Николай Прокудин - Вернуться живым Страница 18

– Эй, лентяи, прекратить свои хала-бала! – прикрикнул Кавун. – Спать мешаете, бабаи, шайтан вас побери!

Болтовня прекратилась, слышно было негромкое шипение нашей радиостанции и радиостанции артиллерийского корректировщика. Укрытие для ночлега напоминало небольшой колодец, черное звездное небо над головой – черную дыру. Ветер не проникал сквозь толстые каменные стены. В ущелье давно догорели сено и дом. Выла собака. Женщина продолжала рыдать, но уже гораздо менее истерично. Грусть… Тоска…

Рано утром сон улетел со скоростью падающих на нас снарядов. Вокруг укрытий горела трава, разрывы вздымались осколками густо по всему плато. Шрапнель свистела в воздухе, с шипением и визгом врезалась в толстые стены СПСа. Спустя пять минут новый, еще более жуткий удар: нас накрыли залпы «Градов».

Казалось, вспыхнула и загорелась земля. Антенну радиостанции перебило осколками, ее верхнее колено упало на мою голову. Земля под нами тряслась и вздрагивала, как живая, от новых и новых разрывов. Но это ведь бьют не «духи» и не пакистанцы, это наши «боги войны» сеют вокруг смерть!

– Болван артиллерийский! Убью, если выживу! Скорей, выходи на КП артиллерии, пусть прекратят стрельбу! – закричал Кавун Радионову.

Минут десять еще падали снаряды, потом огонь затих. Видно, разобрались и поверили нашему артиллеристу, что бьют не туда. Мы вылезли из укрытия и провели перекличку: никто не убит и не ранен. Обалдеть! Во взводе Пшенкина все целы, хотя его вершина полностью выгорела. К счастью, узбеки успели выскочить из открытой лощины и забиться кто куда, по укрытиям. Высота, где ночевала третья рота, горела, как и наша. Оттуда по связи матерился замкомбата Лонгинов. На Радионова посыпались все шишки.

Командир полка отборно матерился со штабными из дивизии, комбат ругался с полковыми артиллеристами, в эфире стоял сплошной мат. Счастье, что мы не погибли, никого не ранило, не убило. Ни я, ни ротный не могли в это чудо поверить. Мы сидели на стене укрепления, которое нас спасло, и благодарили Аллаха и «духов» за крепкую постройку. Все сухие колючки догорели. Солнце взошло и принялось припекать. В небе появилась пара штурмовиков. Я с интересом и тревогой наблюдал за их приближением. Внезапно самолеты вошли в пике.

– Ложись, – заорал капитан Кавун, и бойцы рухнули за каменные стены. Две бомбы взорвались между нашей и третьей ротой. Осколки вновь ударили по валунам.

– Козлы, ишаки, дебилы чертовы, – стонал от злости Иван, теребя рыжую бородку.

В воздух взлетели сигнальные ракеты, в расположениях взводов зажгли дымы и огни. Штурмовики развернулись и возвратились на второй заход. Каждый из солдат запустил по ракете, получился настоящий фейерверк: жить хочется всем! Самолеты еще покружили чуть-чуть, поверили, что мы – свои, и, помахав крыльями, улетели.

В это время в небе зависли две пары вертолетов. «Крокодилы» прилетели. Это было уже чересчур!

– Они что, все охренели там?! – заорал Кавун. Капитан выхватил радиостанцию у перепуганного связиста. – Уберите вертолеты, они опять заходят на штурмовку!

Четыре «Ми-24» встали в карусель, постреляли для острастки из пулеметов, покружили, наблюдая за нашими дымами и ракетами, а потом улетели. И опять – удача! Бомбы штурмовиков никого не зацепили.

– Не поймешь: то ли нам повезло, то ли бомбить не умеют, – сказал, улыбаясь, Острогин, подходя к ротному. – Артиллеристы все вокруг перепахали, но ни одного прямого попадания. Даже стены укреплений не завалило! – продолжил смеяться он.

– Вот и верь после этого в эффективность бомбометания и артналетов по мятежникам! – улыбнулся в ответ Кавун.

Трава и колючки вокруг нас понемногу догорели, и ветер погнал огонь вниз по склону. Каменные островки укрытий резко выделялись на этом пепелище. Продолжалась свистопляска по радиосвязи. Командиры всех рангов запрашивали данные о потерях, мы отвечали об отсутствии таковых, нам не верили, переспрашивали. Старшие политработники узнавали о потерях, о моральном состоянии, тоже не верили в отсутствие жертв.

