Грегор Самаров - Медичи Страница 18

Он вытянул свою длинную руку и высокомерно смотрел ла Козимо, который с улыбкой нагнулся к нему.

— Ты не любезен с нашим избавителем, Пикколо, — сказала дама. — Простите ему, синьор, он не склонен признавать чужие заслуги, но будьте уверены, что я должным образом ценю ваше содействие. Однако надо ехать. Конечно, нечего бояться нового нападения, но я рада буду покинуть эту опасную местность!

Они поехали вперед, слуги следовали в некотором отдалении. Пикколо ехал рядом со своей госпожой.

— Благородная синьора, разрешите вам сообщить, кто имеет честь вас провожать…

— Отчасти я догадываюсь, — с улыбкой прервала дама. — Ваши слуги, кажется, одеты в цвета Медичи?

— Совершенно верно, но я принадлежу к этому дому только с материнской стороны — Лоренцо де Медичи мой дядя, я ездил по его поручению и служу в его банке в Риме.

Козимо назвал свою фамилию.

— Я не ожидала, что мой рыцарский избавитель так близок к знатному дому Медичи, — радостно воскликнула дама, — но мне тем более лестно продолжать путь под такой охраной… Я тоже должна была бы сказать вам свое имя, — заговорила она после некоторого колебания, — но я попрошу вас позволить мне сохранить тайну, тем более что она не моя: я ездила по поручению родственника, которому должна повиноваться, и моя поездка должна пока остаться неизвестной. Я не стала бы скрывать все это от вас и обещаю, что эта тайна скоро прояснится. Даю вам слово, что это не недоверие. Зовите меня Лукрецией — я получила это имя при крещении, и друзья так вообще зовут меня, а я надеюсь, что мы всегда останемся друзьями.

— Конечно, — отвечал Козимо. — Мне не нужно другого имени, чтобы всегда быть к вашим услугам.

Они продолжали путь, весело болтая.

Лукреция говорила о Риме так подробно и уверенно, что Козимо, живший там совсем недавно, слушал с интересом и задавал ей вопросы, на которые она отвечала то серьезно, то с тонким остроумием. При этом она выказывала такой живой ум, такое знание людей и такое разностороннее образование, что Козимо пришел в восторг от разговора, который она вела с непринужденностью и доверчивостью старой знакомой, и даже забыл нетерпение, с которым еще недавно стремился к цели своего путешествия.

К обеду они приехали в древний этрусский город Сутрию, построенный на скалистой плоскости в виде острова и называвшийся во времена Древнего Рима воротами и ключом Этрурии, так как скалы соединяются с сушей двумя узкими ущельями, по которым не смогли бы пройти войска, не взяв предварительно город.

— Надо дать лошадям отдохнуть, на это потребуется два часа, — сказал Козимо.

— Два часа? — воскликнула Лукреция. — Нет, нет, этого мало, там так много надо осмотреть. Помню, я была здесь почти ребенком, и мне хотелось бы в благодарность за вашу защиту быть вашим проводником при осмотре памятников прошлого, которых немало в этом городе. Я тоже устала, наверное, от испуга, мне хотелось бы отдохнуть, а дни так коротки, что мы немного проедем до вечера. Останемся до завтрашнего утра.

Козимо колебался. Он вспомнил Джованну, всякое промедление отдаляло счастье свидания, но Лукреция уже направила свою лошадь к городу, и Козимо подумал, что они действительно немного проедут до темноты, а лучшего места для ночлега трудно желать. Он считал себя обязанным заботиться о даме, которую взялся охранять, и поэтому без возражений стал подниматься к городу.

Они въехали через северные ворота. Дома, сложенные из каменных глыб, напоминали о древности. А ворота назывались именем Фурия Камилла, который за четыреста лет до Рождества Христова завоевал Сутрию для римлян.

В стенах были видны высеченные статуи и остатки античной скульптуры, и Лукреция постоянно обращала внимание своего спутника на эти памятники древности.

Местные жители удивленно смотрели на блестящую кавалькаду в их малопосещаемом городке, но ничем не выражали любопытства или навязчивости и только почтительно кланялись красавице и ее спутнику.

На вопрос Козимо им указали остерию на базарной площади. Хозяин объявил, что может дать помещение господам, но слугам придется довольствоваться конюшнями.

Он проводил Козимо, Лукрецию и следовавшего за ними карлика в первый этаж старинного дома и открыл им четыре комнаты в ряд, со сводами и остроконечными окнами, просто, но удобно и уютно обустроенные.

Козимо испуганно отступил.

