Энтони Ричес - Стрелы ярости Страница 19

Солнце клонилось к закату, когда Вторая когорта выдала убийц префекта Басса. Почтительно приглашенный примипилом Невто префект Фурий вышел на плац, где когорта простояла бо€льшую часть дня. Солдаты вытянулись по стойке «смирно» с мрачными, окаменевшими лицами. Двое солдат стояли перед Третьей центурией когорты, окруженные полудюжиной офицеров когорты. Фурий подошел к этой группе, внимательно разглядывая бледных испуганных бойцов, которые смотрели на него широко раскрытыми глазами. Префект повернулся к примипилу Невто и жестом указал на предполагаемых преступников:

– Это и есть убийцы префекта?

Невто мрачно кивнул.

– Да, префект. Этой центурией командует центурион Терций.

Терций сделал шаг вперед и отсалютовал.

– Солдаты Секунд и Авл. Они сознались в убийстве префекта.

Фурий подошел к преступникам и несколько мгновений молча смотрел им в глаза, а потом заговорил снова:

– Вы сознаетесь в убийстве своего командира?

Авл, у которого все лицо было покрыто синяками, не произнес ни слова и отвернулся. Секунд презрительно кивнул.

– Это я убил его. Одним ударом копья проткнул его бронзовые доспехи вместе с позвоночником. Мерзавец повалился ничком. Все, что он сделал… – Секунд мотнул головой в сторону второго обвиняемого, стоящего рядом с ним, – ударил префекта мечом, когда тот уже лежал на земле. Если вы жаждете мести – я тот, кого вы ищете. – Солдат сплюнул под ноги префекту и ухмыльнулся ему в лицо. – Басс был последней скотиной. Язык не поворачивается назвать его офицером. Чуть что не так – сразу наказание. Никогда слова доброго не скажет, никогда не даст ребятам выходной, если они хорошо поработали. Убил его я, но многие тоже хотели это сделать. Несколько недель, пока они не начали беспокоиться о возможном наказании, мне не приходилось самому платить за выпивку.

Фурий посмотрел на Терция, подняв бровь. Офицер покачал головой, не сводя глаз со стоящего перед ним солдата.

– Солдат Секунд – неисправимый бездельник, префект. Он пьянствует, отлынивает от работы, шляется по девкам. Он хорош в бою, но ему не хватает дисциплины.

– Понятно. А этот?

Авл отвернулся от офицеров и не поднимал глаз от земли, словно отрицая тяжко давившее на него бремя недавних событий. Фурий вытащил меч из ножен и, упершись острием в подбородок молчавшего солдата, заставил его повернуть голову и посмотреть ему прямо в лицо. Лезвие рассекло кожу, и по шее испуганного солдата потекла струйка крови.

– Почему? Почему ты напал на своего префекта, если он и так уже умирал?

Последовало долгое молчание, прежде чем солдат нашел наконец в себе силы произнести:

– Я его ненавидел. Он приказал меня выпороть.

Фурий перевел взгляд на Терция, желая получить объяснения.

– Дважды, префект. Десять ударов в первый раз и двадцать пять во второй. Как солдат Авл совершенно бесполезен. Он неряшлив, ленив, и боец из него никудышный. Префект Басс надеялся, что от порки он поумнеет.

Фурий кивнул, сердито глядя в лицо солдата.

– И вот он лежит беспомощный на земле, а ты с мечом в руках гонялся за варварами, и кровь все еще стучит в висках от возбуждения?

Авл закрыл глаза от нахлынувших воспоминаний.

– Я ударил его в шею. Один раз. Он не пошевелился, поэтому я больше его не бил.

Слезы побежали по щекам Авла. Его командир устало вздохнул и покачал головой.

– Ты сам видишь, что это за человек, префект. Он даже не может отвечать за свои поступки как мужчина.

Фурий задумчиво кивнул, а затем сделал резкий выпад вперед и вонзил меч глубоко в горло плачущего солдата, направив лезвие под углом вверх. Бездыханное тело повалилось на землю, кровь забрызгала блестящие доспехи обоих офицеров. Фурий отступил на шаг назад, махнув окровавленным клинком в сторону второго солдата.

– Твой товарищ умер быстро, поскольку он поступил безрассудно, не задумываясь. Он невольно, по глупости, стал соучастником преступления. Ты – настоящий убийца! Тебе придется заплатить дороже, чем этому дуралею. Свяжите ему руки!

Он отошел от солдата, по-прежнему держа в руке окровавленный меч:

– Вторая тунгрийская, слушайте меня…

Когорта стояла в полном молчании. Каждый хотел услышать все, что будет сказано их новым офицером. Пренебрежение сменилось завороженным вниманием. Префект указал на горизонт, где солнце уже почти касалось верхушек холмов.

