Нина Соротокина - Прекрасная посланница Страница 18

— Царевной. В отличие от принцессы Анны здесь Елизавету зовут царевной. Елизавете двадцать три года, и она все еще не замужем.

Принесли кофе. Он оказался пахучим, крепким. Нолькен откровенно наслаждался напитком.

— Послушайте, как журчит фонтан. Кажется, совсем как дома, но это иллюзия. Здесь все не так. Россия трудная страна. Я желаю вам всяческих успехов, но вам будет нелегко, — добавил он вдруг ласково, с почти отеческой интонацией. — И на что только вам приходится тратить молодость…

— Ну да… молодость и красоту, — рассмеялась Николь.

— Прекрасной вдовой хорошо быть только в анекдотах. А на деле… Вам бы тоже не мешало подумать о замужестве.

— Считайте, что я коплю себе на приданое.

Нолькен вдруг начал скрупулезно перечислять женихов царевны Елизаветы, он морщил лоб, загибал пальцы, словно боялся кого-нибудь забыть. Первый в списке был король Людовик XV.

— Тогда будущему королю было всего семь лет, а царевне Елизавете — восемь. Царь Петр был чудовищно честолюбив и напорист, он был уверен, что сватовство состоится. Но Флери не допустил этого брака. После Ништадтского мира царь повторил попытку, но Людовик XV был уже женат, как вы знаете, на испанской инфанте. Выдать замуж Елизавету за принца крови так и не получилось. Остерман в свое время даже хотел сочетать ее браком с царем Петром II. Церковь этому воспротивилась. Православие запрещает столь близкие браки. Еще царевну сватали за Морица Саксонского и герцога Фердинанда Курляндского.

— И поэтому Елизавету не любит царица Анна? — не выдержала Николь. — Мориц Саксонский, если мне не изменяет память, сватался и за саму царицу, когда она жила в Курляндии.

Нолькен рассмеялся:

— Похоже, вам известно не меньше, чем мне. Тогда зачем я все это рассказываю?

— Чтобы я поняла, что общаться с царевной Елизаветой неперспективно.

— Более того — опасно! — Посол поднял палец. — При дворе Елизавета всем только мешает. Царица боится, что она предъявит права на трон.

— А Елизавета хочет этого?

— Ни в коей мере. Но в России есть силы, которые спят и видят, как бы посадить на стол «искорку Петрову». А пока Остерман старается найти в немецких землях какого-нибудь захудалого принца и сбыть Елизавету с рук. Правда, этому неизвестно по каким причинам препятствует Бирон.

— Может, он влюблен в Елизавету?

Нолькен прижал палец к губам:

— Тише, об этом в России не только говорить, но и думать опасно.

Николь пожала плечами: мол, вы мне столько всего наговорили — и ничего, а невинное замечание о любви — это, оказывается, крамола. Нолькен поторопился объяснить:

— Имя Бирона вообще лучше не поминать всуе. Он связан браком с достойной Бенгиной, она родила ему детей, но влюблен он только в одну женщину. И так будет до скончания веков.

— Я поняла, в царицу… — прошептала Николь.

Белый мотылек, предвестник ночи, упал ей в подол, запутался в складках и стал биться, желая улететь. Она чуть сжала мотылька в кулаке. Он мягко терся о ладонь. Почему-то вдруг вспомнился недавний попутчик, князь Козловский. Нетрудно было догадаться, что долговязый офицер успел в нее влюбиться. Дурачок. И недурен… Но опасный дурачок. Она сделает все, чтобы никогда с ним не встретиться.

Нолькен меж тем рассказывал о последних депешах из Стокгольма.

— Хотите, я вас развеселю? — Видимо, это действительно казалось ему смешным. — Вообразите, милая, дома образовалось два военных клана. И названия у них смешные. Борьба «колпаков» и «шляп». И война между ними идет нешуточная. Пока, правда, дело не дошло до драки, все ограничиваются пустой бранью.

— Колпаков? Почему? — рассеянно переспросила Николь, она плохо слушала посла.

— Шляпы — это военная партия, которая рвется воевать с Россией и вернуть завоеванные царем Петром земли. Не забывайте, срок Ништадтского мира подходит к концу. Ну а колпаки, разумеется, умеренные, они против войны. Они за мир.

— А вы к какой партии принадлежите? Вы в колпаке или в шляпе? — лукаво спросила Николь.

— Я в парике. Я за здравый смысл.

Николь понимающе кивнула и добавила сквозь зубы:

— Ненавижу Россию.

2

Нолькен сдержал обещание и в конце недели пригласил ее на ужин к саксонскому посланнику. Общество собралось небольшое, изысканное. Вначале стол накрыли на восемь кувертов, потом добавили еще два, для одной русской пары.

Нолькен точно рассчитал время прихода, оно совпало с появлением их высочества принцессы Анны Леопольдовны со свитой. Кроме воспитательницы принцессы генеральши Адеркас, с помощью которой Николь собиралась мостить дорогу к русскому трону, и бойкой девицы по имени Юлия Мегден, в дом вошел еще гвардейский офицер. Он представлял собой охрану, в покои допущен не был и скрылся где-то в людской.

