Роберт Крайтон - Тайна Санта-Виттории Страница 16

После этого не только он, но и все остальные члены экипажа стали относиться ко мне как к неустранимой помехе — как к мотору, на который нельзя положиться. Они даже разработали план и назвали его операция «Пейзан» — на случай, если на нас нападут итальянские самолеты. Наш штурман, лейтенант Марвелл, должен был тотчас покинуть свой пост и занять место у моего пулемета. Это вовсе не означало, что они имели что-то против меня.

И вот я стал искать повод, чтобы доказать им, как они не правы. Если появятся самолеты, решил я, тотчас открою по ним огонь, прежде чем Марвелл успеет сменить меня. В то утро, когда мы пролетали над темным сосновым лесом, «Одесса-дарлинг» вдруг попала в полосу зенитного огня — вспышки расцветали вокруг нас гроздьями цветов и облачками черного дыма. Ими пестрело все небо. Только я подумал, что мы благополучно пересекли этот смертоносный сад и разрывы уже остались позади, как самолет подбросило и он затрясся точно в лихорадке. Фюзеляж заходил ходуном, и мы так стремительно полетели вниз, словно небо было гигантской ванной, из которой вдруг выдернули затычку.

— Господи, смилуйся, только бы не пожар! — пробор мотал кто-то.

Падение внезапно прекратилось, и самолет понесло по небу, точно его подвесили к кабелю и потянули, — он снижался, но не прямо, а по диагонали; потом его тряхануло раз, другой, третий — я подумал, что, наверно, мы уже задеваем за верхушки деревьев или холмов, — но тут самолет выровнялся и снова стал хозяином в воздухе.

Хороший у нас был пилот. Сейчас даже странно подумать, что я обязан жизнью капитану Рэмпи.

Долго мы летели так, молча, уповая лишь на то, что нам удастся продержаться в воздухе, и даже не пытаясь куда-либо свернуть или хотя бы подняться повыше. Мы летели прямо вперед, над самой землей, и городки, разбросанные в горах, летели нам навстречу и исчезали позади, словно островки среди высоких валов зеленого моря. Через какое-то время — было это скоро или не скоро, не могу ни сказать, ни даже предположить — мы снова стали карабкаться вверх, а потом, много спустя, капитан Рэмпи начал разворачивать «Одессу-дарлинг», делая в небе широкую дугу.

Никто не разговаривал. Все прислушивались к странным звукам, которые производил наш самолет, всем было страшно, и тут Рэмпи обратился к Марвеллу:

— Выбери-ка мне какой-нибудь симпатичный городишко, который лежал бы на нашем пути назад. Чтобы не пришлось никуда сворачивать.

Со своего места я увидел, как лейтенант Марвелл наклонился над картами. Человек он был старательный.

— Нашел, — через некоторое время сказал он. — Даже накреняться не надо. Называется он… называется…

— Да мне вовсе не интересно, как он называется, — сказал капитан. — Ты только предупреди меня, когда мы подлетать будем.

— Слушаю, сэр.

— Не зря же мы летели такую даль,

— Конечно, нет, сэр.

— Надо где-то сбросить эти бомбы.

— Да, сэр.

— Не тратить же нам на это целый день, — Это было бы вовсе ни к чему, сэр.

— Вовсе ни к чему.

Мы видели людей на дорогах, а я так видел даже пыль, которая клубилась следом за повозками, взлетая из-под копыт впряженных в них волов. Какие-то люди махали нам. Но даже если бы я встретил теперь кого-нибудь из них, не думаю, чтобы я стал рассказывать, почему и как именно их город был выбран нами в качестве мишени, они-то, наверно, думают, что так распорядился господь бог или распорядилась война, — ни к чему им знать, как было на самом деле.

Когда до цели оставалось пять минут, лейтенант Марвелл объявил, что пора снижаться.

— Но я ничего не вижу, — сказал капитан Рэмпи,

— Городишко на том склоне горы, — сказал Марвелл.

— Э-э нет, на такую удочку меня не поймаешь, — заявил Рэмпи.

— Что вы, сэр! «Одесса-дарлинг» начала снижаться.

— Ну, сегодня мы проведем операцию «Пейзан».

Это был не городок, а целый город, раза в три или в четыре больше Санта-Виттории. Он раскинулся по ту сторону горы — и не на склоне ее, а на другой горе, пониже, он лежал на самой ее верхушке, словно корона, окруженный стенами, сверкая на солнце белой и оранжевой черепицей. Вниз от него спускались темно-зеленые склоны — теперь я знаю, что это виноградники, расположенные террасами. С воздуха вся эта зелень и посреди нее город в кольце стен казались огромным стендом о яркой мишенью для метания дротиков.

— Марвелл!

— Сэр?

— Ты откопал нам жемчужину, слышишь?

Дверцы бомбового отсека заело — зенитным огнем повредило управляющий ими механизм. Пока бомбардир возился с ними, мы уже пролетели над городом,

— Сейчас я найду вам другую цель, — сказал Марвелл.

