых была отправлена в тюрьму подруга Терезии госпожа де Бойе-Фонфред. Бывшая жена Жан-Жака Девена пришла в ужас от того, что сейчас начнут преследовать ее друзей… И не друзей тоже. Потому что, какие бы ни были у Терезии недостатки, она была женщиной удивительной доброты и потрясающего мужества. С присущей ей беспечностью она отправилась выручать подругу. И оглянуться не успела, как оказалась в той же тюрьме. Мало того, ее красота вызвала у охранников весьма определенные желания. Они готовы были посягнуть на нее. Но женщина отчаянно защищалась и была отправлена в зловещий форт А, в карцер, в сырую камеру с крысами. Но это не сломило ее мужества.

Она беспрестанно твердила одну и ту же фразу:

– Я друг гражданина Тальена! Я хочу его видеть! Как вы смеете медлить и не посылать за ним?

Она так кричала, что комендант тюрьмы в конце концов обеспокоился и отправился к Тальену, чтобы рассказать ему о сумасшедшей, которая без конца требует с ним свидания.

Едва услышав имя сумасшедшей, Тальен, который в это время ужинал, буквально подскочил.

– Как? Как ты сказал?

– Гражданка Кабаррюс, в прошлом маркиза де Фонтене.

– И вы ее посадили в карцер?!

Комендант согнулся под дуновением ветра опалы, а Тальен, надев форменную шляпу с плюмажем, ринулся через три ступеньки вниз, приказал незамедлительно везти себя в форт А, где и в самом деле нашел в грязной камере с крысами ту, о которой не переставал мечтать.

Тальен выказал гнев, который для всех должен был послужить назиданием, Терезия вышла на свободу, а комендант занял ее место в камере. После чего проконсул-революционер торжественно препроводил бывшую маркизу де Фонтене в свои личные апартаменты. В тот же вечер кавалер с алой розой оказался в раю, исполнив все свои мечты, так как Терезия в благодарность за освобождение сочла своим долгом стать его любовницей.

Тальен думал, что Терезия сразу же переселится к нему и они будут открыто жить вместе, но его ждало разочарование. У Терезии на этот счет было иное мнение, она считала, что до переселения ей нужно сделать кое-какие шаги. Например, она собиралась публично присягнуть революционным идеалам, чтобы ни у кого не возникало сомнений в ее правоверности, и 10 декабря на празднике, посвященном взятию Тулона безвестным Бонапартом, она произнесла великолепную речь об образовании.

Ей искренне рукоплескали, и когда Тальен, обезумев от гордости и счастья, стал убеждать ее разделить с ним не только постель, но и дом, она указала ему на гильотину, которая стала «украшением» города Бордо, и сказала:

– Я перееду к вам тогда, когда эта машина смерти исчезнет.

Терезия, соглашаясь разделить жизнь с Тальеном, заботилась не только о собственной безопасности, она желала безопасности и всем остальным и, зная о своем влиянии на проконсула, надеялась выпустить на свободу немало жертв.

Божья матерь термидора

Условие, поставленное возлюбленной относительно гильотины, установленной в Бордо, повергло проконсула в бездну отчаяния. Он оказался перед неразрешимым противоречием: с одной стороны – преданность революции, с другой – любовь к Терезии. Не без опаски он попытался защитить свой авторитет проконсула.

– Клянусь тебе, я далек от жестокости и охотно бы тебя порадовал, но полетит моя собственная голова, если только я обнаружу желание пренебречь своим долгом.

– Я поняла, ты боишься! И при этом считаешь себя правителем города!

– Да нет, я не боюсь… Во всяком случае, не настолько, как ты себе вообразила. Ради тебя я готов бросить вызов не только Робеспьеру, но и всему революционному трибуналу!

– Ну так докажи мне это, – безжалостно потребовала молодая женщина.

И твердо добавила:

– Для начала освободи мою подругу госпожу де Лааж с семьей, она жаждет уехать в Америку.

Скрепя сердце Тальен повиновался, и Терезия великодушно согласилась публично увенчать его страсть, с большой пышностью переселившись в дом своего любовника. А затем она делала все возможное, чтобы вырвать как можно больше жертв из пасти своего личного врага – гильотины. Ее салон в самом скором времени стал своеобразной «канцелярией милосердия», потому что сердце молодой женщины не выносило чужих страданий. И несчастный Тальен миловал и миловал, стараясь позабыть в объятиях любовницы те тучи, которые сгущал свирепеющий Париж на его личном горизонте.

