Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов Страница 16

– С этим трудно не согласиться, учитель. Но что понимать под страстями?

– О, это всё, что вмещается тяжкого земного в светлой душе, что тянет её вниз. Всё, что не возвышает её к истинному бытию. Когда человек спит, ест, удовлетворяет свои нужды, он не стремится к Истине, стало быть, он оказывается в плену своих страстей.

– Получается, учитель, тогда человеку не следует ни есть, ни спать?

– Здесь ты прав: если хочешь продолжать жить, придётся тебе есть и спать. Но в тот момент душа человека не является настоящей душой.

– Получается, никто среди людей не обладает настоящей душой? – настаивал Аристотель.

– Никто, кроме философа, не претендует на обладание настоящей душой. Но стать настоящим философом может тот, кто способен ограничить свою связь с телом. Освободит себя от мирских желаний, окажется наедине с собой, в безмятежности. Душа должна жить лишь Истиной, ничем иным, кроме Истины. Чем более душа предаётся своим истинным занятиям, тем менее её обременяет земное существование.

Платон умолк. Выступившие на полном лице капельки пота давали знать об усталости; он не предполагал спора с учеником, поэтому немного разнервничался. Хотя раздражения не показывал – не в его характере было уходить из диспута с поражением.

Это спор с Платоном ещё больше укрепил Аристотеля в необходимости продолжать заниматься философией. Сомнений не стало – философия есть высший род досуга свободнорождённого эллина и вместе с тем его высшая деятельность, ибо деятельность ума есть жизнь. Большинство товарищей Аристотеля по учёбе именно так представляют себе занятия в Академии. Однажды он спросил Ксенократа:

– Что тебе дают занятия философией?

– Я счастлив, когда погружаюсь в философию, – ответил он.

– Не скажешь ли, друг мой, – приставал к нему с вопросом Аристотель, – разве поиск истины не лишает тебя покоя?

Ксенократ задумался и ответил, сохраняя обычное спокойствие на сонливом лице:

– Только когда занимаюсь философией, я чувствую себя надёжно. В этот момент я словно пребываю внутри крепости с высокими прочными стенами, хотя прекрасно понимаю, что от философии нет толку для меня, если ставить целью заиметь богатство. Но я всё равно философствую и пребываю в блаженном состоянии, будто достигаю вершин добродетельного наслаждения. Но чтобы достичь такого состояния, мне необходимо оставлять за стенами своей мыслями воздвигнутой крепости все заботы, стремясь внутри неё изучать жизнь и всё, что вокруг неё.

Цена истины

Поначалу Аристотель следовал взглядам Платона, самого влиятельного в Греции философа. Поскольку схоларх Академии был на сорок лет старше, ученик с почитанием относился к его возрасту, а если приходилось сомневаться в его высказываниях, не пытался наглядно оспаривать его суждения. Но так не могло долго оставаться, ибо с каждым годом к Аристотелю приходили знания, со знаниями – сомнения, с сомнениями появлялись собственные представления о вещах, после чего ему уже было не до авторитетов!

Молодой философ начал воспринимать окружающий мир глазами материалиста. Он отрицал наличие двух миров – мира идей и мира вещей, на чём настаивал Платон. Каждая вещь у Аристотеля заключала в себе не только свою материальную основу, но и свою идею, действующую причину и цель своего развития. Он доказывал, что идеи находятся внутри отдельных вещей как принцип и метод, как закон их становления, как энергия, фигура или цель.

Разночтения с учением Платона появились у Аристотеля и в теории познания Истины. Платон утверждал, что понятия – это не только наши мысли о бытии, но и всё, что существует само по себе, самобытно и, безусловно, независимо от чувственного мира. Аристотель же выступал против подобной оценки познания; для него познание представляло собой основание опыта – в ощущениях, в памяти и привычке. Любое знание, говорил он вопреки суждению учителя, начинается с ощущений: оно есть то, что способно принимать форму чувственно воспринимаемых предметов без их материи.

По мысли Платона, высшее благо пребывает вне мира; стало быть, и высшая цель нравственности находится в сверхчувственном мире. У Аристотеля благо – это то, к чему стремится человек. Хотя есть различия: грубые люди находят благо в наслаждениях, для благородных оно сокрыто в почестях, а мудрые ищут его в собственном сознании.

Аристотель видел назначение человека в разумной деятельности, отличающей его от растений и животных. Для Платона человек – несовершенный бог, а для Аристотеля бог – это совершенный человек, в связи с чем мера всех вещей и истины есть совершенный нравственный человек.

Однажды Аристотель, ставший уже преподавателем Академии, присутствовал на лекции Платона и услышал, как он делился со слушателями своими представлениями о государстве и обществе:

– Самое идеальное, с нашей точки зрения, государство является сообществом земледельцев, ремесленников, производящих все необходимое для поддержания жизни граждан.

Платон говорил, как обычно, спокойным, тихим голосом, и поскольку его внимательно слушали, в заполненной аудитории стояла тишина.

– В таком государстве есть воины, охраняющие безопасность, и есть правители, но обученные философами, отчего управление гражданским обществом осуществляется мудро и справедливо. Управляют таким государством аристократы как лучшие и наиболее мудрые граждане.

Неожиданно раздался голос Аристотеля, показавшийся почитателям Платона слишком дерзким:

– Ваше идеальное государство, уважаемый учитель, неизбежно погрязнет в заговорах враждебно настроенных групп общества, которых вы успешно отстранили от управления. Зря вы доверяете управлять одним аристократам, они уже показали себя, на что они способны.

– Откуда такое мнение, Стагирит? – отозвался Платон, не теряя спокойствия. – Каждый класс будет заниматься тем делом, для чего рождён, и заниматься будет оттого хорошо. Такое состояние общества будет идеальным, с точки зрения любого философа.

Аристотель не отступал:

– В таком государстве появятся классы, лишённые политических прав. Я убеждён, что участие в управлении собственным государством – самое главное право каждого гражданина. Вы лишаете такого права бедняков и ремесленников, отчего появятся недовольные, которые обычно составляют заговоры против гнетущей их власти.

Платон изменил тактику, задал вопрос в вызывающе вежливом тоне:

– Может быть, уважаемый преподаватель представит нам свой образ государственного строя, какой считает наилучшим?

Аристотель не сдавал позиций:

– Я готов! Наилучшим будет такое общество, которое достигается через посредство среднего элемента, когда под этим понятием будет класс, помещённый между рабовладельцами и рабами. Там, где средний элемент представлен в большем числе, и где нет большинства бедных, государства будут иметь наилучший строй.

Он перевёл дыхание, поскольку немного волновался, затем, огладывая зал, весомо произнёс:

– Но есть условие, чтобы такое государство процветало: в основе жизни людей в нём не должно