Абель Поссе - Райские псы Страница 18

Еще во дворце Изабелла заметила, как любит Бобадилья эксцентричные выходки. Например, облачаться в металл: никто, кроме нее, не носил вместо юбки бронзовых доспехов (от пояса до колена). Когда-то были они в большой моде при фривольном бургундском дворе, так как подчеркивали форму ягодиц (а дерзкая Беатрис носила еще и узкие черные панталоны). Да, со времен мистической Жанны д'Арк образ закованной в броню девственницы волновал воображение благородных юнцов.

Поговаривали, будто предметы интимного туалета были у нее тоже из металла. Их изготовил известнейший мастер Станислав Малер (десятилетия спустя он прославился, сделав доспехи для дона Хуана Австрийского, которыми и сегодня можно полюбоваться в Эскориале). Много судачили и об ее поясах девственности — с камеями, где толедские ремесленники вырезали сцены охоты или гербы.

Как утверждали придворные сплетники, летними ночами Беатрис в своем средневековом одеянии проносилась мимо постов стражи. Ей нравилось — она хохотала как безумная — видеть капитанов, в ярости бросающихся друг на друга или отыскивающих нужный ключ. Но найти они его не могли. Он был спрятан в ее спальне, под статуэткой обожаемой Девы Кармельской. (Поговаривали также, что только Фердинанд педантично обшарил ее покои и отыскал что нужно).

Заметим по ходу дела ярость получившей письмо Изабеллы была лишь обязательной частью установившегося ритуала — ритуала обновления пламени страсти, чтобы оно окончательно не угасло.

В то же время Фердинанду необходим был сей механизм эротической мести, дабы отплатить Изабелле за все ее превосходства: латынь, которую он так и не одолел, изысканность рода, стихи Петрарки, изящный почерк. Здесь было бы уместно напомнить, что он-то был угловатым крепышом по-крестьянски упрямым и совершенно лишенным воображения. У Изабеллы были тонкие вытянутые лодыжки, а на подъеме ноги (весьма знаменательный знак) хорошо было видно переплетение голубоватых жилок и тугих сухожилий. Совсем как у нормандской кобылицы! Сухожилия отчетливо выступали и на затылке: над ними взмывала вверх лавина прекрасных волос — наследство ланкастерского рода Трастамара, начало которому положил дон Хуан де Ганте.

У Фердинанда же, напротив, ноги были попросту плебейскими, с наростами и чешуйками, точно у какой-то ящерицы.

И все это имело большое значение, все следует принимать в расчет.

Сексосоциальное неравенство заявляло о себе по ночам, когда в битву вступали две страсти. Плоть Фердинанда издавала приглушенный, уверенный звук — так напевает что-то себе под нос довольный лавочник, наводя порядок на полках. От йони Изабеллы, наоборот, исходил тонкий, нежный росвист — будто едва слышный зов колумбийских орхидей в период любовного томления.

Итак, Изабелла мчалась во весь опор, покинув свой лагерь (сегодня на этом месте находится Вента дель Прадо на Национальной, 630).

— Быстрее! Быстрее! Вперед!

Сумасшедший галоп. Перед глазами ее стояла бесстыжая Беатрис, скачущая в кокетливых доспехах перед Фердинандом и мальчиком-архиепископом. Призрак ее, приукрашенный ревностью, то исчезал, то вновь возникал из дорожной пыли.

В знойные предутренние часы видели крестьяне, как вихрем мчалась мимо монахиня-кармелитка, покрытая пылью, застывшая в седле. Казалось, ее преследовал и никак не мог догнать отряд свирепых всадников. На лицах их, словно маски в безвкусной драме, лежал слой желтой пыли.

Ботихас, Вильямасиас, Орельяна ла Вьеха, а потом селение дона Родриго с источником и пузатыми ребятишками, что глазели на монахиню, у которой были сверкающие глаза и — удивительное дело — кинжал у пояса.

В то же время по дороге из Теруэля въезжал в Ла Манчу загадочный францисканец. На лице его не было и следа смирения, и благодушия, отличающих членов известного ордена. Всадники остановились на отдых в долине Аларкон, копыта их коней были сбиты каменистыми дорогами Арагона.

Внутренний огонь сжигал и его и ее, и был он сильнее огня, полыхавшего снаружи.

Они прибыли в монастырь Альмагро с разницей в несколько часов, два дня и две ночи гнал их навстречу друг другу ветер страсти.

Францисканец представился учителем латыни. Кармелитка объяснила, что везет инструкции ордена в монастырь Бальбастро.