Терезия не думала ни о каких грядущих грозах и с радостным удовлетворением говорила:

– Вот уже почти год я ложусь спать, зная, что спасла чью-то жизнь.

Тальен между тем понимал, что Терезия не любит его всерьез. Но он сам был так безумно в нее влюблен, что ему было достаточно, что эта прелестная женщина принадлежит ему целиком и полностью. Она его и только его, и это было очень важно для Тальена, и, как другие дарят любовницам цветы и драгоценности, он дарил ей спасенные от гильотины головы.

К тому же он был вовсе не глуп и вскоре сообразил, что снисходительность, столь для него неожиданная, имеет свои немалые выгоды, потому что бордолезская знать и крупная буржуазия умеет быть благодарной. Чета жила в несказанной роскоши, и никто против этого не возражал.

Почти никто. В Бордо, во всяком случае. А вот в Париж дождем сыпались доносы с сообщениями о недопустимой снисходительности гражданина Тальена, а главное, о «куртизанке, которая сумела отвратить от своего долга вернейшего слугу революции».

Тогда кое-кто из членов Конвента, дружески настроенных по отношению к молодому человеку, дал ему потихонечку знать, что ему, возможно, стоит самому приехать в Париж и твердой рукой отмести все наветы. Робеспьер на самом деле не так уж обеспечен надежными тылами, он не посмеет действовать против него напрямую, поэтому Тальен, приложив некоторую долю ловкости и дипломатии, сможет заставить его забыть свои «промахи» и снова оказаться в седле.

Тальен уехал, горько сожалея о том, что был вынужден оставить драгоценную Терезию. Он доверил ее своему помощнику по фамилии Изабо, ограниченному и тупому. Терезия поспешила обезопасить помощника единственным, но вполне радикальным средством, каким она владела безупречно, чтобы он не возобновил затихшую было палаческую деятельность. И бордолезцы продолжали спать более или менее спокойно.

Между тем в Париже Тальену приходилось несладко. Робеспьер пристально следил за ним, одновременно приказав собирать сведения о его поведении в Бордо. Мало-помалу несчастным проконсулом начал овладевать страх, он испугался, что ему никогда уже Бордо не увидеть. Он едва не заболел от ярости и отчаяния, но как пренебречь распоряжениями Непримиримого, не рискуя головой?

Терезии, в свою очередь, тоже не случилось навсегда остаться в Бордо. В жерминале вышел закон, обязывающий «всех так называемых аристократов покинуть порты и пограничные города», и она была вынуждена вернуться в Париж, вновь поселиться в особняке де Фонтене и опять, как и раньше, выступала в качестве подозреваемой.

Она опять увиделась с Тальеном, но новый Тальен был настолько перепуганным, что вызвал у нее лишь гримасу отвращения. Разве этот человек заставлял трепетать Бордо? Разве он распоряжался жизнью и смертью? Теперь это был задерганный человечек, живущий в ожидании, что с минуты на минуту на него обрушится тяжелая рука Робеспьера и отправит его к палачу…

Но Тальен напрасно так мучился и страшился. Гневался Робеспьер не столько на него, сколько на Терезию. На его суровый и неподкупный взгляд, она олицетворяла порок и разврат старого режима. Именно на нее он хотел обрушить удар. И он его обрушил.

22 мая 1794 года Робеспьер подписал следующий приказ: «Комитет общественного спасения берет под арест женщину, именуемую Кабаррюс, дочь испанского банкира и жену некоего Фонтене, бывшего советника Парижского парламента. Ей надлежит отправиться в тюрьму, все ее бумаги должны быть опечатаны. Молодой человек, который живет с ней, и все, кто окажутся в ее доме, тоже должны быть арестованы…»

Что касается молодого человека, то дело было в том, что Терезия привезла с собой из Бордо очаровательнейшего юношу лет пятнадцати по имени Жан Гери, он оказывал ей пособничество в некоторых финансовых операциях и… конечно же, более интимные услуги.

Арестованную Терезию препроводили в тюрьму Ла Форс, и там тюремщики при обыске заставили ее раздеться донага, желая убедиться, соответствует ли ее слава истине. Терезия перенесла осмотр с полнейшим безразличием, она готова была показать мужланам, что действительно хороша так, как о ней говорят.