Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого Страница 18

Каждый из вновь назначенных командиров обладал своими достоинствами. Малиха отличали хладнокровие, умение быстро сориентироваться в боевой обстановке и, обнаружив в стане врага слабое место, устремиться туда, увлекая за собой солдат. Вместе с тем он был разумно осторожен, берег людей и не лез без крайней необходимости на рожон. Антипатр в таких случаях сердился на него, упрекал его в трусости, а Гиркан хвалил, повторяя полюбившийся ему стих из Екклесиаста: «Мудрость лучше силы». Фасаил, в отличие от Ирода, был немногословен, но расчетлив и хитер. Он никогда ничего не делал сгоряча, не взвесив предварительно все за и против. Не обладая силой и сноровкой брата, он тем не менее часто одолевал его, вызывая у Ирода злость. Эту особенность в своих сыновьях Антипатр обнаружил, когда те были еще детьми. Ирод ни в чем не хотел уступать старшему брату и стремился сам верховодить во всем, что бы ни затевал Фасаил, собирая вокруг себя соседских мальчишек. Фасаил переманивал их на свою сторону, и тогда между детьми возникали потасовки. Ирод, как более сильный, схватив брата за грудки, тянул его на себя, стремясь повалить его на землю. Фасаил, сколько мог, сопротивлялся, а потом внезапно поддавался, и Ирод, потеряв равновесия, оказывался лежащим спиной в уличной пыли. Фасаил же, как победитель, садился на него верхом, вызывая восторг у сверстников. Ирод, сплевывая набившуюся в рот пыль, кричал, что так бороться нечестно, что он все равно сильнее Фасаила, а Фасаил, удовлетворенный одержанной победой, отходил к гогочущим мальчишкам и, усмехаясь, говорил: «Сильнее, сильнее. Только почему ты лежишь на лопатках, а я стою на ногах?»

Первосвященник Гиркан никак не отнесся к новшествам Антипатра: ему было достаточно того, что в его непосредственном ведении находилась Храмовая стража, а что касается обеспечения безопасности Иудеи от внешней угрозы и охраны ее городов от внутренних беспорядков, то тут Антипатр был для него непререкаемым авторитетом. И на этот раз не обошлось без вмешательства в дела отца Ирода со стороны священников. Они нашептывали Гиркану: «Неужели ты не видишь, что этот идумеянин затеял с тобой опасную для твоей жизни игру? Преже чем съесть мышь, кошка играет с ней. Точно также Антипатр играет с тобой. Ни для кого не секрет, что все больше и больше евреев, не желая мириться со своеволием Антипатра и его сыновей, покидают страну, чтобы сохранить веру наших отцов. Или ты хочешь, чтобы вокруг тебя не осталось ни одного иудея и дарованная нам Предвечным земля оказалась заселенной одними лишь идумеянами, которые только делают вид, что разделяют с нами нашу веру?» На все эти нашептывания Гиркан отвечал короткой фразой: «Уповайте на Господа: Он – наша помощь и щит». И добавлял: «Все, что ни делает Антипатр, он делает для нашей с вами безопасности и в видах укрепления нашего союза с Римом. А кроме того, во главе войска стоит не идумеянин, а такой же, как мы с вами, правоверный иудей Малих. Да будет вам ведомо, что если для Антипатра Малих прежде всего храбрый воин, то для меня он защитник веры отцов наших и мой личный друг, которого я знаю с отроческих лет».

Тем не менее Гиркан, уступая давлению священников, забросал Цезаря и сенат Рима письмами, в которых просил все новых и новых подтверждений лояльного отношения римлян к иудеям, где бы те ни поселились, напирая на их право на особое к ним отношение, обусловленное исключительностью их верой, отличной от веры всех других народов. К удовлетворению Гиркана, римляне дали ему множество таких подтверждений, которые он не без гордости за свои дипломатические способности показывал Антипатру. Тот, знакомясь с ними, делал копии этих документов. «Зачем тебе столько копий?» – удивлялся Гиркан. «Ты даже не представляешь, какое великое дело ты сотворил! – отвечал Антипатр. – Благодаря тебе отныне каждый иудей, где бы он ни жил – в Сирии ли, в Египте, Риме, да хоть на краю света, – может свободно вздохнуть, не опасаясь за свою жизнь и имущество, за чистоту своей веры или за то, что его насильно возьмут в солдаты и заставят умирать за чуждые нам интересы. Этими документами должны быть снабжены все иудейские общины от края и до края земли!» От таких слов обычно скупого на похвалы Антипатра Гиркан краснел, как девушка на выданье. «Не умаляй и своих заслуг в моем скромном деле защиты интересов иудеев, – говорил он. – Если бы не ты и твоя верность Цезарю, эти документы вряд ли вообще могли появиться. Можешь сделать с них любое число копий, – я все их подпишу и скреплю своей печатью».

