Кристиан Жак - Битва при Кадеше Страница 18

— Может, поговорим о кувшине с сушеной рыбой, украденном из кладовой Дома Жизни в Гелиополисе?

— Кувшин… но я ничего не знаю…

— А как насчет шали царицы Нефертари?

— Мне, конечно же, сообщили, и я очень сожалею об этом ужасном скандале, но…

— Ты нашел виновного?

— Я не занимаюсь расследованиями, господин Шенар.

— Ты занимаешь хорошую должность, Роме.

— Нет, я не думаю…

— Да поразмысли сам! Ты — самый главный человек во дворце, от внимания которого не может ускользнуть ни одно происшествие.

— Вы преувеличиваете.

— Почему ты совершил эти злодеяния?

— Я? Уж не предполагаете ли вы, что…

— Я не предполагаю, я в этом уверен. Кому ты передал шаль царицы и кувшин с рыбой?

— Ваши обвинения не обоснованы!

— Я разбираюсь в людях, Роме, и у меня есть доказательства.

— Доказательства…

— Зачем ты пошел на такой риск?

Искаженное лицо Роме, нездоровый румянец на щеках, резко обозначившиеся морщины — все это говорило само за себя.

Шенар не ошибся.

— Тебе либо очень хорошо заплатили, либо ты ненавидишь Рамзеса. Как в первом, так и во втором случае ты совершил серьезный проступок.

— Господин Шенар… Я…

Отчаяние толстяка было даже немного трогательным.

— Ты прекрасно справляешься с обязанностями управляющего, поэтому я согласен забыть об этом прискорбном происшествии. Но если когда-нибудь ты мне понадобишься, не будь неблагодарным.

Амени составлял ежедневный отчет для отправки Рамзесу. Движения его руки были точными и быстрыми.

— Могу я оторвать вас от дела на несколько минут? — приветливо спросил Шенар.

— Вы меня не отвлекаете. Вы и я, мы повинуемся царю, обязавшему нас ежедневно совещаться и делать выводы.

Личный писец Фараона отложил свой отчет в сторону.

— Вы кажетесь изможденным, Амени.

— Это только с виду.

— Может, вам нужно уделять больше внимания своему здоровью?

— Меня волнует только здоровье Египта.

— Вы получили… плохие новости?

— Напротив.

— А конкретнее?

— Я ожидал подтверждения поступившей ко мне информации, прежде чем рассказывать об успехах Рамзеса. Так как нам очень повредили ложные донесения, доставляемые почтовыми голубями, я научился вести себя осторожнее.

— Проделки хеттов?

— Это могло дорого нам обойтись! Все наши крепости в Ханаане находились в руках мятежников. Если бы царь разделил войска, потери были бы катастрофическими.

— К счастью, этого не произошло.

— Провинция Ханаан вновь покорена, проход к побережью свободен. Правитель поклялся Рамзесу в вечной покорности.

— Великолепный успех… Рамзесу удалось совершить великий подвиг и спасти страну. Полагаю, армия возвращается.

— Это военная тайна.

— Какая военная тайна? Я верховный сановник, не забывайте об этом!

— Я не располагаю другой информацией.

— Но это невозможно!

— Однако, это так.

Взбешенный, Шенар удалился.

Амени испытывал угрызения совести. Не из-за разговора с Шенаром, а по поводу поспешного решения в деле Серраманна. Конечно, улики, собранные против воина, были бесспорными, но не оказался ли сам Амени слишком доверчивым? Находясь в возбужденном состоянии из-за выступления армии, Амени тогда не был столь же объективен, как обычно. Следовало проверить доказательства и свидетельства, из-за которых наемник находился в тюрьме. Возможно, это бесполезно, но во всем требовалась точность и уверенность.

Амени, рассерженный на самого себя, снова взялся за дело Серраманна.

Глава 17

Мегиддо, крепость, охраняющая въезд в Сирию, находилась на вершине заметного издалека утеса. Это единственное посреди зеленеющей равнины возвышение казалось неприступным: каменные стены, бойницы, высокие квадратные башни, окруженные деревянными галереями, широкие и крепкие ворота.

Отряд состоял из египтян и сирийцев, верных Фараону. Но как можно было доверять донесениям, утверждавшим, что там все спокойно?

Перед взором Рамзеса предстал необычный пейзаж: лесистые холмы, дубы с узловатыми стволами, топкие реки, болота, песчаная почва… Странная местность, враждебная и замкнутая, так непохожая на красоту Нила и прелесть египетских деревень.