— Это для синьоры, — сказал он, — а мне дайте другую комнату, хотя бы маленькую и неудобную, я никаких требований не предъявляю.

Хозяин удивленно посмотрел на них, а Лукреция, краснея, опустила глаза.

— Спальню я могу предложить синьору на другом конце коридора, но там, конечно, не так хорошо, как здесь.

— Все равно, — поторопился заявить Козимо, — проводите меня туда и позаботьтесь, насколько возможно, об ужине. Вам нужно отдохнуть, синьора, — продолжал он, обращаясь к Лукреции, — будьте добры известить, когда вы мне разрешите прийти ужинать с вами.

— Мне нужно несколько минут, чтобы поправить мой туалет, через полчаса я к вашим услугам.

— Достаньте нам проводника, — сказал Козимо хозяину. — Я помню, что в вашем городе много замечательных памятников старины.

— Как же, древние этрусские гробницы, церковь Мадонны дель-Парто, древний амфитеатр и грот Орланда. Я дам одного из моих людей, и он вам все это покажет.

Козимо поклонился и последовал за хозяином, который привел его в маленькую комнатку и обещал употребить все старания, чтобы приготовить хороший ужин.

Хозяин вышел, а Козимо позвал своего слугу, чтобы вычистить платье и клинок шпаги, запачканный кровью разбойника. Вскоре за ним пришел Пикколо.

— Идемте, — сказала Лукреция, выходя к нему навстречу, — наш проводник ждет, и мне не терпится показать вам памятники древности, которые теперь еще живее вспоминаются мне. Пикколо, останься дома, отдохни и смотри, чтобы стол был накрыт к нашему возвращению.

— Я не устал, — ворчливо сказал Пикколо, враждебно глядя на Козимо. — Наш переезд так же мало утомил меня, как этого синьора.

— Ты дитя и не соразмеряешь свои силы с возможностями, — возразила Лукреция, смеясь. — Я должна заботиться о тебе, чтобы ты приехал в Рим бодрым, поэтому приказываю остаться здесь и смотреть, чтобы стол хорошо был накрыт.

Пикколо отвернулся и бросился в кресло. Лукреция и Козимо ушли.

— Пикколо как собачонка, — со смехом сказала она, спускаясь по лестнице, — ему всегда хочется быть около меня, а ходить по скалам было бы ему слишком трудно.

Ожидавший внизу проводник повел их к Порта Романа, откуда дорога в Рим спускалась к ущелью. Везде были видны гробницы в скалах с высеченными надписями. Наконец они пришли к отвесной скалистой стене у самой дороги, над которой росли могучие дубы.

Над небольшим отверстием в каменной стене были высечены слова: «Здесь замедли шаг, это место священно».

— Да, да, здесь! — радостно вскричала Лукреция. — Я вспоминаю, какое впечатление это произвело на меня, когда я была ещё ребенком.

— Это церковь Мадонны дель-Парто, — сказал проводник, останавливаясь у отверстия. — Вероятно, древняя гробница, которой пользовались христиане для молитв, а теперь она посвящена Богоматери.

Он вошел первым, а за ним Лукреция, которая подала руку Козимо, точно хотела его вести.

Пещера, в которую они вошли и где глаз должен был сперва привыкнуть к темноте, представляла высокий свод, разделенный столбами на три части. В глубине находился алтарь, и рядом, у запертой двери ризницы, неугасимая лампада. На алтаре, перед изображением Богоматери, горели две толстые восковые свечи. Все это, высеченное из природных скал, производило удивительное впечатление. Смягченный дневной свет проходил через отверстие, а лампада и свечи бросали на стены фантастические тени.

— Не правда ли, как хорошо? — сказала Лукреция, пожимая руку Козимо. — Нигде ничего подобного не увидишь. Вы не пожалеете, что согласились по моей просьбе подольше остаться здесь.

— Напротив, я благодарю вас, — с волнением сказал Козимо. — Я ничего подобного не видел и никогда не забуду это впечатление.

— Тогда я уверена, что у вас останется хоть одно воспоминание о нашей встрече, — заметила Лукреция шутливо, но удивительно задушевным тоном. — Точно прошлые столетия встают перед нами, сообщая нам священные откровения. Здесь была гробница, предназначенная для вечного покоя смерти, а потом здесь снова возникла жизнь, принося даже в могилу радостную весть… Но мы забыли поклониться святыне, — добавила она, указывая на проводника, преклонившего колено перед алтарем.

Все еще не выпуская руки Козимо, она подвела его к алтарю, встала на колени и шептала молитву, глядя на образ Мадонны, а Козимо тоже опустился на колени рядом с нею.

Торжественная тишина царила в скалистом своде.