Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга Страница 18

— Да вы что, ваше величество! Раз начали налаживаться ваши отношения с Пруссией, надо и последовать совету прусского короля, взять невесту из незначительного немецкого дома.

— Но из какого? Вы можете сказать?

— Надо посоветоваться с прусским посланником Мардефельдом.

— Вы думаете, у него есть кто-то на примете?

— Почти наверняка. Король при написании вам письма имел уже на примете кого-то.

— Хорошо, велите гофмаршалу пригласить Мардефельда.

Прусский посланник примчался тотчас, не каждый день императрица сама зовет. И на вопрос ее, есть ли у них кто-то на примете в невесты принцу, тут же отчеканил:

— Есть, ваше величество. Прекрасная партия.

— Кто?

— Принцесса Софья[38], дочь принца Ангальт-Цербстского и Елизаветы Голштинской, сестры епископа Любского.

— Это нынешнего шведского наследника, что ли?

— Да, да, ваше величество, Елизавета сестра Адольфа.

— Постой. Так Софья, выходит, сестра моему племяннику? Так?

— Да, ваше величество.

— Но нельзя же женить Петю на его сестре. Это противоестественно.

— Это на родной сестре нельзя. А они же троюродные, выходит. Это, как у вас говорится, десятая вода на киселе.

— Надо подумать, — вздохнула императрица.

Вечером, играя в карты с Шетарди, Елизавета Петровна решила с ним посоветоваться, считая его беспристрастным судьей в этом вопросе. Но тот, не задумываясь, назвал Софью. Оно и понятно, Франция еще с дележа Испанского наследства враждовала с Австрией.

— Вы словно сговорились, — сказала императрица.

— Что вы, ваше величество, как можно? — невинно отвечал Шетарди, хотя в действительности так оно и было.

Лестока, Шетарди и Мардефельда объединяла ненависть к вице-канцлеру, ориентировавшемуся на Австрию. И дело Лопухиной раздувалось с единственной потаенной целью свалить Бестужева-Рюмина.

— Ну что ж, Софью так Софью, — согласилась Елизавета Петровна. — Оно, может, и лучше, их дядя в Швеции, они здесь будут. Даст Бог, Балтика успокоится. Отец всю жизнь мечтал о мирной Балтике.

Вице-канцлеру Елизавета представила все, как будто сама додумалась, но граф-то знал, откуда ей надули эту думку. Однако возражать не стал, в конце концов, принц не его племянник.

— Ваша воля, ваше величество, для нас закон.

— Ты вроде недоволен, Алексей Петрович?

— Отчего? Я доволен. Софья эта, как я полагаю, нища…

Хотел Бестужев добавить: «…как церковная крыса», но счел за лучшее смолчать, еще обидится императрица.

— Не богатая, конечно, — согласилась Елизавета, — но я-то, чай, не бедная, пособлю. Впрочем, все это пока на воде вилами писано.

Лукавила Елизавета Петровна, лукавила. Она уже тайком от вице-канцлера отправила матери невесты принцессе Цербстской десять тысяч рублей на путевые расходы, дабы везла она свою дочь Софью поскорее в Москву. Все в тайне держалось не только от вице-канцлера, но и от самого жениха, Петра Федоровича, которому было-то к тому времени всего пятнадцать лет.

Прусский король Фридрих II, считавший себя автором этой идеи, и не без основания, конечно же знал и, более того, наставлял принцессу перед отъездом в Россию:

— Вы должны незамедлительно выехать с дочерью в Россию. И если хотите дочери счастья, никому не говорите о цели вашей поездки. Никому. Особенно чтоб об этом не узнал русский посланник в Берлине граф Чернышев[39].

— Но, ваше величество, я не могла скрыть этого от мужа.

— Пусть и он молчит.

— Но он против этого брака.

— Как? Мой фельдмаршал против?

— Да, ваше величество.

— Почему?

— Говорит, они разной веры, то есть моя Софья и российский принц.

— Что за глупости! Я переговорю с ним. Хорошенькое дело, я устраиваю брак, выгодный нам, а мой фельдмаршал против. Не волнуйтесь, сударыня, он будет «за». И еще, мой вам совет, берегитесь в Москве вице-канцлера Бестужева, это наш враг. Я приложу все усилия, чтоб его отставили, но пока он у власти, старайтесь избегать его.

— На кого ж я могу там положиться?

— Ну, естественно, на саму императрицу. Советую вам при встрече с ней выразить ей ваше глубочайшее уважение. Поцелуйте ей руку.

— Но я сам принцесса… — спесиво начала было Елизавета.