Пехота ругалась с артиллерией и авиацией, артиллерия ругала своих корректировщиков в ротах и батальонах. Авиация спрашивала, как мы там оказались; мы отвечали, что они нас тут и высадили. Авиация уточняла позиции пехоты, пехота материла авиацию. Перепалка не прекращалась. Приказ на прочесывание местности так и не поступил, а день клонился к завершению. По-прежнему оставалось только вести наблюдение. Это означало: есть, дремать, охранять себя. Сутки завершились распоряжением усилить наблюдение, выставить посты и быть готовыми к прорыву мятежников. Так и пролежали пять дней… и домой…

НОВЫЙ ГОД В ГОРАХ

Мой самый любимый праздник – Новый год! Рота принялась к нему готовиться за неделю. Кавун уехал по замене в Союз, и у нас новый ротный старший лейтенант Сбитнев – бывший взводный из третьей роты. Он смотрел, ухмыляясь, на наши приготовления, как на детей, но не мешал. Комнаты офицерского общежития украшались игрушками, в казарме повесили гирлянды, а на окна налепили всякую мишуру. Острогин у родственников в советском посольстве достал по бутылке шампанского и сухого вина.

Но надежды торжественно отметить это событие рухнули 27 декабря. Объявили тревогу! Приказ: выход в Баграмскую «зеленку». Необходимо завести на заставы боеприпасы, продукты, заменить солдат. Вот вам, друзья, и семейный праздник…

Сбитнев собрал офицеров и насмешливо спросил:

– Ну что, отпраздновали? Мороженое, мандарины, бананы, шампанское, конечно, не пропадут! Надеюсь, все вернемся, а на старый Новый год все эти деликатесы и употребим. Выходим на войну все кто есть: замполит, Острогин, Голубев и даже репрессированный взводный Серега Недорозий.

Замполит пойдет со вторым взводом, пусть он и выполняет обязанности замполита батальона, но командовать вторым взводом тоже больше некому! Грымов в госпитале, когда вернется, да и вернется ли обратно, неизвестно. Только старшину не берем, как заменщика оставим дома. Пусть живет. Правильно?

– А нам, значит, жить необязательно? – подал голос Острога.

– Обязательно! Только еще полтора года, мсье Острогин, в Афгане послужите, чтоб потом могли честно штаны в полку протирать.

– Интересное кино! – подал голос я. – Мы одновременно заменяемся через полтора года. Все вместе будем штаны в полку протирать? А в рейд кто тогда отправится? Тот, кто придет в третий взвод, и молодой старшина?

Серега громко рассмеялся:

– Вот будет потеха, все начнем сачковать, а ротный будет нас под автоматом на боевые гнать.

– Его самого придется гнать, тот же Цехмиструк скажет: «Товарищ, ты же коммунист!» – улыбнулся я.

– Разговорчики! Выход завтра! Живо собирайте манатки! – рявкнул Сбитнев.

Володя Сбитнев был воспитанником третьей роты, а особым умением она не отличалась, и меня мучил вопрос: каково с ним будет воевать?

Колонна медленно втягивалась в Баграмскую «зеленку», где кишлак ютится к кишлаку, дом к дому, дувалы рядами и все утопает в густой растительности. В голове колонны шел танк с минным тралом, и под ним время от времени взрывались мины. Сразу за танком двигалась бронемашина, на которой сидел Острогин и молотил из пушки и пулемета по дувалам. Следом за взводом Острогина полз я со вторым взводом. Рота уже полностью вошла в кишлак, когда под БМПшкой Сереги Острогина взметнулся взрыв. Ба-бах!!!

Комья грязи полетели во все стороны. Мощный взрыв!

– Пиндец Острогину! – невольно вырвалось у меня. – Серега! Острога!

Я дико заорал и, соскочив с башни, помчался к подорванной БМП, совсем забыв про противопехотные мины. Поврежденная машина стояла, завалившись правым боком в арык, с разорванной гусеницей, оторванным катком и полностью залепленная грязью. Вокруг валялись шмотки бойцов, копошились солдаты с ног до головы в грязи, матерились, кашляли, отплевывались.

– Острога! Сергей! Где взводный?!

– Я здесь, я здесь! – ответил Острогин, выползая из арыка, выплевывая песок и громко отфыркиваясь, словно кот.

– Жив, сволочь?! – обрадовался я.

– Жив и даже не ранен, – ответил Серж и громко чихнул. – Башка только вот немного гудит.

Сергей стоял с головы до ног в грязи, оборванный, но живой. И улыбался.

– Серега! Молодец! – я обнял его и от радости едва не заплакал. – А я испугался, что тебе крышка! Неужели, думаю, тебе, подлецу, конец пришел?! Как же мы без тебя?

– Рано хоронишь! Мы еще поживем!

– Поживем, Серега, поживем, повоюем! Я так рад, что ты цел. А солдаты все в порядке? Целы?

– Сейчас проверим!

Серега стал окликать бойцов. Повезло, все были целы и невредимы, только наводчика немного оглушило.

– Чудеса! – только и смог я вымолвить.

К нам подбежал ротный и санинструктор Томилин.

Ротный оценил обстановку и лишь короткой фразой спросил:

– Живы?