— Нет, я хочу эту, — сказал Рэмпи.

С моего пулемета сняли ствол, и, орудуя им как рычагом, мои коллеги попытались взломать дверцы. Летели мы в тот момент очень низко, и я мог как следует рассмотреть город. На площади было полно народа, стояли рыночные лотки, повозки, груженные всякой снедью, скот. Очевидно, был рыночный день. В одном конце площади возвышалось большое здание, почти такое, как тут у нас, — я тогда решил, что это мэрия. А напротив, через площадь, к небу вздымалась башня городского собора.

— Вот вам и мишень для прицела, — сказал капитан Рэмпи.

Тень «Одессы-дарлинг», словно мрачный вестник, подползла к городу, перескочила через стены, через площадь, скользнула по фасаду собора, по оранжевым крышам, отчего они на мгновение стали темно-красными, и перебралась через противоположную степу. У нас в Санта-Виттории есть такая поговорка! «Добро понимаешь, когда оно ушло а зло — когда пришло». Но в тот раз все было наоборот: когда тень накрывала людей, они поднимали голову, смотрели в небо и снова возвращались к своим делам, а иные даже приветливо махали нам.

Когда дверцы бомбового отсека удалось наконец открыть, капитан Рэмпи развернул «Одессу-дарлинг» и направил ее назад, на город. Но дожидаться, пока мы достигнем собора, он не стал. Как только самолет пересек городские стены, он скомандовал: «А ну, бросай!» И все мы стали бомбардирами. Мы подкатывали бомбы к дверцам и ударом ноги выталкивали их — они летели друг за другом вниз, на город, легонько подпрыгивая и пружиня в воздухе, как все бомбы, догоняя одна другую, точно рыбки в школьном аквариуме.

Ты пытаешься проследить взглядом за бомбой, которую сбросил, которой коснулась твоя рука или твоя нога, и тебе кажется, что ты следишь за ней, но вот начинаются взрывы, взлетают вверх крыши, камни, потом занимается огонь, начинает клубиться дым, и ты понимаешь, что все-таки не можешь со всей определенностью сказать, что же именно ты наделал.

Мы спустились достаточно низко и отчетливо видели дикую игру, в которую играл на площади народ. При каждом взрыве — а взрывы, казалось, гигантскими шагами продвигались по городу в направлении площади — люди кидались в сторону, а при следующем взрыве бежали назад, к тому месту, которое только что покинули.

В конце концов они, должно быть, все-таки обрели вновь разум, потому что, когда мы развернулись и во второй раз пролетали над городом, на площади уже не было никого. Лишь один-единственный человек стоял посреди нее на коленях, прилаживая ручной пулемет и наводя его на «Одессу-дарлинг».

— А ведь этот чертов ублюдок может кого-нибудь покалечить, — заметил Марвелл.

Мы как раз собирались сбросить пятисотфутовую бомбу замедленного действия. Это была, так сказать, душа и сердце «Одессы-дарлинг».

— Приготовьте бомбу, я скажу, когда сбрасывать, — казал капитан Рэмпи бомбардиру. Он был большим мастером своего дела, возможно даже гением, обладавшим особым талантом, которым одарил его бог и который он смог применить разве что однажды или дважды в жизни. Не случись войны, Рэмпи, возможно, никогда и не узнал бы, что у него есть этот талант.

— Давай! — скомандовал он.

И мы вытолкнули бомбу. Мгновение она словно бы летела наперегонки с «Одессой-дарлинг», потом вдруг описала над городом дугу и пошла вниз, и, когда она пошла вниз, все мы, даже те, кто не обладал удивительным чутьем капитана Рэмпи, поняли, что все будет в порядке.

Казалось, она только слегка задела серую черепичную крышу собора, на самом же деле она так быстро прошла сквозь нее, точно нырнула под воду и вода сомкнулась над ней, как над ушедшей в бездну скалой. Это была бомба замедленного действия, а когда имеешь дело с такой бомбой, никогда не знаешь, взорвется она или нет, но эта взорвалась где-то там, в фундаменте, среди темных подвалов и переходов, где, должно быть, пряталось большинство тех, кто еще недавно заполнял площадь. Мы поняли, что все в порядке, не потому, что услышали грохот взрыва или почувствовали, как сжатым воздухом самолет подкинуло вверх и снова опустило, точно лодку, когда она взлетает на гребень волны, а потому, что увидели, как передняя часть собора, весь его фасад вместе с огромным круглым витражом вдруг распался на куски и каждый кусок в свою очередь рассыпался на тысячи кусочков и брызгами окропил камни площади. А затем начался пожар — пламя вырвалось откуда-то из недр здания, охватило большую часть черепичной крыши, и раздался грохот. Когда самолет пошел вверх, на площади стояла только задняя стена собора. И человек с ручным пулеметом тоже исчез.