Наталья Павлищева - Последняя любовь Екатерины Великой Страница 18

И вот этому молодому человеку исполнилось восемнадцать. Императрица сама сочинила для него герб, в который были включены части герба Орловых, наследственного Ангальт-Цербстского, дважды повторен российский двуглавый орел, пририсован бобер и изображена графская корона. Весьма многоговорящий герб!

Теперь предстояло придумать, что делать с молодым человеком. Еще год учебы, и он будет выпущен из корпуса. От девичьих зазывных взглядов мать его оберегала, как могла, но просто сделать плод своей любви адъютантом при том же Потемкине не могла. Что ему предстояло?

Чего мог бояться Павел Петрович, отправляемый почти насильно за границу? Екатерина была уже достаточно сильна, чтобы в полный голос объявить о своем материнстве и открыто признать права младшего сына. У нее хватило разума этого не делать, но кто мог за такое поручиться? Почти наверняка Павел Петрович опасался вернуться в Россию с новым наследником взамен него. Между старшим сыном и матерью пробежала очередная черная кошка. Ей бы объяснить, что угрозы для старшего сына младший не представляет, но разумная императрица почему-то этого не сделала. Неужели действительно собиралась сменить наследника?

В 1782 году Алексей Григорьевич Бобринский был выпущен поручиком в гвардию. К этому времени Екатерина уже придумала, куда девать младшего сына, тот отправился в сопровождении трех однокашников и профессора корпуса в годичное путешествие по России (возможный наследник должен знать свою страну?). Это путешествие плавно перетекло в трехгодичный вояж по загранице. Двадцатилетний Алексей Григорьевич, точно важная персона, знакомился с губернаторами, министрами и даже королями. Едва ли для кого-то было секретом настоящее предназначение молодого человека. Как тут не беспокоиться Павлу Петровичу? Но Екатерина умела «держать вид», соблюдая все правила конспирации и хорошего тона, и остальные занимались тем же. Европа вроде даже не подозревала о настоящих родителях Бобринского (кстати, графом он стал вопреки многим досужим измышлениям только после смерти матери волей признавшего его Павла Петровича!).

Старший сын смотрел Европу и показывал ей себя, младшему это еще предстояло. Что это, Екатерина словно предлагала Европе выбор? Если это так, то он не совпал с ее собственным, европейским монархам очень понравилась чета графов Северовых, а юного Бобринского она еще не ведала.

Сыновья учились, путешествуя, а мать занималась государственными делами и воспитывала внуков дома.

Мальчики хотя и переживали из-за отъезда родителей, но недолго, для детского ума всегда хватит занятий, тем более бабушка постаралась не оставлять их с тягостными мыслями.

Вообще Екатерина по примеру императрицы Елизаветы, которую в этом отношении немилосердно осуждала ранее, взялась за воспитание внуков сама, и столь основательно, что все диву давались. Одно могло порадовать – система ее воспитания совершенно отличалась от елизаветинской. У Павла Петровича и пеленки были собольи да бархатные, кутали младенца немилосердно, всякий день в комнатах печи пылали, даже когда на дворе жара стояла. Люльку-колыбельку в покоях императрицы держали, а вокруг мамок-нянек не протолкнуться, и каждая, чтобы усердие свое показать, так и норовила покачать да побаловать. Ребенка от результатов такого воспитания спасло только заложенное родителями здоровье, хотя и позже он много болел. Кормили дитятю от пуза и все сладким да приятным, утруждать себя ничем не позволяли. Зато и переход от бабского затворного воспитания к мужскому, хотя и тоже весьма мягкому, был для маленького Павла болезненным. Неизвестно, что бы из него выросло, если бы не смерть любимой бабушки.

Петра Федоровича сын волновал в жизни меньше всего, он даже считал отцом не себя. А Екатерина была столь занята своей собственной судьбой, что долго просто надзирала за сыном, чем была ему доброй матерью. Иногда, смеясь, поговаривали, что она ему не мать, а отец.

И вот теперь, получив в свои руки крохотный комочек – внука Александра, а потом и второго, Константина, Екатерина дала волю дремавшим материнским чувствам. Она хорошо продумала систему воспитания внуков и растила их абсолютно не так, как когда-то растили Павла.

Никаких люлек, чтобы не было соблазна покачать; малыш спал на кожаном матрасике с тонкой подстилкой. В комнатах прохладно, проветривались они круглый год, невзирая на погоду. Если дитя капризничало, его выкладывали на толстый ковер на полу: по мнению бабушки, это способствовало скорейшему успокоению. Помогало! Так же и со вторым внуком.

