Уилдер Пенфилд - Факел Страница 18

Гиппократ сердито нахмурился, и его губы сжались в узкую полоску. Однако Эмпедокл, заметив, что вот-вот разразится буря, с лукавой усмешкой быстро переменил тему.

— А сейчас выслушайте историю, которую я обещал вам рассказать. Впервые я почувствовал эту боль, когда тайно возвращался в мой дом в Сицилии. Почти месяц я страдал и скрывался, надеясь на выздоровление. Потом мои враги открыли мое убежище, и я бежал на осле, переодевшись старухой, в сопровождении только этих рабов-близнецов. Я думал, что раз уж мне суждено умереть, то самым подходящим местом для этого будет гора Этна — ведь враги подстерегают меня во всех портах. Но когда я добрался до вершины и заглянул в огненный кратер Этны, жизнь вдруг показалась мне удивительно сладостной. Я решил попробовать спастись от смерти и искать помощи в храме Асклепия в Эпидавре. Тут меня предупредили, что погоня уже взбирается на гору. Тогда я бросил свой лиловый плащ и золотые сандалии на краю кратера, а сам спрятался. Явились мои преследователи и разнесли по всей стране весть, что я погиб, показывая в доказательство плащ и сандалии. Так нам удалось спастись и сесть на корабль, направляющийся в Эпидавр. Я явился в храм совершить жертвоприношение, но купленный мною вол шел к алтарю неохотно. Это было дурным предзнаменованием. Его испуганное мычание раздавалось в святилище до тех пор, пока жрец не воткнул ему в бок длинный нож и кровь не хлынула на мраморный пол. Я приказал, чтобы туша была возложена на алтарь Асклепия целиком. Я не взял себе ни кусочка мяса. И еще я принес в дар богу золото. Я склонился перед статуей Асклепия, коснулся его посоха и обвивающей его змеи. Верховный жрец сказал мне: «Останься здесь, и ты исцелишься». И я стал выполнять все, что он мне говорил. Я лечился и принимал ванны. Я стоял перед храмом и пил чистую холодную воду, которая бьет из мраморного рта сына Асклепия. Но ничто не помогало. Я вновь пришел к верховному жрецу, и он сказал мне: «Ты должен сделать еще одно. Сегодня ночью ложись спать в колоннаде храма. Тебя посетят сны, и я растолкую тебе волю бога». «Хорошо, — согласился я, — но прежде ответь мне на один вопрос. Со всех концов света люди, исцеленные каким-нибудь врачом, присылают сюда благодарственные дары Асклепию, ибо рукой врача здоровье им вернул бог. Кто же эти врачи, за чье искусство люди благодарят Асклепия? И кто наиболее славен среди ныне живущих врачей?» Жрец ответил: «Недавно Пердикка, царь македонский, прислал нам свою статую, потому что его исцелил некий молодой асклепиад. Я слышал о нем и прежде. Это Гиппократ, он сын Гераклида из рода асклепиадов острова Коса. Его, мне кажется, можно назвать первым врачом всей Эллады». И вот в ту же ночь я лег в колоннаде храма, рядом со многими другими страдальцами, чтобы уснуть священным сном Асклепия. Все вокруг меня вскоре уснули, но я бодрствовал и следил, как один из жрецов время от времени обходил спящих, беседуя с теми, кто уже проснулся. По пятам за ним, извиваясь, следовала большая змея, которую он то и дело кормил. Наконец, когда на востоке забрезжил свет, а Орион почти коснулся горизонта, я уснул. И мне действительно приснился странный сон. Я грезил, что стою на самой вершине горы, зная, что небо совсем близко. Позади меня раздавался гармоничный звон овечьих колокольцев, напоминавший о долинах, где обитают люди. Передо мной, под обрывом, я видел море — далеко-далеко внизу. В ужасе я хотел отпрянуть, но не мог. Я был связан веревками. И тут я понял. Это была минута, которая наступает для каждого человека. Моя жизнь позади меня, боги надо мной, и смерть впереди и внизу. Но пока я ждал, связанный и беспомощный, между мною и пропастью встал человек. В руке у него был длинный нож, вроде того, который жрец вонзил в сердце вола. И человек этот сказал мне: «Я Гиппократ с острова Коса». С этими словами он перерезал опутывавшие меня веревки. Я почувствовал приятный холод ножа, плашмя скользнувшего по моей ноге, и боль в ней исчезла. Я проснулся, исполненный радости. И вздрогнул — по моей ноге, там, где в моем сне ее коснулся нож, ползла огромная храмовая змея, и чешуя ее была гладкой и холодной. Неподалеку в тени колонны стоял жрец и глядел на меня. Я рассказал ему мой сон. Но он только покачал головой и ушел. Позже за мной послал верховный жрец и объявил: «Асклепий повелевает, чтобы ты поехал лечиться у Гиппократа». Тогда я послал вестника в Эги к македонскому царю, и вестник, вернувшись, сообщил мне, что ты, Гиппократ, возвратился на свой родной Кос. Но он добавил, что царь Пердикка собирается послать к тебе на Кос корабль, который зайдет в Пирей, и, если я пожелаю, я могу там сесть на него. Вот почему я приехал сюда на македонской триере.

