Феликс Дан - Падение империи Страница 18

Прежде чем кто-либо из римских граждан мог узнать о событиях в Равенне, вновь назначенный префект Рима успел сговориться с командующим дружинами готов, расквартированных в Риме и его окрестностях. На рассвете дружины эти уже были стянуты к Риму. В самом городе все исторические здания, как, например, сенат или громадный амфитеатр, в котором устраивались собрания римских граждан, были окружены сильными отрядами готской пехоты. Конница заняла главные площади и перекрестки, а многочисленные патрули не допускали формирования всегда опасных уличных скопищ.

Солнце еще не успело побороть утренний туман, ежедневно, в это время года, поднимающийся от волн Тибра, когда «отцы-сенаторы», приглашенные для чрезвычайного заседания, были уже в полном сборе. С удивлением узнали они две новости сразу: назначение Цетегуса Сезариуса на пост префекта, то есть генерал-губернатора Рима, и о вступлении Аталариха на престол своего великого деда. В искусной речи, полной недомолвок и многозначительных намеков, Цетегус сообщил о смерти Теодорика и о необходимости немедленно принести клятву его преемнику и правительнице-матери, «во избежание печальных недоразумений», могущих окончиться полной гибелью вечного города. При этих словах взгляд Цетегуса скользнул в сторону, где между мраморных колонн роскошного портика синели плащи готских всадников и сверкали в лучах солнца копья пехотного отряда, занявшего все входы и выходы. Понять значение этого взгляда было нетрудно, и «отцы-сенаторы» его поняли.

Без малейшего колебания была произнесена клятва верности всеми присутствующими, среди которых находилось немало участников заговора, видевших Цетегуса в катакомбах и слышавших его пламенный призыв к борьбе с готами. Однако ни один из заговорщиков не протестовал против единогласного решения послать молодому королю и правительнице поздравления и подтверждение в верности им сената и города.

Презрительная усмешка скользнула по тонким губам нового префекта, когда он благодарил в немногих красивых фразах, от имени короля и готов, «верных и благородных» отцов вечного города. После этого, прежде чем присутствующие успели опомниться от удивления, Цетегус быстро скрылся из сената.

Оставив почтенных сенаторов обдумывать все случившееся в здании, окруженном готскими войсками, получившими приказ всех впускать, но никого не выпускать, впредь до нового распоряжения Цетегуса, он сам направился к большому амфитеатру, выстроенному Флавиями, где уже волновалась громадная толпа легкомысленных и страстных «квиритов» — полноправных римских граждан, голоса которых попеременно превозносили консулов, диктаторов, императоров, республику, не исключая двух последних чужеземных завоевателей, Одоакра и Теодорика, взявших с боем корону Западно-Римской империи.

В длинной пламенной речи, мастерском образчике ораторского искусства, префект Рима объяснил важность нового политического положения, ярко освещая выгоды спокойствия и законности, водворенных Теодориком Великим, и красноречиво предупреждая об опасности и невыгоде волнений, разоряющих город и горожан. Перечисляя великие качества Теодорика и его геройские подвиги, Цетегус сумел растрогать легковозбудимую толпу южан. Доброта и справедливость покойного императора были всем известны, так же как и его привязанность к римлянам, его уважение к нравам, обычаям и верованиям латинян… Перечислив все эти общеизвестные качества Теодорика Великого, Цетегус искусно перевел речь на его преемников. По его словам, Аталарих и правительница, внук и дочь монарха, по своему воспитанию, по вкусам и убеждениям больше чем наполовину латиняне. Что Рим для них вторая родина, а звание римских граждан — высшая честь.

Это выражение он, Цетегус, не раз сам слышал из уст правительницы.

Хитрый политик, знающий безграничное тщеславие римлян и умело использующий слабости человеческие для достижения своих целей, добился своего — народ ответил на его сообщение шепотом одобрения.

В заключение своей двухчасовой речи префект пообещал гражданам щедрую раздачу денег и продовольствия, а также семидневные представления во всех цирках Тем самым он решил отпраздновать не только свое назначение, но и воцарение нового правительства, глава которого, Амаласунта, гениальная дочь великого Теодорика, дорожит славой латинского поэта более, чем золотой короной германской принцессы. Громовое «ура!» перекрыло голос искусного оратора. Пылкие и увлекающиеся южане совершенно искренне клялись в верности Аталариху и его матери, и благословляли память великого Теодорика.