Два раза стадо кабанов нападало на египетских воинов, потревоживших покой самки и детенышей. Пышная, беспорядочно разросшаяся растительность замедляла продвижение вперед. Египетские воины испытывали большие трудности, пробираясь через заросли кустарников и протискиваясь между стволов огромных деревьев. Однако были и ценные преимущества: изобилие пресной воды и дичи.

Рамзес приказал сделать короткий привал. Его взгляд был прикован к крепости Мегиддо, он ожидал возвращения отправленных в дозор воинов.

Сетау воспользовался остановкой, чтобы заняться ранеными и раздать им микстуры. Тяжелораненые воины были отправлены на родину, поэтому армия состояла из физически здоровых мужчин. Некоторые, правда, страдали от холода или жары, от желудочных колик. Но снадобья, приготовленные на основе бриона, тмина и касторки, быстро устраняли эти неприятности. Для предупреждения заболеваний все продолжали употреблять чеснок и лук, особую разновидность которого — «змеиное дерево» — привозили с границ восточной пустыни.

Лотос удалось спасти осла, которого укусила водяная змея. Причем она поймала эту змею. Поход в Сирию был для Лотос очень интересен. До настоящего момента ей встречались рептилии только знакомых ей видов. Такой экземпляр, несмотря на небольшое количество яда, встречался ей впервые.

Два пехотинца обратились к нубийке под предлогом того, что они тоже стали жертвами ядовитых змей. Звучные пощечины послужили им наказанием за ложь. Когда Лотос извлекла из сумки шипящую гадюку, обманщики поспешили скрыться.

Прошло больше двух часов. С позволения Фараона всадники и возницы колесниц спешились, а пехотинцы уселись на землю, охраняемые большим количеством часовых.

— С тех пор как ушли дозорные, прошло уже слишком много времени, — произнес Аша.

— Я тоже так думаю, — сказал Рамзес. — Как твоя рана?

— Полностью зажила. Этот Сетау — настоящий волшебник.

— Что ты думаешь об этом месте?

— Место мне не нравится. Перед нами открытая местность, но не надо забывать о болотах. С обеих сторон дубовые леса, кустарники, высокая трава, войска слишком разрозненны.

— Дозорные уже не вернутся, — заявил Рамзес. — Они или убиты, или находятся в плену внутри крепости.

— Это будет означать, что Мегиддо завоевана врагом и не намеревается сдаваться.

— Эта крепость является ключом от Южной Сирии, — напомнил Рамзес. — Даже если внутри находятся хетты, мы обязаны завоевать ее.

— Речь идет не об объявлении войны, — рассуждал Аша, — но о возвращении территории, входящей в зону нашего влияния. Следовательно, мы имеем право атаковать в любой момент без предупреждения. С этой точки зрения мы не выходим за рамки обычного подавления восстания, не имеющего ничего общего с противоречиями граничащих друг с другом государств.

— Приказывай готовиться к приступу.

Аша даже не успел натянуть поводья своей лошади. Из густого леса, слева от царя, на отдыхавших египетских воинов на полном скаку налетел отряд конницы. Некоторые несчастные были сражены ударами коротких копий, лошадям перерезали глотки. Некоторым из оставшихся в живых египтян удалось подняться на колесницы и отступить на позиции, где находились пехотинцы, укрывшиеся за своими щитами.

Это неожиданное и безжалостное нападение, казалось, имело успех. Упряжь крепких коней, их остроконечные бороды, платья с бахромой, доходившей до щиколоток, — в нападавших без труда можно было узнать сирийцев.

Рамзес остался удивительно спокойным. Аша забеспокоился.

— Они сейчас сомнут наши ряды!

— Они зря радуются успеху.

Продвижение сирийцев было остановлено. Египетские пехотинцы заставили отступить в сторону лучников, стрельба которых была поразительно точна.

Лев зарычал.

— Нам угрожает другая опасность, — сказал Рамзес. — Именно сейчас решится исход битвы.

Из того же леса выскочили сотни сирийцев, вооруженных топорами с короткими рукоятками. Им нужно было преодолеть совсем небольшое расстояние, чтобы напасть на лучников сзади.

— Вперед, — приказал Рамзес своим лошадям.

Тон хозяина требовал от боевых коней максимум усилий. Лев вскочил. Аша и пятьдесят колесниц последовали за Фараоном.

Рукопашный бой был невиданно жестоким. Дикий зверь когтями разрывал на части тех, кто осмелился атаковать колесницу Рамзеса. Сам он, пуская одну стрелу за другой, пронзал сердца, глотки и лбы нападавших. Кони топтали раненых, подоспевшие на помощь пехотинцы заставили сирийцев обратиться в бегство.