Эмпедокл бросил на асклепиадов загадочный взгляд и добавил:

— На этом корабле приехал не только я. Разных людей влекут на Кос разные причины. Слава среди греков дарит некоторым людям богатство, а другим — красоту и счастье. У начальника триеры есть к тебе поручение, Гиппократ. Пусть кто-нибудь завтра утром встретит его в гавани.

Гиппократ проводил гостя до берега моря и долго смотрел ему вслед. Близнецы гордо шагали по обоим бокам осла, на котором ехал их господин.

«Вот едет человек, — размышлял Гиппократ, — который стремился постичь все через вдохновение, оставаясь богоподобным и в заблуждениях, и в истине. Но и он страшится темной пропасти, разверзшейся перед ним сейчас, как боятся ее все люди. Скрытый в нем ребенок протягивает руки, прося о помощи, а я, врач, могу дать ему так мало. Мне еще столько надо узнать самому!»

Глава VIII Приглашение

На следующее утро, на рассвете, Пиндар вышел из дома и поспешил по узким улочкам спящего города к гавани, чтобы встретить посланца македонского царя. Небо на востоке посветлело, и на краю его загорелась огненная полоска. Люди на берегу занимались обычными утренними хлопотами. Рыбаки выгружали на берег ночной улов, а те, кто ночью спал, сейчас торопились в гавань.

Пиндар взял из рук торговки миску только что сваренной ячменной похлебки и ячменную лепешку и отыскал свободное местечко у стола. Плотнее закутавшись в плащ, он нагнулся над дымящейся миской, — весеннее утро было прохладным. Мимо прошел портовый стражник, и Пиндар окликнул его:

— Мой учитель Гиппократ поручил мне встретить начальника македонской триеры. Он собирался сойти на берег с восходом солнца.

— Да, — ответил стражник. — Вчера вечером он прислал матроса сказать мне об этом.

Стражник пошел дальше, а Пиндар подул на свою похлебку и принялся глотать обжигающую жижу. Ее запах напомнил ему о родном доме среди плодородных равнин Беотии. Наверное, мать уже встала, и ячменная похлебка бурлит на очаге.

И тут же он вспомнил, как брат его отца, поэт Пиндар, любил повторять, что готов продать свое искусство любому, лишь бы ему хорошо заплатили. Если македонская триера привезла Гиппократу приглашение вернуться в Македонию и стать придворным врачом, откажется ли его учитель? Пиндар в сомнении покачал головой. Гиппократ, конечно, любит свое искусство, но какой грек решится отказать столь могущественному царю?

На капителях колонн по ту сторону гавани вспыхнули первые солнечные лучи; восходящее солнце окрасило медным багрянцем верхушки мачт, затем мачты целиком и, наконец, борта. Рыбаки у воды разбирали ночной улов и продавали рыбу. В гавань медленной процессией входили все новые лодки — они шли на веслах, их бурые паруса были свернуты и притянуты к мачте.

Когда свет из медного стал золотым, Пиндар увидел стоявшую на якоре македонскую триеру. В зеркальной глади гавани чуть дрожало ее перевернутое отражение: позолоченные мачты, пестрые борта, нарисованный у носа огромный желтый глаз, бросавший вызов всем флотам мира.

От борта триеры отвалила лодка и повернула к главной пристани. Стражник торопливо поманил Пиндара, и тот направился к нему. Когда лодка подошла к пристани, из нее выскочил крепкий человек средних лет с густой седеющей бородой. Сообразив, что это начальник триеры, Пиндар хотел было заговорить с ним, но моряк повернулся, чтобы помочь выйти из лодки другим пассажирам.

Через мгновение на пристань легко поднялась молодая женщина, закутанная в белый плащ. Она посмотрела вокруг и выжидающе остановила взгляд на Пиндаре. Он растерялся и смутился, так как она была необыкновенно хороша собой — высокая, белокурая… Раздумывая над тем, кто она такая, он чуть не забыл, зачем пришел сюда, но тут бородатый моряк оглянулся и крикнул:

— Я начальник этой триеры, посланец царя македонского Пердикки к Гиппократу из рода асклепиадов!

Пиндар сделал шаг вперед и приветствовал их с обычным своим достоинством: этому не помешали ни его чрезмерный рост, ни рассеянность.

— Добро пожаловать на Кос. Гиппократ прислал меня сюда встретить посланца царя.

Македонец был грубоват и не любил тратить лишних слов.