И только почти два века спустя, в Венеции, в 1687 году в серии «Кастильская пикареска» был напечатан рассказ одного аббата. Опустив привычные для той эпохи порнографические описания, можно почерпнуть следующее. После омовения у родника они встретились в келье кающихся. Аббат пишет: «Грубые одежды скользнули к. ее» алебастровым ногам, и в лунном свете засверкало прекрасное обнаженное тело. На ней еще оставалась белая накрахмаленная тока (чепец — пикантный в данной ситуации знак принадлежности к религиозному ордену, белые крылья токи походили на крылья мраморного ангела с надгробия Лоренцо Медичи во Флоренции. Была снята и тока, и волосы переливчатым потоком — так расплавленное золото течет по склонам вулкана — хлынули вниз. Рванулись на волю, как рванулся бы леопард, случись какому-нибудь глупцу упрятать его в мешок»..

Ночь для этих двух кающихся грешников была долгой и многотрудной.

На следующее утро в монастырской трапезной аббат отметил удивительное совпадение: почти у всех семинаристов сны в прошедшую ночь были какими-то зоологическими. Один сказал, что видел осла, который в агонии хрипло ревел. Другой — что зеленая гиена рычала под сводами соборной церкви. Юноша астуриец описал свой кошмарный сон: стая волков с завываниями образовала пылающий клубок, который катался по снегу, растапливая его.

Аббат, вероятно, также спал дурно, поэтому пребывал в тяжелом настроении. Он приказал всем замолчать и с аналоя начал читать «Мучения Святой Лусии».

Уже у дверей падре Аскона позволил себе заметить:

— Как странно, ни францисканец, ни кармелитка, что прибыли вчера, не позавтракали и не слушали мессы, отправляясь в путь. Видел ли их кто-нибудь в молельне?

Аббат в свою очередь добавил:

— На рассвете у водоема умер конь… Отдано ли приказание разделать тушу? Наверно, это он так громко кричал ночью…

(Благородный Мадригал погиб оттого, что неосторожно утолил жажду, измученный раскаленными дорогами и шпорами кармелитки. Его разделали на части и засолили для монастырских нужд. Голова, хвост и конечности пошли на благотворительные цели.)

Праздник, устроенный в честь графа де Кабры, длился семь дней и семь ночей. Никогда еще в Кастилии не видели ничего подобного. От эпицентра всегда вращающейся только вправо спирали шли бурные волны к внешним оконечностям. Граф переходил в самую заветную, самую близкую к королям сферу галактики: его посвящали в «SS».

По сему случаю Изабелла оделась так, как имела право одеваться лишь она. Зеленого шелка одеяние с пышнейшими рукавами. Знаменитое ожерелье из рубинов. Широкий пояс с инкрустациями из лазурита. Конусообразная шляпа на проволочном каркасе в три фута высотой, с ее вершины падала вниз пятиметровая вуаль, она походила на плывущий по ветру туман.

Алая юбка с фижмами из золотой парчи. Когда свежело — накидка из рыжих лис, подарок германских родственников, неутомимых охотников.

Она просто неотразима! Лицо покрыто пудрой из Александрии. Духи натуральные — сок, выжатый из цветов апельсина.

Рядом с ней Фердинанд. Весь в черном. Короткие штаны, высокие сапоги. Шляпа из черного сукна со страусовым пером, тоже черным. На груди пять крупных серебряных слез — символ печали, ибо мавры еще остаются на иберийской земле.

Следом за ними идут граф и графиня де Кабра. Их цвет — девственно белый. Цвет жертвенности и цвет именинников. Лица оттенены желтым. Веки графини покрыты переливчато-розовой, как лепестки мальвы, краской.

Далее — маркиз и маркиза де Мойя. На них мавританские одежды. Они, очевидно, изображают побежденного короля Боабдиля и его матушку.

Торквемада, как и положено, без пары. Он идет босиком, в заштопанной сутане. Ступает осторожно, ибо при каждом шаге в поясницу ему впиваются шипы железного пояса.

Беатрис Бобадилья, как всегда, экстравагантна. В доспехах из голубоватой стали, в шлеме с опущенным забралом. На штанах — соблазнительная застежка из красного бархата. Идти она, понятно, не может, ее везут на тележке два нелепых карлика-венгра, одетых в матросские костюмчики.

Торжественно шествует процессия к почетному месту. Ей предстоит открыть бал. Герольды выстроились в два ряда и выкрикивают имена гостей — не слишком стройно, зато с большим рвением.

Флейты-пикколо. Тамбурины. Свирели…

Изабеллу тяготят протокольные церемонии:

— Пора покончить с гражданскими войнами! Они отвлекают! Время начинать священную войну!..

Фердинанд осторожно возражает:

— Нет, еще не время. Еще не время, сеньора. Сначала следовало бы отыскать валета с голубыми глазами и заручиться поддержкой черного рыцаря…