Наталья Павлищева - Мадам Помпадур. Некоронованная королева Страница 17

Выход нашел епископ Меца, он предложил спешно построить галерею, соединяющую два здания, а на вопрос горожан ответил, что это для удобства прохода его величества в церковь.

И снова фаворитка жаловалась королю, требуя скорее покинуть негостеприимный город.

Это было неправдой, жители оказались не слишком гостеприимны только по отношению к ней самой, вернее, открыто осуждали Людовика за то, что повсюду возил за собой не супругу, а любовницу.

– Если король приехал в Мец, чтобы подать дурной пример его жительницам, то лучше бы ему не выезжать из Версаля!

По городу распевали позорящие Шатору куплеты.

Но мадам не сдавалась, она прекрасно помнила, что даже в Сенарском лесу король может встретить прекрасную незнакомку, которая западет ему если не в душу, то в память. Это опасно, потому приходилось всюду быть буквально рядом с его величеством, не оставляя место на королевском ложе ни на одну ночь. Жизнь мадам Шатору была не из легких…

Ей очень хотелось уехать из Меца, но куда? Не отправляться же в действующую армию? Там не будет возможности строить галереи ради альковного общения любовников… Да и король вовсе не собирался подвергать собственную жизнь хоть малейшей опасности. Опасность на охоте – это одно, а вот в войсках – совсем другое. Нет-нет, с Людовика достаточно и Меца.

Наступил август 1744 года, и вдруг стало ясно, что ситуация тупиковая. Ехать дальше просто некуда, не на фронт же, и возвращаться тоже нелепо. Король развлекался, а его окружение ломало голову над способами выхода из ситуации.

В одном из домов Парижа собралась компания из четырех серьезных людей, они обсуждали будущее короля, его фаворитки, а заодно и Франции.

Мужчины были сосредоточенны, даже задумчивы, один из них почти сокрушенно покачал головой:

– Пора.

– Неужели другого выхода нет?

– Я вчера имел беседу с фавориткой, она становится неуправляемой.

– Ох уж эти женщины! Когда им помогаешь вознестись наверх, обещают быть послушней овечки, но как только устраиваются рядом с королем, забывают обо всем.

– Маркизу невозможно привести в чувство?

– Вполне возможно, я беспокоюсь не о том. У короля не слишком устойчивый нрав, он легко увлекается, и мадам нервничает, потому что ее в любую минуту может заменить кто-то другой.

– Пора менять самим?

– Пожалуй…

– Есть на кого?

– Есть, только нужно немного подождать.

– Но как отделаться от самой Шатору? У нас нет времени, сидеть в Меце полгода нелепо.

– Этим уже занимаются. Все будет сделано так, чтобы и король сумел вернуться в Париж, и мадам отослал подальше. Нам поможет отец Перюссо.

Далеко от Парижа, в Меце, действительно разворачивалось действие, которого никто не ожидал, да и не мог ждать. Кроме разве тех, кто его тщательно подготовил.

Мари-Анна и сама не знала, отчего вдруг стала нервничать. Людовик не собирался двигаться вперед в действующую армию, ему вполне хватало веселых пирушек в Меце. Угрозы наступления австрийских войск тоже не было, тем более таких, чтобы пришлось спасаться поспешным бегством. На горизонте не было ни одной дамы, способной затмить саму фаворитку, а если бы и появилась, мадам Шатору умела с такими расправляться загодя. Не считать же серьезной соперницей собственную сестрицу Лорагэ, готовую на все, но неизменно служившую Мари-Анне только подспорьем, когда она сама слишком уставала от бурных ласк его величества.

Шатору тяжело вздохнула: Людовик несколько раз намекал, что неплохо было бы порезвиться втроем, пока от такой сомнительной чести удавалось отшутиться, но, видно, все же придется. Мари-Анна задумалась, куда бы ей девать сестру, ведь одно дело – изображать страсть наедине с королем и совсем другое – предаваться оргиям в компании. Так недолго повторить ошибку старшей сестры де Майи, превратившей опочивальню Людовика в настоящий притон. Сегодня он требует развлечений втроем, а завтра добавит к двум сестрам еще нескольких человек… Становиться участницей оргий не хотелось совсем.

Мадам лежала без сна, пытаясь понять, как удавалось их сестре де Вентимиль заставить Людовика быть почти примерным мужем при любовнице. Хотя, что тут думать, сестра просто родила, а король не успел начать ей изменять. Но такой вариант совершенно не подходил самой Шатору. Быть беременной и носить в собственном животе кого-то, кто будет там ерзать, стать неуклюжей и долгое время не иметь возможности заниматься с Людовиком любовью… Это даже опасно, в конце концов!