– Вы успели выдать своих товарищей правосудию до оговоренного срока и сохраните жалованье за два месяца. Преступление этого человека… – он указал на валявшийся на земле труп, – заключалось в том, что он был слаб и оказался в не в том месте не в то время. Этот же человек… – он указал окровавленным мечом на Секунда, – напротив, заслуживает самого сурового наказания. Завтра утром он получит от центурионов когорты пятьдесят ударов плетью, а затем… – Фурий слегка улыбнулся, очевидно, наслаждаясь приговором, который он собирался произнести, – когда порка закончится и я буду удовлетворен ее результатом, он будет распят на кресте, и вся когорта промарширует мимо него. Это послужит уроком тем, кто до сих пор не понял, какое наказание полагается за столь тяжкое преступление. Его ноги не будут перебиты, поскольку он заслуживает самой медленной и мучительной гибели.

При упоминании о распятии вся когорта вздрогнула, и даже у Невто, стоявшего позади нового командира, глаза расширились от удивления.

– Вы удивляетесь, почему я назначаю такое наказание, хотя обычно убийцу забивают до смерти дубинками. Но этот человек встретит смерть как последний подонок, каковым он, собственно, и является. – Он замолчал, выпятил нижнюю челюсть и двинулся вдоль шеренги, испытующе вглядываясь в лица солдат. – Его будет охранять его собственная центурия. Если он умрет до назначенного мной дня или каким-либо чудесным образом скроется от возмездия, то центурион, опцион и его помощники будут распяты вместо него, а остальная центурия подвергнута децимации – и не один, а три раза. Если этот человек по какой-либо причине не доживет до встречи с молотком и гвоздями, то умрут тридцать человек.

Повернувшись к примипилу Невто, Фурий наклонил голову, показывая, что первый центурион может продолжать, а затем повернулся и скрылся в своей палатке, по-прежнему держа окровавленный гладиус в правой руке.

Как только он удалился на безопасное расстояние, центурион Терций в изумлении повернулся к примипилу:

– Распятие? Примипил, ради Мапона…

Невто, с искаженным от гнева лицом, рявкнул:

– Не смей позорить когорту, прося у богов пощады для убийцы старшего офицера! Ты мне поклялся, что не знаешь, кто убил Басса, и я тебе поверил, но завтра убийца умрет, и на этом все закончится. – Он потер рукой лоб. – Ты можешь изгладить неприятное впечатление, если позаботишься о том, чтобы он благополучно дожил до утра. Думаю, твой опцион и его помощники заинтересованы в том, чтобы с ним не случилось ничего непредвиденного. Тем временем распорядись, чтобы сколотили крест. В развалинах крепости можно найти дерево и гвозди. Кстати, надо придумать, как удержать твоего солдата вертикально, когда его будут пороть.

Терций нахмурился, на лице его было написано недоумение.

– Вертикально? Обычно не нужно ничего, кроме толстого бревна. Перекидываешь через него жертву, привязываешь за руки и за ноги, чтобы он не дергался, пока ему обрабатывают спину.

Примипил закатил глаза к небу.

– Да, я знаю. Но в этот раз мы сделаем по-другому. Нужно, чтобы этот идиот стоял прямо, пока мы будем лупить его до смерти, если ты понимаешь, о чем я. Поэтому я хочу, чтобы вы вкопали в землю два толстых столба. Их высота должна быть достаточной, чтобы удержать его тело вертикально, и располагаться на таком расстоянии один от другого, чтобы жертву можно было растянуть между ними с помощью веревок, привязанных к запястьям. Наклони их немного вперед – тогда он не упадет, даже если потеряет сознание. И имей в виду, что они должны быть наклонены в противоположную сторону от плаца. Свободен.

Когда Терций закончил все приготовления, время близилось к полуночи. При свете факелов солдаты его центурии вкопали два крепких столба, которые должны были удерживать пленника вертикально во время предстоящей экзекуции. Рядом водрузили простой крест, сделанный из двух обгорелых бревен. Одно вкопали в землю плаца, засыпанную гравием, а другое положили сверху и прибили гвоздями. Распустив рабочую команду мыться и спать, Терций устало вошел в палатку, где спокойно сидел один из помощников опциона.

– Я покараулю его часок. Иди помойся и перекуси что-нибудь. Он никуда отсюда не денется.

Офицер почтительно кивнул и бросил на узника выразительный взгляд, красноречиво говоривший все то, что военная дисциплина не позволяла ему произнести вслух.