Любовь Лафайета - Екатерина Владимировна Глаголева Страница 18

которые, как оказалось, не превратились в золу: на козлах его кареты сидела принцесса де Ламбаль, а на запятках стояла Аглая! Без женщин принц обойтись не мог; Великий Восток принял в свое лоно адоптивные ложи «вольных каменщиц», под главенством родной сестры Филиппа — герцогини де Бурбон. Ах, если бы Адриенна прошла посвящение, она стала бы Жильберу не только женой и другом, но и «сестрой»!

Лафайет не рассказал ей только об одном — о том, что мечтает уехать в Америку и сражаться там на стороне инсургентов. Это бы её огорчило… Разумеется, он скажет ей, но не сейчас, потом, когда всё будет решено и готово. А пока пусть веселится без забот, ведь нынче праздники.

Маршал де Бройль тоже прибыл в столицу. Он старался не подавать виду, насколько его захватила идея маркиза. Восстание в колониях — заноза в пятке англичан, которая может вызвать нарыв и гангрену. Самое время поквитаться за унизительный Парижский мир шестьдесят третьего года, за отобранные колонии, за сотни судов, захваченных на море в мирное время и восемь тысяч матросов, погибших в плавучих тюрьмах!

Разумеется, нерв войны — это деньги, а казна пуста. Тюрго настроен резко против военных расходов, считая, что колонисты и сами смогут отстоять свои права. Но даже осторожный граф де Верженн, заведующий иностранными делами, полагает, что вступление Франции в войну неизбежно. Если ничего не предпринимать, можно упустить момент и усугубить своё положение. Сейчас инсургенты просто шантажируют Лондон, чтобы заключить с ним договор на выгодных для себя условиях. Если конфликт разрешится мирным путем, Британия станет ещё сильнее; если же англичане проиграют войну, эта жадная и беспокойная нация захочет возместить себе ущерб, напав на Антильские острова.

Вот в чём главная беда. Главный министр Морепа совершенно прав: если Франция вмешается в конфликт, исход борьбы будет решаться на море, а там владычествует Англия. Год назад Лондон запретил всей Европе торговать с непокорными колониями, позволив кораблям английской Ост-Индской компании арестовывать все суда для проверки и конфисковать груз при обнаружении оружия на борту, а кто же, скажите на милость, рискнёт пуститься в плавание по южным морям, не захватив с собой оружия! В этом году англичане переоснастили шестнадцать линейных кораблей, двадцать два фрегата и тридцать два корвета, которым граф д’Орвилье может противопоставить всего тринадцать кораблей в Ла-Манше и Атлантике. Вот если бы испанцы выступили на стороне Франции! У них тоже большой зуб на англичан, однако Мадрид боится, что искорки пожара, разгоревшегося в Северной Америке, перекинутся на огромную испанскую империю. По донесениям французских лазутчиков, главный министр Карла III даже начал тайные переговоры о возвращении Гибралтара в обмен на испанский нейтралитет…

Людовик XVI тоже считает неразумным оказывать помощь британским подданным, восставшим против своего короля, — какой пример для французов? И он не намерен нарушать Парижский договор под тем лишь предлогом, что не любит англичан — этот заносчивый и алчный народ купцов. Его величество молод, не искушён в политике и хочет остаться в истории как честный человек, верный своему слову и руководствующийся Божьими заповедями. В прошлом ноябре буря выбросила на камни у Котантена британское транспортное судно с войсками, отправлявшимися в Новый Свет; французские рыбаки спасали тонущих солдат с риском для жизни, как и положено добрым христианам. Король прослезился, когда узнал об этом! Он запретил поставлять инсургентам оружие и провиант, но ведь можно пойти другим путём.

Колонистам недостает опытных военачальников — надо предоставить им их. Генерал Вашингтон, которого Конгресс назначил главнокомандующим, закончил прошлую войну полковником, не одержав ни одной победы, а прославился лишь тем, что уничтожил маленький отряд парламентёра Жюмонвиля — нечего сказать, великий подвиг! Вот если бы войска инсургентов возглавил маршал де Бройль, имя победителя при Бергене привело бы англичан в трепет, а победа в решающем сражении и заключение мира на условиях колонистов стали бы прекрасным завершением его военной карьеры! Пусть эти мальчики — Ноайль, Сегюр, Лафайет — войдут в его штаб. Конечно, надо взять и кого-нибудь поопытнее, например, шевалье де Моруа, подполковника королевских гренадеров. Он хотя и стихоплёт, блистающий в свете своими талантами к музыке, живописи и разным наукам, но хороший военный, кровью заслуживший орден Святого Людовика. Ну и, разумеется, с ними поедет Иоганн фон Кальб — немец на французской службе, которого де Бройль ещё в шестьдесят восьмом году посылал в Америку на разведку. Жан де Кальб (он переделал своё имя на французский лад) — незаменимый человек в подобной экспедиции и к тому же говорит по-английски. Вот только нужно улучить удобный момент, чтобы представить этот проект королю…

Герцог д’Айен отправлялся в Версаль. Собравшись с духом, Жильбер посвятил «папу» в свои планы. Изящные брови герцога взлетели вверх: так вот причина неожиданного библиофильства его зятя! Очередная ребяческая выходка, а он-то думал, что мальчик наконец взялся за ум и серьёзно занялся наукой и политикой… И эти двое туда же — Луи де Ноайль и Филипп де Сегюр. Тоже мне три рыцаря…

— Мой милый! — Подагра временно разжала свой капкан, и д’Айен пребывал в хорошем настроении. — Разумеется, ваше решение похвально. Но между тобой и твоими друзьями существует одно очень важное различие.

— Какое? — лоб Жильбера прорезала упрямая морщинка.

— Деньги, сударь, деньги. — Герцог подошёл к каминному зеркалу, чтобы проверить, не отлепилась ли мушка со щеки. — Твои друзья небогаты и ничем не рискуют, во Франции у них нет никаких перспектив, тем более что наше экономное величество распустил свою военную свиту. Напротив, служба в иноземной армии в военное время сможет доставить им чины, награды и богатство, если они окажутся достаточно ловки и удачливы. Ты же, мой друг, обладаешь внушительным состоянием, а это налагает определённые обязанности. Если бы ты внимательно прочёл труды Гоббса и Кенэ, которые я тебе прислал…

«Папа» пустился в пространные рассуждения, но Жильбер его уже не слушал. Он богат! Эта мысль его поразила, ведь раньше он совсем об этом не задумывался. Он богат и может тратить деньги по своему усмотрению. Он свободен!

10

Опираясь на трость, Бенджамин Франклин поднялся на заднее крыльцо Карпентерс-Холла и остановился, чтобы отдышаться. Зима выдалась холодная и снежная, пробираться через сугробы было непросто, и хотя его дом на Хай-стрит всего в одном квартале отсюда, он потратил на дорогу добрых полчаса и весь взмок под тяжёлой шубой. Зато мороз побуждает горожан сидеть дома у камина, так что вряд ли его кто-нибудь заметил, несмотря на фонари для освещения улиц,