Владимир Григорьев - Григорий Шелихов Страница 19

Анюта с застывшей в глазах слезкой огорчения, сожалея, вглядывалась в изуродованное подглазным синяком красивое и смелое лицо Цыганенка. Смешливая Катенька, взглянув на скособоченный рот избитого музыканта, подмигивавшего ей, не выдержала и прыснула от смеха.

— Убирайтесь отсюда! — крикнул Григорий Иванович, услышав их горошком просыпавшийся смех. — Взаперти держать буду неслухьяных!..

Амбарные сторожа поняли разгневанный выкрик хозяина как поощрение к тумакам. С поспешной ретивостью, обозленные недавним сопротивлением задержанных при подкопе амбара, они мгновенно вытолкали музыкантов за двери комнаты, еще мгновение — и на крутой лесенке, спускавшейся в людскую, послышались приглушенные голоса сторожей и грохот тел, скатывавшихся по ступенькам лестницы.

Шелихов расхохотался, но, заметив недовольное и недоумевающее лицо Натальи Алексеевны, оборвал смех и неспокойно заходил из угла в угол по комнате, поглядывая на жену как бы в ожидании помощи.

А спустя небольшое время из людской в хозяйские комнаты долетели печальные звуки скрипки Яшки Цыганенка. Счастливая догадка подсказала Цыганенку вдохновенную импровизацию на голос любимой песни хозяина амбаров, совпадавшую с собственным предчувствием злополучного музыканта об ожидающей его с товарищами судьбе.

Не шуми, мати зеленая дубравушка,Не мешай мне, добру молодцу, думу думати,Как заутра мне во допрос идтиПеред грозного судью — самого царя.

. . . . .

Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын,Что умел ты воровать, умел ответ держать,Я за то тебя, детинушка, пожалуюСреди города хоромами высокими,Что двумя ли столбами с перекладиной.

Шелихов вздрогнул, посмотрел на Наталью Алексеевну. Та тоже слушала и молчала, сидя за столом напротив. По лицу ее бежала тень печали. Григорий Иванович не выдержал, сказал:

— Уж и сам не придумаю, как с варнаками быть!.. Спустись в людскую, Наташенька, скажи, сыграли бы чего повеселее…

Наталья Алексеевна вышла и надолго задержалась в замолкшей людской, а чуть вернулась, из-под клети понеслись веселые голоса и топот ног в пляске под ухарский напев ходовой варнацкой несни:

Собралося нас, усов,Полна хата молодцов…Много!Ай да усы, ай да усы,Усы, усы, усы, развалисты усы!

Нам хозяин побожился:«Ни копейки денег нет!»Врет он!Ай да усы, ай да усы…Впереди сидит усище,Атаманище.Вот он!Ай да усы, ай да усы…

К нам хозяин идет,Выкупной полштоф несет —выпьем!Ай да усы, ай да усы,Усы, усы, усы, развалисты усы!

— Ну и усы! — захохотал мореход. — Пошли им, хозяюшка, водки. Пускай хлебнут, оглодки бессчастные, перед…

— …прощением! — решительно закончила Наталья Алексеевна.

— Каким таким прощением? — вопросительно посмотрел Шелихов на жену. — Нет их вины передо мною, может, я перед ними виноватым буду, да ничего не поделаешь, уж больно-то оказия подходящая…

И тут же, волнуясь и спеша, Григорий Иванович изложил Наталье Алексеевне возникший в его голове рискованный по своим последствиям план: отпустить музыкантов, а их скрипки и флейты доставить губернатору самолично, чтобы снискать этим его расположение, передать давно заготовленную записку о плавании в Америку и попросить о поддержке в споре с компанионами.

— «Где подобрал мои скрипки, при каком таком случае?» — спросит тебя губернатор, — трезво подошла к такой нелепой мысли мужа Наталья Алексеевна. — Якобий-то знает, кому какая скрипица выдана, и начнет пороть…

— А мне на поротом гузне не сидеть, — вяло, больше из упрямства, отстаивал Шелихов свою затею.

— Нет, не годится… Подумай-ка, на что ты сядешь, сам ежели, не дай бог, под кнут угодишь… Давно ли славного морехода и первой гильдии купца Бечевина тут же в Иркутске губернатор Трескин в тюрьму посадил да и до смерти забил?..

Шелихов и сам понимал, что придуманный им способ снискать расположение генерал-губернатора для своих мореходческих интересов сомнителен, а для попавших в его руки несчастных музыкантов слишком жесток. В годы былых скитаний Шелихов не раз вынуждался добывать себе кусок хлеба воровством, и об этом он никогда не забывал. «Но ежели я упущу такой случай завоевать на свою сторону губернатора — все пропало. А случай, — терялся в размышлениях Шелихов, — есть случай, его за деньги не купишь».