Мари-Анна не желала сознаваться самой себе, что отвергает счастье материнства прежде всего из-за этого – невозможности некоторое время иметь короля в любовниках. Кто знает, кем он соблазнится, пока фаворитка будет донашивать своего ребенка? Нет-нет, это очень опасно, никаких детей! Лучше уж делить ложе с сестрой. Лорагэ представляет меньшую угрозу, чем, например, та красотка из Сенарского леса. Шатору и сама не знала, почему вдруг так обеспокоилась женщиной в розовом, словно нутром чувствовала опасность. Шатору передали отзывы о мадам Ле Норман, услышанные в салонах госпожи Жоффрен и даже мадам де Тансен. Фаворитка нутром почувствовала настоящую угрозу своему спокойному существованию, успокаивало только то, что эта мадам из Сенарского леса была беременна и некоторое время не страшна.

Что ж, этим временем надо воспользоваться. Для того чтобы удержать короля в своих сетях, годились любые способы, кроме разве тех, что использовали две из сестер Нейль – развратные оргии де Майи и полное непротивление и неразборчивость Лорагэ. Но это и неплохо, рядом с глупой толстой Лорагэ мадам Шатору выглядит даже лучше, пусть Людовик почувствует эту разницу.

Еще немного поразмыслив, она решила дать согласие герцогу Ришелье на его, с первого взгляда, нелепое предложение: делить королевское ложе с сестрой. Лучше рядом глупая Лорагэ, у которой все мысли дальше простого соития не идут, чем какая-нибудь умница, которая сумеет развлечь не только в постели, но и в салоне.

Герцогу было написано письмо, содержавшее одно-единственное слово: «Согласна». Если бы только Шатору знать, какую пружину она отпустила, какие развернутся после этого события и чем лично для нее все закончится! Но человеку не дано знать о грядущих событиях, а если и дано, то не в подробностях.

Ришелье немедленно занялся подготовкой очень веселого ужина, последствия которого для многих оказались весьма плачевными, но для некоторых ожидаемыми…

Из покоев, в которых поселился герцог де Ришелье, доносился веселый женский смех, там ужинали его величество со своей фавориткой и сопровождавшими ее дамами: госпожой де Лорагэ, двумя принцессами де Конти, герцогиней Шартрской и еще кое-кем помельче. Герцог был в ударе, ужин получился приятным и весьма фривольным, даже Ришелье позволил себе распустить руки, конечно, не по отношению к мадам де Шатору или Лорагэ. Напротив, он умудрился увлечь обеих сестер вместе с его величеством в отдельную комнату, где стояла огромных размеров кровать, и запереть троицу там.

Повернув ключ в замке, герцог вздохнул, едва не отирая пот со лба. Услышав тихий смешок, Ришелье оглянулся и приложил палец к губам, показывая герцогине Шартрской, что не стоит никому рассказывать о такой забавной мелочи. Во дворе все привыкли к королевским шалостям и довольно странным предпочтениям, ведь мало кто даже при желании находил приятные черты у мадам Лорагэ, а Людовику она нравилась. Провести ночь в объятиях двух столь непохожих меж собой сестер показалось герцогине тоже капризом его величества. Что ж, на то он и король, чтобы его капризы выполнялись.

Вздохнув, но вовсе не из зависти, для себя он вовсе не хотел таких капризов, герцог Ришелье подмигнул герцогине Шартрской и предложил ей руку, чтобы проводить обратно в столовую, где веселая компания продолжала ужин. Не дойдя до выхода из комнаты, он вдруг выпустил руку мадам и… деловито ощупал зад своей невольной приятельницы. Неизвестно, чем бы все закончилось в другое время, но сейчас герцогиня только ахнула:

– Шалун!

Веселый вечер продолжился… и не только у короля…

Но именно для Людовика утро оказалось тяжелым, как и последующие дни.

Стук в дверь был очень требовательным. Заспанный слуга доктора Кассера, с трудом очнувшись ото сна, зашаркал стоптанными башмаками к входной двери. До чего же тяжело служить доктору! Ни ночью, ни днем никакого покоя, видно, снова кто-то рожает или попросту объелся до полусмерти, вот и требуют, чтобы его хозяин немедленно мчался перерезать пуповину или давать рвотное обжоре. Бывало, когда в горле у больного застревала кость или кому-то слишком крепко приложили по голове в драке… Всякое бывало, Марселя мало интересовал повод для стука, он дотащился до двери, зевая, распахнул ее, ожидая увидеть перепуганную служанку или какого-нибудь разбитного малого, вызвавшегося за звонкую монету сбегать за доктором.