— Вы слушайте, что я вам говорю. Вы принцесса без земли, а она императрица величайшей державы. И шея ваша не отвалится от поклона. Можете целиком положиться там на моего представителя Мардефельда и гофмаршала Петра Брюммера. Как только молодых обвенчают, пусть он остается при них гофмаршалом.

— Брюммер?

— Да, да. И вообще, в окружении их должны быть только наши люди. Езжайте и помните, вы должны понравиться императрице. И спесь свою оставьте здесь, дорогая, если хотите счастья дочери.

Принцесса Цербстская не могла ослушаться прусского короля и отъехала в Россию без шума и огласки, взяв с собой четырех лакеев всего, повара и лекаря, ради экономии исправлявшего еще и обязанности парикмахера принцессы.

Фридрих II был не только хороший вояка, но и хитрый лис и дальновидный сокол: заслав в Россию собственную невесту для наследника, он не забыл и о Швеции, куда умудрился пристроить свою сестру Ульрику, выдав ее за наследника Адольфа. Этой он мог наказывать прямо, без обиняков:

— Как только он станет королем, возьми его в руки. Он слабак, тебе это ничего не будет стоить. Но подчиняться тебе приручай его сразу после свадьбы. Упустишь — не наверстаешь.

Впрочем, Луиза Ульрика характером в братца была, а потому и ответила с обидой:

— Учи ученую.

Как хороший шахматист, Фридрих II все продумал. Со стороны Швеции ничто не будет грозить, поскольку там родная сестра не сегодня-завтра станет королевой. А в России и наследник, и его супруга — племянники шведскому королю, которого Ульрика обязательно будет держать под башмаком. В этом Фридрих был твердо убежден, говоря о ней своим друзьям: «Луизе палец в рот положишь, она руку оттяпает». Именно по этой причине он не отдал ее русскому наследнику, боясь, что сестрица еще до свадьбы разгневает императрицу.

А между тем Елизавета Петровна вначале просила именно ее.

Но Фридрих, наметивший уже сестру для Адольфа, ответил ее величеству, что-де Луиза для Петра старовата, а вот Софья в самый раз будет, даже на год моложе его.

Теперь, как считал Фридрих II, он обеспечен со стороны Швеции и России если не помощью, то хотя бы молчанием, когда начнет воевать с Карлом XII[40] за Богемию. Ах, если б еще убрать вице-канцлера Бестужева или хотя бы добиться назначения великим канцлером кого другого, сочувствующего Пруссии. И Мардефельду следует от короля приказ приискивать наиболее вероятную кандидатуру на должность великого канцлера.

Такой кандидат с помощью Мардефельда был определен — это граф Воронцов, один из приближенных императрицы и даже родственник. Именно ему Фридрих II в качестве аванса отправил прусский орден Черного Орла.

Дело осталось за императрицей. И тут уж были брошены все силы, и немалые — Лесток, Мардефельд, Брюммер и даже француз Шетарди — ныне вольная птица, но весьма близкая к трону. Императрица любит выигрывать в карты, Шетарди умеет удовлетворить эту ее страстишку.

Все они уверены — Бестужев висит на волоске, действуют тайно, готовя новый удар, и даже не подозревают, что вице-канцлеру известен каждый их шаг, поскольку их письма и депеши, прежде чем отправиться за рубеж, являются на столе у Бестужева, тщательно им прочитываются и наиболее интересные пассажи из писем переписываются.

Разве не пригодится такой из донесения Шетарди во Францию:

«…Елисавета имеет в виду одни удовольствия, чтоб беспрепятственно им предаться, тратит на них деньги. Любовь, чистый пустяк какой-нибудь, наслаждение переменять четыре или пять раз в день туалеты, удовольствие видеть себя внутри дворца окруженною лакейством есть главное желание… Мысль о малейшем занятии ее пугает и сердит. Лень и страх заставляет ее удерживать при себе вице-канцлера».

Наиболее яркие, как этот, пассажи Бестужев даже не переписывал, а откладывал в папочку, дабы предъявить, когда надо, авторам оригиналы, чтобы не смогли некоторые отпереться.

Он усыпил своих недоброжелателей показной беспечностью, за что слыл меж ними «старым дураком» и «козлом».

Прибытие в Москву принцессы Цербстской с дочерью Софьей было и для него полной неожиданностью. Но Бестужев постарался не показывать виду, хотя наедине легко выговорил императрице:

— Зачем же от меня эта секретность, ваше величество? Я, чай, к внешним сношениям имею некоторое касательство.

— Не сердитесь, Алексей Петрович, — молвила ласково Елизавета. — Петя ведь тоже не знал. И смех и грех. Они с Софьей с детства знакомы. И он, увидев ее, ляпнул: «А ты че сюда приехала?»