— Постой! Нашел, думается, дорожку, Наташенька, — оживился он. — Только миром с людьми эту дорожку обговорить надобно… В точку все и выйдет! Зови оглодков сюда, Наташенька, всех до одного!..

С таким лицом Григорий Иванович — Наталья Алексеевна навсегда запомнила это — выходил на просторы океана из лабиринта узких проливов и проходов Алеутских островов.

— Что с людьми в согласии надумаешь, на то и я согласна, — повеселела и Наталья Алексеевна, направляясь звать арестованных музыкантов к хозяину.

Шелихов с нарочитой суровостью оглядывал людей, робко входивших в комнату. Задержав взгляд на бледном лице Яшки Цыганенка, сказал:

— Вижу, вы доподлинные усы и на ус сумеете намотать мою сказку… Шли вы, значит, через Хмельники приангарской дороженькой. Для чего попали в худое место — не знаю и знать не желаю. Только шли вы и шли, и напали на вас лихие люди. Ну, как водится, обшарили, денег не нашли — отобрали скрипицы и жалейки ваши, как вы ни плакались… Запомнили?

— Все запомнили! — не смущаясь непонятной поначалу речью хозяина, бодро ответил Яшка Цыганенок, в надежде, что конец ее несет избавленье от кнута на кобыле.

— Нет, не все! Еще тверже запомните, — продолжал Шелихов, что послал вам навстречу Исус милостивый купца. Скажем, это был я с людьми, кои вам под моим амбаром в холку наклали. Вы ко мне с криком: выручай, мол, лихие люди забрали губернаторские скрипицы и нас обидели… Ну, я пограбленное у шпыней отобрал, а вам по шеям дал, чтоб поскорей домой бегли и в Хмельниках забавы себе не искали…

— А скрипки? — тоскливо спросил Цыганенок.

— Скрипки у купца остались. Купцу к его превосходительству за всякую цену попасть надобно, а для чего — не вашего ума это дело. Вот я к его превосходительству со скрипицами и доберусь, и музыки ваши, как обещался, в целости его превосходительству доставлю… Уразумели, к чему сказка клонится?

— Ежели иначе нельзя, и на том спасибо! — криво усмехнулся отчаянный Яшка, соображая, не удастся ли вытянуть еще какое-нибудь послабление из купеческого усердия выслужиться перед губернатором. Яшка, конечно, не мог знать, как много интересов было связано у Шелихова с надеждой стяжать своей «сказкой» благосклонность Якобия, не желавшего допускать перед свои очи никого из иркутян, пока не закончится «нужная» война.

— Чем недоволен? — хмуро спросил Шелихов. — Али тем, что за амбар кнута отведать избавляю?

— За самовольную прогулку в Хмельники березовой каши тоже наглотаемся, горькая она! — чуть слышно проронил Цыганенок под сердитые окрики товарищей, довольных уже и тем, что хозяин не вспоминал воровского дела под амбаром.

— Розги? Это еще дешево отделаешься, розгами вас, поди, каждый день за музыку дерут… Я не принуждаю, сами выбирайте: сказку о Хмельниках али правду про подкоп в амбаре?..

Шелихов был искренен в желании не допустить злополучных музыкантов до тяжелого наказания кнутом, которое при бешеном нраве Якобия для многих могло бы закончиться смертью.

Отводя от них неизбежное тяжелое наказание за покушение на купеческую собственность, Шелихов тем более считал себя вправе использовать их злое намерение как ступеньку, чтобы войти в расположение губернатора и защитить эту самую собственность от покушений более сильных грабителей. А розги — розог он и сам отведал немало на заре своей юности. В то жестокое и грубое время кнутобойства в растяжку на кобыле, вырывания ноздрей и палочного битья с прогоном сквозь строй розги казались такой легкой мерой наказания, что их и в расчет не принимали в серьезных случаях жизни.

Шелихов не счел нужным разъяснять преподанную «оглодкам» философию розог, но музыканты и так все поняли без дальних слов и повалились мореходу в ноги.

— Награди тебя господь за добродетель твою, господин купец. Пошли, всемилостивый, здоровьица хозяйке и детушкам твоим, а я век за тебя бога молить буду! — лепетал, глотая слезы, сухой и сморщенный фаготист Еремка. Липкая тошнота и теперь подступала к его горлу при одной только мысли об ожидавшем их кнуте.

— Ну-ну, идите, усы оборванные, да опять о чей-нибудь амбар не зацепитесь. Поспешайте, предупредите Репье свое, начальника вашего, чтобы умел ответ-то держать, когда я скрипицы его превосходительству представлю… Поспешайте, а я следом за вами прибуду!..