Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич Страница 16

– Как стаскивать? – спросил Маркел. – А говорили же, что ворота были закрыты и он с коня и так сошел и стал стучаться. Значит, с коня его никто не стаскивал.

– Ну, не с коня, а все равно, убили же! – очень сердито сказал Вылузгин. – Ведь же убили? Убили! И вот про это нам сегодня, может, сорок человек сказали, а вот про то, что убили царевича, ни один не говорил! Почему так?

Маркел молча пожал плечами.

– Вот так! – радостно продолжил Вылузгин. – Потому что государь царевич сам убился, и это все видели! Да и государь царевич ни от кого не прятался, зачем ему было прятаться. Государь царевич был у всех на виду.

– У кого? – спросил Маркел.

Вылузгин помолчал, пооблизывал губы, но не стал кричать, хотя ему очень хотелось, а продолжал вполне спокойным голосом:

– Ты, Маркел, не забывайся. Я думный дьяк, ко мне в думе бояре не смеют так обращаться, перебивать меня, потому что, еще раз повторяю, я думный дьяк. Ну да ладно, чего с тебя взять. Много ты знаешь! А вот послушай, что другие знают. Как оно тогда было с самого начала? Государыня вдовая царица и государь царевич были у обедни, после пришли к себе и царевич стал проситься погулять, пока за стол садиться. Она его и отпустила. И он пошел. А с ним пошла Арина Тучкова, нянька, и Марья Колобова, постельница. А там во дворе его уже ждали ребятки, их было четверо. Это Петрушка Колобов, этой же Марьи сын, и Баженко Тучков, сын этой же Арины, и еще двое сторожевских, Ивашко Красенский и Гришка Козловский. И они все впятером сразу пошли под стену, где яблони, и стали там играть в тычку. Это значит тыкать ножом в землю. Понятно?

– А где были няньки? – спросил Маркел.

– А они остались на крыльце, – сердито сказал Вылузгин, – нянькам за это еще будет, погоди. Теперь дальше. Они стоят на крыльце, лясы точат, а государь с ребятишками играет в тычку. Они всегда так играли, всегда на том месте, поэтому никто в их сторону и не смотрел. И вдруг оттуда крик! Это бежит Петрушка, забегает на крыльцо, кидается к Марье и кричит, что государь царевич зарезался. Зарезался, а не его зарезали, вот что Петрушка кричал и вот что все это тогда слышали и сегодня вот что показали! И Марья, Колобова мать, и Арина, Баженкина тоже, сразу туда, под яблоню! И тут же государыня на тот же крик тоже с крыльца! А подбегает и видит – лежит ее дитя в крови! А тут же над ним, она тоже на крик прибежала, стоит Василиса Волохова, тоже нянька, но другая. Ах ты, змея, кричит царица, Василиса, это ты наколдовала, это твой Осип, я знаю, это он убил, это его Мишка Битяговский научил! И поленом ее, и поленом! И на крик стал сбегаться народ. И все видят: государь лежит в крови. Стали кричать: набат, набат, созывайте народ, горе-то какое. И стали бить набат. На набат прискакал Битяговский и стал их срамить, а они на него кинулись и стали его стаскивать…

Но тут Вылузгин остановился, замолчал, задумался, потом сказал:

– Конечно, не совсем так было. Он прискакал, а ворота закрыты. Он стал стучать, Моховиков ему открыл.

– А чего они вдруг были закрыты? – спросил Маркел. – Кто закрыл ворота и зачем? Ведь же били в набат, созывали людей. И вдруг ворота закрыты. Как им было туда проходить?

– Так здесь есть еще одни ворота, – сказал Вылузгин. – За Константиновской церковью. Это же здесь задний хозяйственный двор, сюда же кто только не ходит и кто не ездит, не будут же они все через кремль таскаться, под царскими окнами. Вот они и подъезжают сзади, через Фроловские пролазные, а там через мост и на ту сторону, на посад. Так они и тогда набежали через Фроловские.

– Ага, ага, – сказал Маркел. – Посадские через Фроловские набежали, их тут набилось вон сколько, а царева дьяка Битяговского пускать к себе не стали. Почему?

– Так ведь после пустили же! – сказал Вылузгин. – А он стал их срамить, и стал говорить на государыню и на ее братьев, особенно на Мишку, и тогда государыня велела, так ее брат Мишка научил, убить Битяговского. И народ его убил. Все это видели и слышали!

– Кто? – спросил Маркел.