Антипатр, хваля Гиркана, не лукавил. Но в документах, полученных из Рима, он увидел нечто большее, чем увидели Гиркан и его священники. Учредив новые войсковые соединения, он озаботился теперь тем, чтобы снабдить эти соединения глазами и ушами. А такими глазами и ушами могли стать разведчики, или, как он называл их вслед за Моисеем, пославшего двенадцать мужей от каждого колена израилева в Ханаанскую землю, чтобы те досконально изучили все на месте, – соглядатаями. Во избежание провала соглядатаи Антипатра должны были быть снабжены надежными охранными грамотами. Такие охранные грамоты он увидел в документах, присланных из Рима, и сделал с них копии. Гиркан, не задавая лишних вопросов, каждую из них подписал и скрепил своей печатью.

Теперь Антипатр был уверен в успехе задуманной им разведывательной службы и безопасности соглядатаев, которых он подобрал из числа верных ему иудеев. Прежде чем выступить против Басса, он вызвал их в Сепфорис и подробно проинструктировал, что и как они должны выведать в Сирии. Нетерпеливому Ироду, оправившемуся, наконец, от раны, новая выдумка отца показалась намеренным затягиванием с началом войны. Антипатр, однако, умерил пыл сына, сказав, что не намерен рисковать своими детьми и разрешать им очертя голову прыгать в реку, не удосужившись заранее проверить, достаточно ли она глубока.

– Хватит с меня того, что ты чуть было не погиб, опрометчиво ринувшись в Сирию мстить за смерть Секста.

– Своим соглядатаям ты доверяешь больше, чем моему мечу, – упрекнул отца Ирод.

– Ты веришь в силу своего меча, – ответил ему на это Антипатр, – а я хочу, чтобы ты при этом был еще огражден и щитом.

Ирод усмехнулся.

– Хотел бы я посмотреть на этот щит, – сказал он.

– Изволь. У меня нет тайн от моих сыновей, – сказал Антипатр и вручил Ироду и Фасаилу по экземпляру охранных грамот.

Ирод, бегло ознакомившись с ними, молча вернул их отцу: на него эти грамоты не произвели впечатления. Фасаил же, внимательно прочитав их, одобрил замысел отца. Он оценил то, что Антипатр, отправляя соглядатаев в Сирию, где римляне схлестнулись с римлянами, столь тщательно озаботился их безопасностью. Эти грамоты были двоякого рода: рассчитанные как на сторонников Цезаря, так и на его противников. Грамоты, рассчитанные на сторонников Цезаря, представляли собой копии его указов, в которых перечислялись льготы, предоставляемые иудеям диктатором. Грамоты, предназначенные для его противников, также представляли собой копии официальных документов, но подписаны были уже не Цезарем, а другими высшими римскими чиновниками, или представляли собой выписки из народных постановлений городов, подчиненных Риму.

Ирод, пока Фасаил изучал документы, демонстративно зевал, всем своим видом показывая отцу и брату, что не верит в успех задуманного ими мероприятия. Фасаил же, прежде чем грамоты были розданы соглядатаям и те отправились в Сирию, попросил у Ирода письменные принадлежности, чтобы сделать для себя выписки. Тот предложил ему свой дневник, и Фасаил своим каллиграфическим почерком вписал в него:

«Гай Цезарь сим постановляет: пусть ни один чиновник, ни один претор, ни один легат не набирает себе войска из числа иудеев, равно как не допускает солдат вымогать от иудеев деньги ни для зимовок, ни под каким-либо другим предлогом; пусть иудеи будут свободны от всех решительно повинностей; все, что принадлежит иудеям в силу приобретения или покупки, должно принадлежать им невозбранно»;

«Я, Юлий Гай, претор и консул римский, сим сообщаю: поскольку в постановлении сената о запрещении всяких сходок в Риме и провинциях изъяты из общего правила иудеи, то и я равным образом, запретив все прочие сходки, разрешаю одним только иудеям собираться сообразно их установлениям и отправлять требования их закона. Поэтому и все чиновники на местах, принявшие иные постановления относительно иудеев, должны отменить их вследствие доблестного и прекрасного отношения к нам иудеев – наших друзей и союзников»;

«Я, консул Люций Лентул, сим освобождаю римских граждан иудейского вероисповедания, живущих и отправляющих свое богослужение в провинциях, ввиду их религиозных убеждений, от военной службы»;