Но громче и чаще всего слышались крики восторга по адресу префекта Рима, внезапно ставшего любимцем праздной и жадной черни, требующей только двух вещей: хлеба и зрелищ…

И лишь теперь, упрочив признание Аталариха народным согласием, дозволил Цетегус выпустить «отцов-сенаторов» из временного их заключения.

Пока удивленные, негодующие, безразличные или учитывающие возможные выгоды случившегося сановники, волнуясь и спеша, покидали здание сената, человек, вызвавший это волнение, заперся у себя в кабинете и начал писать правительнице и Кассиодору о том, что было им сделано в Риме.

IX

Странной была жизнь и судьба Корнелия Цезаря Цетегуса… Он был потомком несметно богатого рода патрициев, основатель которого составил себе огромное состояние во времена Юлия Цезаря. Тот любил его сильно и открыто, так что люди, называвшие первого Цезаря отцом первого Цетегуса, очевидно были правы. Как бы то ни было, но память Юлия Цезаря была священна в роду римских патрициев, последним потомком которых оставался Цетегус Сезариус.

Получивший наилучшее по тому времени образование, не по летам развитой и необычайно даровитый, юноша быстро усвоил себе все, чему можно было научиться в школах Рима, Афин и Александрии. Юридические науки давались ему так же легко, как и философия, история и искусство. Все это вместе, или по очереди, одинаково сильно увлекало, и так же одинаково быстро утомляло его, не давая удовлетворения горячей душе и пылкому уму молодого патриция, разбив последние остатки религиозных верований в его сердце.

По окончании, обычных в то время для знатных патрициев, путешествий, Цетегус исполнил волю отца и поступил на государственную службу. Он быстро пошел в гору и достиг высших должностей, доступных патрициям. И тут он внезапно и неожиданно для всех бросил службу, не давшую достаточного простора его ненасытному честолюбию. Ему стало противно быть одним из колесиков сложной административной машины, которая служила варварам.

К счастью для Цетегуса, настоящая причина его отставки осталась никому неизвестной. Его удаление от службы объясняли смертью отца, умершего как раз в это время. Необходимость осмотреть свои поместья и ознакомиться с хозяйством послужила для Цетегуса предлогом к длительному отъезду из Италии, во время которого он вел жизнь, полную приключений.

Не было страны, в которой бы не побывал молодой миллионер, не было города, где бы он не познал всех наслаждений, доступных безграничной фантазии и неисчислимому богатству, дозволенных и недозволенных, невинных и преступных.

Только железное здоровье и железное сердце могли безнаказанно вынести все излишества и наслаждения страсти, которым до пресыщения отдавался красивый римский богач в Европе, Азии, Африке, поочередно, жадно гоняясь за приключениями. Сегодня среди утонченной цивилизации древних столиц, завтра в глубине дикой природы и первобытных нравов неизвестных стран, населенных вандалами.

Целых двенадцать лет провел Цетегус вне Рима, удивляя всех встречающихся с ним, — одних своей безумной роскошью, других безудержной отвагой, третьих, наконец, безграничной разнузданностью и развращенностью. Когда же он решил, наконец, вернуться домой, возмужалым, сильным, прекрасным, как герои древних легенд, то римская аристократия приняла его с распростертыми объятьями. Высшее общество Рима надеялось на возобновление роскошных приемов в новом дворце, который начал строить Цетегус у подножья Капитолия, посреди небольшого, но тенистого сада.

Однако надежды римского общества не осуществились. Вилла Цетегуса оказалась маленьким, хотя и роскошно убранным домом, снабженным всеми удобствами для спокойной жизни ученого или художника, но отнюдь не для великолепных пиров и многолюдных собраний, на которые рассчитывали сограждане богатого патриция.

Пренебрегая светскими успехами, герой стольких романтических приключений — Цетегус удивил римское общество, выступив на литературном поприще, где добился таких же успехов, как и повсюду. Изданное им описание его путешествия имело шумный успех, вторично привлекая к Цетегусу внимание не только его сограждан, но даже императора италийского и его дочери, всегда покровительствующей поэтам и художникам, и лично занимавшейся литературой.