Вечный свет - Фрэнсис Спаффорд Страница 17

Его используют как учебное пособие.

– Шизофрения, – уверенно отвечает парнишка с бакенбардами.

– Верно, – говорит доктор Армстронг. – Но с обычными оговорками, да? Нельзя установить масштаб заболевания или точно классифицировать определенные состояния.

Все строчат в блокнотах.

– Поступил восьмого июня 1964 года. Начальная дозировка хлорпромазина – четыреста миллиграммов. Торговое название?

– «Ларгактил», – отвечает девушка с каштановой косой.

– Или «Торазил». Затем дозировку увеличили до пятисот миллиграммов, так как возбужденное состояние сохранялось, а потом выровняли до трехсот миллиграммов в день. Поведение?

Последний вопрос обращен к медбрату Фредериксу.

– С Беном вообще никаких проблем нет, – говорит он. – Золото, а не пациент.

– Рада слышать, – отвечает доктор. – Как вы себя чувствуете, мистер Холкомб?

– Х-х-хо-хорошо, – выдавливает из себя Бен.

– Превосходно, – говорит доктор. – Но вопрос, леди и джентльмены, что вы можете заметить? Вы видели, как мистер Холкомб ходит, слышали, как он разговаривает, видите, как он сидит. Есть какие-нибудь соображения?

Они все таращатся на него. Девушка с косой постукивает кончиком ручки по зубам. Мелкий, щуплый студент-индус – опрятный, смуглый, бровастый, похожий на воробья, которого легко можно спрятать в карман, – откашливается и произносит:

– Тик правой руки. Достаточно выраженный.

– Верно, – говорит доктор Армстронг, и после этого все остальные студенты, словно получив одобрение, тоже начинают высказываться.

– Нарушение координации?

– Паркинсонизм?

– Он постоянно высовывает язык?

– Частое моргание?

– П-п-по…

Это уже Бен, пытается произнести «поздняя дискинезия». Он видел эти слова в своей медицинской карте, когда ее оставили лежать на сестринском посту. Он не знает, что это значит, и знает, что ему не положено вмешиваться, но ему так хочется их всех удивить. Но он не может выговорить слова, и все они слышат лишь очередной симптом.

– Затрудненная речь! – победоносно восклицает девушка-косичка.

– Угу, – соглашается доктор Армстронг. – И если бы мы не знали историю болезни мистера Холкомба, из этих симптомов можно было бы заключить, что это…

– Церебральный паралич, – высказывает догадку студент-индус.

– Да, или болезнь Хантингтона. Мы бы проверили оба эти варианта, явись мистер Холкомб в таком состоянии на первичный прием. Но я хочу, чтобы вы все обратили на это внимание, – физически у мистера Холкомба все в порядке. Каждый из этих симптомов является побочным эффектом нейролептиков. Мистер Холкомб здоровый молодой человек. А это все из-за хлорпромазина. Так, мистер Патель?

Студент-индус поднимает руку.

– В таком случае, думаю, ему не повезло. Эти побочные эффекты обычно проявляются гораздо позже и чаще всего у пожилых пациентов.

– Верно. Такие реакции наблюдаются лишь у тридцати процентов, а мистеру Холкомбу не повезло вдвойне, потому что у него эти реакции проявляются очень сильно. – Она поднимает палец. – Запомните, пожалуйста, это совершенно обычная вещь. Редкие – не значит не случающиеся. Такие реакции постоянно проявляются у небольшого количества людей. И мы, как медики, неизбежно сталкиваемся с такими пациентами и должны быть готовы им помочь.

Со всех сторон ручки царапают страницы блокнотов.

– Итак, как мы можем помочь мистеру Холкомбу? Тик, двигательные и речевые затруднения. Как я уже сказала, у него не было никаких нарушений. Не считая, конечно, шизофрении. Или, если точнее, у него пока не было никаких нарушений. Кто скажет почему?

– Потому что эти симптомы могут стать постоянными.