А уж непосредственное воспитание и вовсе отличалось аскетизмом. Великие князья занимались всем и все умели. Екатерина хвастала в письме барону Гримму, что Александр копает огород, сам сажает там овощи, пашет, боронует, ловит рыбу вместе с младшим братом, даже… штукатурит стену дворца! В четырнадцать Александр получил диплом плотника, потому что бабушка считала, что будущему правителю незазорно знать и уметь все.

Так же воспитывали и внучек, когда те появились на свет. У Павла Петровича и Марии Федоровны было десять детей – четверо сыновей и шесть дочерей, лишь одна из которых не дожила до взрослого возраста. Предпоследний внук, Николай (будущий император Николай II), родился в год смерти Екатерины, самый младший, Михаил, уже после ее смерти.

Внуки и внучки обожали свою бабушку, и даже будучи уже совсем взрослыми, заведя собственных жен, норовили резвиться рядышком с ней. Екатерина не раз слышала, что рядом с бабушкой играется лучше. Недодав материнской ласки своему сыну, государыня словно торопилась отдать ее другим, прежде всего внукам.

Ее внуков и внучек ждали разные судьбы, у большинства совсем не легкие, и выросли они тоже разными, но любовь и заботу бабушки чувствовали всегда.

Екатерина была в раздражении, обычно она старалась сдерживаться, но на сей раз не получалось. Конечно, императрица отправила сына с невесткой в путешествие по Европе не без пригляда: государыне доносили об их поведении, словах, настроении, здоровье отовсюду. И если здоровье и поведение вполне удовлетворяли, то слова, произносимые цесаревичем при европейских дворах, были для Екатерины зачастую неприятны. Казалось, Павел наглядно продемонстрирует всем свою неспособность править, оправдывая таким образом ее упорное нежелание отдавать ему власть. Но произошло что-то непонятное: этот тихий и молчаливый при ней молодой великий князь вдали от строгой мамаши оказался совсем не таким, каким представляла его в письмах к европейским корреспондентам грозная правительница. Цесаревич понравился европейским монархам! Один за другим они давали понять, что были бы рады увидеть Павла Петровича императором России!

Вот еще! Они что, не понимают, что цесаревич помешан на муштре, что он не способен трезво оценить положение не только в мире, но и в собственной стране?! Глупые прожекты, лелеемые в кабинетах, не в счет, они обычно остаются на бумаге.

Почему Екатерина так странно относилась к Павлу? Неужели из-за того, что он слишком напоминал ей убитого мужа?

Все время, пока великие князья ездили по Европе, Екатерина жила в напряжении. Чего она боялась? Что европейские монархи бросятся сажать на российский трон Павла Петровича? Или что им очень понравится сам князь? Или того, что все-таки произошло, – Павел Петрович, то ли опьяненный духом свободы, то ли поверивший в свое право на власть, слишком вольно высказывался в беседах с королями.

Монархи нашли наследника вполне достойным, но вопросов по поводу сроков предполагаемого наследования не задавали. Зато о вольностях сына подробно донесли матери, что, конечно, испортило их отношения окончательно. С тех пор Павел Петрович был уже не столько сыном, сколько претендентом на престол, отдавать который Екатерина не собиралась.

Утро 7 августа 1782 года выдалось хмурым и даже чуть дождливым. Привычная питерская погода, но как не хотелось, чтобы назначенный на этот день праздник был ею подпорчен. Однако и погода была в сговоре с празднующими, моросивший еще с предыдущего вечера противный дождик унялся словно по команде, стоило первым гвардейским полкам в парадной форме двинуться к Сенатской площади. Сама площадь уже давно представляла собой нечто непонятное. Посреди нее, скрытое за огромными расписными полотнищами, пряталось нечто, не поддававшееся воображению. То есть в Петербурге все знали, что там идет установка памятника Петру Великому, но сколь же велик должен быть этот монумент, если прячущие его ширмы так огромны? Кое-кто даже сомневался, мол, здание там строят, не иначе. Но большинство помнило эпопею по доставке основания памятника – огромной гранитной скалы.

Узреть столь долго возводимое и громадное сооружение собрался, кажется, весь город. А возводили и впрямь долгонько… Россию долгостроями не удивишь, и все же творение Фальконе создавалось как-то уж очень затянуто. Правда, полученный результат возместил все переживания.