– Да хоть посошные! – сказал Вылузгин. – Они на свои уши это слышали и сегодня мне на этом крест поцеловали!

– Ого! – сказал Маркел. – Посошные! Какие быстрые! С твоих слов получается, что они раньше Битяговского сюда на задний двор прибежали! А теперь давай смотреть! Как оно было? Битяговский был у себя на подворье, услышал набат, сел на коня и поскакал смотреть, что здесь случилось. Сколько ему было скакать? Сажен триста, не больше. Но все равно покуда прискакал, а посошные уже тут! А ведь они, как я слышал, тогда еще с утра из города вышли и шли по переяславской дороге. Услышали набат и повернули и побежали обратно. Бежали не одну версту, а все равно раньше прибежали! И на этом крест поцеловали!

– Но-но! – сердито сказал Вылузгин. – Не очень-то!

– Это ты мне? – сказал Маркел. – Это я, что ли, сперва крест целовал, а после лгал бессовестно? Это, Елизарий, знаешь, надо Ефрема звать, ей Богу!

– Ладно! – сказал Вылузгин уже почти примирительно. – Я завтра их опять спрошу.

– И Василису тоже надо было бы спросить, – сказал Маркел.

– Волохову, что ли? А ее за что? – удивленно спросил Вылузгин.

– А первым делом спроси, – сказал Маркел, – как она там очутилась вдруг. Никого там не было, одна она была.

– Прибежала на крик! – сказал Вылузгин.

– Ладно, – сказал Маркел. – А дальше что?

– А дальше государыня ее увидела и закричала, что это она виновата…

– Почему она? – быстро спросил Маркел, не давая Вылузгину начать говорить дальше.

Вылузгин подумал и сказал:

– А я откуда знаю!

– А надо знать, – сказал Маркел. – Ты же, Елизарий, подумай: был полный двор народу, а царица сразу стала говорить на эту Василису. И, Василиса говорит, ты говорил, стала бить ее поленом.

– Стала, – сказал Вылузгин. – Я говорил.

– И долго, – спросил Маркел, – била?

– Покуда Битяговский не приехал, – сказал Вылузгин.

– О! – сказал Маркел. – Это прибежали люди, им велели бить в набат, они ударили, Битяговский это услыхал, встал от стола, вышел во двор, ему оседлали коня, он поскакал сюда, а его не пускают, а после пустили… А царица, будто заведенная, бьет и бьет Василису поленом! Сколько раз она ее ударила, ты можешь посчитать? – А так как Вылузгин молчал, Маркел еще спросил: – Тяжелое было полено? – После еще: – И где оно сейчас? Ты его видел? И было ли оно?

– Э! – с гневом вскричал Вылузгин. – Ты из меня шута не делай!

– Я и не делаю, – сказал Маркел. – Я только одно хочу сказать, Елизарий: не верь ты им, вот что! А проверяй. Вот я всегда проверяю. Вот как сейчас. Мне говорят, а я глаза закрою и смотрю, и если я вижу то, о чем они рассказывают, значит, это правда. А если не вижу – значит, брешут. И никогда я никого к кресту не подвожу. Потому что все равно набрешут, и получается грех. А зачем в грех вводить? А так я просто говорю: ты рассказывай, рассказывай, как оно было, а сам глаза прикрою и смотрю. Вот как сейчас: я смотрю, как Битяговский у себя сидит и вдруг слышит набат, он тогда сразу во двор, на коня, и прискакал сюда, а тут вдруг ворота закрыты. Почему?

И замолчал, и посмотрел на Вылузгина, а после осмотрел и всех его подьячих. Все они молчали.

– Закрыто было потому, – сказал Маркел, – что там уже что-то случилось. Там уже, может, кого-то убили и поэтому закрылись, чтобы государев дьяк не видел этого. Или, может, ловили кого-то и закрылись, чтобы те не убежали. А ловили известно кого: Данилку Битяговского, Никитку Качалова да Осипа Волохова. Потому что государыня царица, как только увидела царевича всего в крови, сразу на них крикнула. А почему сразу на них, а ни на кого другого? Что государыня об этом говорит?!

Вылузгин насупил брови и сказал:

– Ничего она не говорит. Ни с кем говорить не хочет. Закрылась у себя! Даже боярин Василий, и тот ее еще ни разу не видел.

– Эх! – сказал Маркел. – Плохи наши дела. Но ничего! Исхитримся! Надо исхитриться, вот что!

– Колдун ты! – сказал Вылузгин. – Чистый колдун!