– Спасибо, мистер Патель. И как же нам следует поступить с мистером Холкомбом? Есть идеи?

– Можно заменить препарат.

– На какой, например, мисс Эдвардс?

Девушка-косичка опускает глаза. Она не знает.

– Да, – говорит доктор Армстронг. – Мы могли бы перевести его на «Флуфеназин» или «Ацепромазин», но они относятся к той же группе лекарств и вызывают те же побочные эффекты, к которым мистер Холкомб оказался так восприимчив. Еще варианты?

Патель вопросительно откашливается, но высказываться больше никто не хочет.

– Нужно резко снизить дозировку препарата, – говорит он.

– Н-н! – возражает Бен. – Н-н-н!

Звук, который он издает, больше похож на стон, чем на слово. Доктор бросает на него хмурый взгляд, но, похлопав его по руке, продолжает.

– Я тоже так думаю, – говорит она. – Не очень резко, но оперативно. Для начала надо сильно снизить поддерживающую дозу и, возможно, добавить стандартные седативные средства, если вдруг появятся какие-то признаки психоза. У вас ведь было пару хороших, спокойных месяцев, да, мистер Холкомб? – дружелюбно говорит она, повысив голос, точно обращается к глухому. – Пора возвращаться домой. Вам не место здесь.

Бен обнаруживает, что под «Ларгактилом» можно чувствовать страх. И злость. Если эмоции достаточно сильны, они начинают, как ветер, носиться по комнате с задрапированной мебелью, снося ее и вздымая наброшенные простыни, а сердце начинает неистово стучать. Он спихивает руку доктора Армстронг и поднимается со стула. Она бы так не улыбалась, если бы знала, что ему шепнула Проблема.

– Нет! – хрипло ревет он. Язык во рту мешается, точно застрявший в горле ком. – Не-е-ет!

Студенты отводят от него взгляды. Армстронг вздыхает. Она не так планировала закончить свою маленькую презентацию.

– Фредерикс? – обращается она к медбрату, который уверенно выступает вперед и кладет широкую руку Бену на загривок.

– Не надо, сынок, не надо, – говорит он. – Теперь успокойся. Успокойся.

– Пожалуй, стоит дать ему следующую дозу сейчас и начать уменьшать завтра, – распоряжается она. Фредерикс кивает и за считаные секунды выводит Бена за дверь.

– Чесслово! – говорит медбрат. – На тебя это непохоже.

Бен привык принимать «Ларгактил» в виде противного сиропа в мерном стаканчике. Но в этот раз препарат вводят внутривенно, и от того места, где входит игла, поразительно быстро разливается покой, глухое оцепенение, которое замораживает дребезжащее содержимое его головы и стирает, пусть и на время, будущие кошмары – всё, с чем ему позже придется справляться самому.

– Посиди-ка в кресле, а я принесу тебе чашечку чая, – говорит медбрат Фредерикс.

Смотри: каждое дерево стоит в неровном круге опавших листьев, как в желтой нижней юбке, которую сбросило лето.

Джо

Крыло клуба «Пеликан». Так называемый служебный вход для артистов располагается в переулке Сохо, пропитанном запахами мочи и не поддающихся определению гниющих отходов, зажатом между итальянским магазинчиком, где продают спагетти в длинных синих бумажных пакетах, и дверью с кучей звонков, в которую стыдливо проскальзывают мужчины, стараясь не встретиться ни с кем взглядом. Вход ведет вниз по лестнице в лабиринт маленьких закулисных помещений, где по полу змеятся связки черных кабелей. Джо переодевается в костюм для выступления «Хулиганок» в узком пространстве между гримеркой и коридором: с одной стороны стоят зеркала в обрамлении ярких лампочек, а с другой – не оставляя ни единого шанса на уединение, снуют люди. А крыло – просто еще один закуток: Г-образное пространство, приткнувшееся рядом со сценой, где артисты ждут своего