Нолькен отрекомендовал Николь как свою дальнюю родственницу. Женщины осмотрели ее критически и тут же о ней забыли, чинно уселись за стол и принялись за еду. Выдержанная в светло-коричневых тонах столовая казалась мрачноватой, стены украшали картины в богатых рамах, все какие-то пейзажи с полуобнаженными нимфами и пастухами. Николь мало понимала в живописи, но в посуде знала толк и отметила про себя, что английской работы серебро в доме саксонского посланника было великолепным.

Пока гости выпили по одному бокалу вина и приступили к первой перемене блюд, а также к обязательным ничего не значащим разговорам о польской войне, новом доме Волынского, о появлении в царском зверинце очередного леопарда и об осушении болот близ Невского монастыря, мы расскажем о главном действующем лице этой главы — племяннице царицы.

Напряженная, скованная, обряженная в платье с крупным цветным орнаментом, Анна Леопольдовна выглядела как девочка-отроковица, примерившая чужую одежду. В эдаком наряде с фижмами — еле в дверь войдешь — уместно быть на балу, а не на скромном ужине. Но, видно, окружение принцессы рассуждало иначе. Она мать будущего наследника, надежда престола русского, а потому должна в любое время дня и ночи, если показываешься на люди, выглядеть торжественно.

Итак, краткая биографическая справка.

Анна Леопольдовна, племянница царицы и внучатая племянница Петра I, родилась в Ростоке в 1718 году. При крещении по протестанскому обряду получила имя Елизаветы Христины. Мать — Катерина Иоанновна, отец — герцог Карл Леопольд Мекленбург-Шверинский. Про Карла Леопольда вся Европа знала, что он самодур, человек, не обремененный умом и деспот, словом, чудовище. Родители разбежались, когда девочке было три года. Катерина Иоанновна вернулась с дочкой в Россию и жила у матери, царицы Прасковьи Федоровны.

Жизнь не сулила девочке ничего хорошего, но в тринадцать лет судьба вдруг и поманила. Тетка стала царицей и забрала племянницу к себе. Елизавету Христину объявили матерью будущего наследника престола. Вот как бывает в царствующих семьях. К слову скажем, что именно мальчика она и родила через восемь лет, а пока-то еще и жениха не было.

Девочку стали готовить к будущей великой судьбе, окружили свитой, охраной, наставниками. Тогда же появилась воспитательница Адеркас, шустрая и преданная юной госпоже женщина. В православии Елизавету Христину наставлял сам Феофан Прокопович.

Стали искать жениха, конечно, среди немцев. Брачным контрактом занимался старший Левенвольде. Претендентов было двое. Первый, Карл, — представлял интересы Пруссии. Второй — Антон Ульрих Брауншвейг-Беверн-Люнебургский. Чем меньше княжество, тем длиннее титул. Последний жених был неказист, но брак с ним способствовал сближению с Австрией, а это вполне соответствовало планам русского двора и особенно Остермана.

Антон Ульрих прибыл в Петербург в январе 1733 года, был принят на русскую службу, а в мае уже присутствовал на чрезвычайно торжественном обряде принятия Елизаветой Христиной православия. Девочку нарекли Анной, отныне она, как при монастырском постриге, должна была забыть свое имя.

Дальше встал вопрос о свадьбе. Ее решено было отложить до совершеннолетия принцессы. Вообще-то, пятнадцать лет, можно и под венец идти, но при дворе сплетничали, что жених очень не приглянулся царице. Как говорится, ни кожи ни рожи, ни ума ни роста. Плохонький был жених, однако на портрете того времени он выглядит великолепно. Роскошный, почти до пояса, парик — тугие локоны, тысячи локонов, на плечах плащ с горностаем, рядом атрибуты рыцарства: шлем с забралом, лавровые ветви, герб со львом и оленем. И умные красивые глаза… Поди разберись, кто врет, историки или живописцы. Судьба Антона Ульриха, и супруги его Анны Леопольдовны, и детей их была ужасна, ужасна…

Но вернемся к обеденному столу. Мадам де ля Мот не принимала участия в общем разговоре, впрочем, довольно вялом. Телятина была отлично приготовлена, мясо так и таяло во рту. Казалось, она полностью поглощена едой, но на самом деле мозг ее работал. Надо было рассмотреть сотрапезников, хотя бы начерно определить характер каждого, понять, что связывает этих людей. Ведь недаром, сказал Нолькен, они собираются вместе почти каждую пятницу. Интимный кружок… В Париже бы сказали — салон. Но старый посланник саксонского двора никак не был похож на властителя дум и мастера задушевной беседы, объединяющего под своим кровом столичную мысль. Да и нет в России общественной мысли. Если она где-то и теплится, то уж никак не в этой мрачной гостиной.